Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика - Федор Раззаков

Романов (не слушая): Где вы видели сейчас такие френчи? Это же фальшиво.

Я: Кстати, наш начальник отдела кадров ходит в таком френче.

Романов: Ну нельзя же из-за этого вставлять этот эпизод в фильм!

Разговор зашел в тупик. Решили смотреть всю картину вместе с Райкиным…

Через два дня смотрим всю картину в том же составе, начальник главка Головня, министр, но плюс Райкин. Как только зажегся свет, Райкин и говорит: «Смотреть такую картину без публики очень странно, зрители должны смеяться, а тут гробовое молчание».

Романов: Но прежде чем зрители начнут смеяться, нужно решить, можно ли смеяться…

Райкин: Это получается – такой просмотр – как будто клоун кувыркается наедине с самим собою.

Романов: Вообще картина интересная, но вот ритм и темп задерживаются из-за моментов закулисной жизни. Много вас вне сцены, а интересно смотреть ваши номера.

Райкин: Но если оставить одни номера, то они не будут смотреться. Ведь даже в театре я играю номер, потом идет чье-то другое выступление, а потом снова я.

Романов: Ну, может быть. А вообще интересно. Ну а как вы думаете насчет «Юбилея»?

Райкин и я стали говорить в защиту «Юбилея», а Романов не очень возражал. Но спросил начальника главка: «А не получится у нас, как с тем письмом?»

Райкин: Что за письмо?

Романов: Начальнику Дальневосточной конторы кинопроката прислали письмо, что если он будет продолжать демонстрировать «Председателя», то ему окна разобьют.

Райкин: Ну, если обращать внимание на письма – вы знаете, сколько их я получаю?

Романов: А мы? Думаете, мало?

Я: Мне кажется, что за эту картину стекла бить не будут.

В общем, все идет к концу. Романов благодарит нас за картину, говорит, что выпустит ее как художественную. Собираемся расходиться, и вдруг начальник главка Головня говорит: «Не сочтите меня перестраховщиком, но вот эту фразу о слабом звене в цепи империализма я бы посоветовал убрать. Вы поймите меня правильно – вашу картину увидят миллионы, будут над этой репликой хохотать. А потом они придут в Университет марксизма, в школы, услышат эту ленинскую фразу и снова будут смеяться. Нехорошо».

Романов, конечно, поддержал это предложение, я начал было спорить, но Райкин тоже стал на их сторону: «Конечно, ее можно вырезать. Даже будет лучше…»

А когда мы одевались внизу, он говорит: «Очень прошу, Васенька, вставьте обратно фразу, которую вы раньше вырезали: «В искусстве я продержался долго – с той поры, когда сатиру ругали, и до той поры, когда ее вновь стали ругать». Умоляю. Они же никогда больше не увидят картину…»

Фильм «Аркадий Райкин» вышел на экраны страны в начале 1968 года. Причем прокат у него был фантастический: только в Москве в первую неделю его пустили в 43 кинотеатрах, а во вторую – уже в 58. Редкий художественный фильм (а этот был документальный) удостаивался такой чести.

На волне успеха этой ленты в том же году Аркадию Райкину было присвоено звание народного артиста СССР. Еврейская общественность ликовала: за три последних года сразу двое ее деятелей из числа эстрадников получили столь высокое звание: Леонид Утесов (в 1965-м) и Аркадий Райкин. Причем если первый стал «народным» с опозданием (Утесову на момент награждения исполнилось 70 лет), то Райкину было всего 57 лет. К тому же он по своему статусу стоял выше Утесова: последний был пропагандистом легкого жанра – джаза, а Райкин трудился на ниве сатиры, которая всегда считалась в СССР весьма нелегким и рискованным делом.

Между тем к чувству радости у еврейской общественности добавилось и чувство горечи. 21 августа 1968 года случился ввод войск Варшавского Договора в Чехословакию с целью подавления «бархатной революции» – экономических и политических реформ по лекалам чешских либералов еврейского происхождения (Кригель, Гольдштюкер и др.), ставивших конечной целью своего реформаторства постепенный отход от Восточного блока сначала в экономической сфере, а потом и в политической. Как верно написал журналист К. Ерофеев:

«Если бы не жесткие действия СССР и его союзников, то руководство ЧССР, мгновенно миновав стадию «социализма с человеческим лицом», бросилось бы в объятия НАТО, войска альянса оказались бы у границ СССР. Варшавский блок лишился бы стратегически важного плацдарма в центре Европы. Незамедлительно начались бы центробежные процессы в лагере социализма. Все эти опасения «блестяще» подтвердились в конце 80-х – начале 90-х. Советский Союз не вынес урока из тактической победы в 1968 году. Вместо продуманных и осторожных реформ по китайскому варианту в стране начались экономический застой и политическая деградация…»

После этого «блицкрига» началась радикализация советского еврейства, которое не смогло простить советскому руководству подавления «бархатной революции». Последняя могла бы стать локомотивом для всего Восточного блока в деле проведения активных рыночных реформ, должных скрестить социализм с капитализмом. Однако высшая советская элита на тот момент еще не была готова к подобному повороту событий. Поэтому «пражская весна» была всего лишь придушена, но не задушена. Джинна просто закупорили в бутылке до лучших времен.

Еврейская элита в СССР, охочая до рыночных реформ, естественно, не могла заглянуть в будущее и предвидеть того, что рано или поздно этого джинна все-таки выпустят. Тогда, в 68-м, она была уверена, что советская система не реформируема и отныне подлежит только одной операции – уничтожению. Короче, если в начале 60-х, когда в СССР зародилось политическое диссидентство, количество евреев, желавших погибели советской системы, было не слишком велико, то после Праги-68 их число стало расти в геометрической прогрессии. Однако Аркадия Райкина к их числу отнести было никак нельзя. Он как раз относился к тем евреям, которые долгие годы были опорой для советской системы и которые настолько с ней срослись, что вне ее своей жизни уже не мыслили. Как верно заметила Мариэтта Шагинян:

«Искусство Райкина, рожденное при советском строе, плоть от плоти советского строя, растущее вместе с ним, живущее заботами и проблемами этого строя, становится потребностью для миллионов советских работников, так как отвечает на более широкую, глубинную потребность именно социалистического развития нашего общества – потребность в самокритике…»

Если взглянуть на проблему шире, то в голову приходят следующие размышления. Только при советской власти евреи сумели выдвинуть из своих рядов тысячи выдающихся деятелей в разных сферах жизни общества: в науке, медицине, литературе, кинематографе, эстраде, музыке, балете, изобразительном искусстве, журналистике, телевидении, радиовещании и т. д. Все это было не случайно. Евреи обладают удивительной способностью синтезировать чужую культуру и, пропустив ее через культуру своего народа, явить миру нечто новое, шедевральное. В СССР такой культурой для евреев стала русская, с ее гуманизмом и высокой духовностью. Вот почему на советской почве расцвело столько еврейских талантов, включая и Аркадия Райкина (к примеру, в Израиле ничего подобного мы не видим, так как там еврейская культура ни с какой другой тесно не переплетается).