DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

Сосед справа крадется вниз, не отрывая взгляда от намеченной мной жертвы. Вот он уже у пустого седьмого ряда, лезет вперед, пригнувшись, прячась за спинки кресел…

Мое сердце пускается в галоп. Я пытаюсь разобраться в мороке незнакомца, понять, чего он удумал, – но плывущий над ним пузырь состоит из стольких разноцветных нитей, что вычленить что-либо невозможно.

Медленно спускаюсь по второй лестнице, не отрывая взгляда от странного парня. Вот он поравнялся с девушками, аккуратно садится в кресло позади, неуверенно ерзает, будто хочет окликнуть, но стесняется. Может быть, просто собирается познакомиться? Почему бы и нет? Вот он наклоняется, тянется к кудрявой блондинке, и…

Я вижу появляющийся изо рта хоботок.

Наверное, я вскрикиваю, потому что в следующую секунду головы поворачиваются в мою сторону. Не могу вспомнить, потому что на краткий миг вязкой дурноты полностью отключаюсь.

Фильм идет своим чередом – из колонок грохочет тревожная музыка, поспешно сменяются сочные картинки на экране. Зрители, обернувшиеся на крик, один за другим возвращаются к просмотру. Чудик у дальней стенки их особо не интересует – разве что девушек, сидящих ближе всех, которые время от времени настороженно поглядывают назад. Они не обратили внимания на появление нового соседа – да и кто замечает людей, садящихся позади в кинотеатре?

Парень за ними недвижим, как статуя. Он смотрит на меня не отрываясь, и вид у него крайне испуганный. Это подросток лет пятнадцати, тощий и бледный, в неприметной темно-серой футболке. Жидкие черные волосы растрепаны, морок над плечами по-прежнему нечитаем. Неожиданно я понимаю, что это означает. Слишком много воспоминаний для столь юного возраста…

Пугающая, невероятная догадка вспыхивает в голове.

Он такой же, как я.

Он такой же, как я!

Это совершенно немыслимо, ведь я знаю, что у меня нет никаких братьев. Ведь я знаю, что наша мутация уникальна и передается от отца к сыну. Ведь я хорошо усвоил родительские уроки.

Ничего ты не знаешь, Джон Сноу.

Я делаю шаг навстречу пареньку, когда он срывается с места и задает стрекача прямо по спинкам кресел. Пару раз падает, но тут же вскакивает и бежит дальше.

Я пускаюсь вдогонку. Люди смотрят вслед – плевать! Я должен поговорить с ним, должен узнать, кто он и откуда взялся.

Паренек скрывается за дверьми с горящей поверх надписью «Выход». Бегу следом, отставая на добрый десяток метров. В холле пусто. Замечаю мелькнувшую вдалеке серую футболку. Откуда-то появляется работник кинотеатра в синей униформе, что-то говорит. Отталкиваю его, бросаюсь за беглецом.

Время близится к закрытию, и народу в комплексе почти нет. Спина тощего парня виднеется вдали – он улепетывает, лавируя среди поздних покупателей. Возникает надежда, что бегущего задержит охрана, но нет – беглец, не сбиваясь с шага, проскальзывает во вращающиеся двери.

Устремляюсь следом. Охранники косятся подозрительно, но не мешают.

Моя цель – у дальнего края парковки. Бросок дался парнишке нелегко – он стоит, согнувшись, уперев руки в колени, тяжело хватает ртом воздух. В бледном лице ни кровинки.

Я и сам тяжело дышу, сердце колотится под кадыком, голова идет кругом. Внутри – незнакомое прежде опустошение и тревога.

Всю жизнь я считал себя особенным. Единственным, уникальным и неповторимым. Избранным. Я упарывался лучшими воспоминаниями, торчал на краденом успехе, будто на мефамфетамине. Балдел от чужих побед. Впитывал дармовые знания и опыт.

Но этот парень…

Делаю шаг в его сторону, и тут подросток, заметив меня, вновь бросается наутек. Кричу, чтобы он остановился, но он лишь прибавляет скорости. Пересекаем шумную дорогу, петляя промеж сигналящих автомобилей. Отовсюду летит ругань, визжат покрышки. Чудом разминаюсь с огромным автобусом, а когда он проезжает, беглец отрывается еще больше, ныряет во дворы по ту сторону дороги. Бегу следом, задыхаясь. Двор. Забор школы. Мусорные баки, узкая тропинка промеж гаражей, еще один двор…

Спина беглеца мелькает впереди.

Разбитое футбольное поле, ряды поломанных лавочек. Пьяная компания, окликают. Огибаю по широкой дуге. Протискиваюсь между мусоровозом и припаркованными на газоне легковушками.

Теплые летние сумерки цвета индиго постепенно уступают место ночи.

Похоже, я переоценил свои силы. Дворы мелькают, как кадры в кинохронике, незнакомые улочки сменяют друг друга. Спина в темно-серой футболке отдаляется все больше, пока наконец не пропадает за одним из поворотов. Выбегаю за угол и понимаю, что беглец ушел. В голове гулко стучит кровь, колет в боку, легкие горят огнем…

Обнаруживаю себя в какой-то подворотне – задыхающимся, потным, обессиленным. Уже совсем стемнело. Увлеченный погоней, я оказался в незнакомом районе и понятия не имею, где нахожусь. Название улицы на табличке дома ни о чем не говорит. Я заблудился.

А еще пропустил сегодняшнюю кормежку.

Чувствую, что мне до одури хочется догнаться. Выпить кого-нибудь, немедленно, прямо здесь… Воспарить на крыльях эйфории, восстановить силы. Забыть об осторожности. В конце концов, разве я в опасности, Скайлер? Я и есть опасность…

Но темная улица пуста. Иду вперед – туда, где вдалеке мнится гул широкого проспекта. Сворачиваю в арку, крадусь дворами, мимо припаркованных машин, мимо потрескавшихся бетонных клумб и мусорных баков, мимо пластиковых детских городков. В просвете между домами виднеются отсветы большой дороги. Вываливаюсь наружу, к людям и свету.

Странное волнующее чувство пробуждается где-то внутри, рождает пупырышки на немеющей коже. Дежавю. Красивый дом с колоннами, вход в метро и стела, пронзающая небо, кажутся до боли знакомыми, хотя я уверен, что никогда здесь не был. Осматриваюсь, подмечая все больше деталей. Рисунок брусчатки. Облупившийся советский герб на стене. Булочная с гигантским кренделем на вывеске… На языке появляется привкус заварного эклера. Я так люблю его, я никогда его не пробовал.

Лоб покрывается испариной. Да что со мной?

Делаю несколько неуверенных шагов. Так не штормит от выпитых воспоминаний, здесь явно что-то другое…

Тонкий людской ручеек выплескивается из дверей метрополитена, течет мимо, огибает. Припозднившиеся пешеходы торопятся попасть домой. Пульсирующие, как неоновые вывески, пузыри морока пробуждают голод.

Осматриваюсь по-новому, отыскивая знакомые аппетитные отсветы, прихожу в себя. Что бы там ни было с этим местом, мне нужно поесть. Нужно догнаться.

Бак должен быть полон.

В калейдоскопе колышущихся разноцветных пузырей натыкаюсь на что-то интересное. Морок, плывущий в переливающемся месиве красок, смутно отличается от других, цепляет, и я уже не могу от него оторваться.

На первый взгляд он выглядит удручающе – мужчина, бредущий в мою сторону с опущенной головой, явно многое пережил. Тяжелые каменно-серые тона соседствуют с глубокими пурпурно-синими. Цвета отчаяния и потери, с которой так и не удалось