У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - Юрий Дьяков

С этого периода начинается третий этап нашей деятельности. Немцы, укрепившись на высотах в районе Ельшанки, Купоросный и имея очевидно данные о работе нашей станции, предприняли ожесточенный артиллерийский обстрел. Вначале они пристреливались, а затем уже точной наводкой немцы сосредоточили огонь на нас исключительной силы. Наибольшей интенсивности артиллерийский огонь достиг 23 сентября, когда по нашему объекту было выпущено до 400 снарядов. Жаркий это был день и тяжелое время для рабочего персонала, особенно он оказался роковым для наших агрегатов.

Вначале отдельными выстрелами, потом залпами (которые обычно военные называют огневыми налетами), наша станция была полностью выведена из работы. В самом начале этого артиллерийского огня мне удалось прорваться на электростанцию (я находился в командном пункте) – на станции картина была ужасная. Снаряды, которые попадали в станцию, помимо своих осколков несли за собой разрушение строительных узлов, агрегатов и всю эту массу – осколки, части конструкции, стекло, дерево, кирпич, металл. Все это валилось на головы людей, находящихся на своих рабочих местах. Особенно тяжело было в котельном цехе. Достаточно сказать, что рабочее место водоосмотра расположено на самой верхней точке нашего здания, под самой крышей. Это рабочее место совершенно не защищено, а уйти с него – это значит, что если снаряд попал в котел и не будут вовремя приняты меры по отключению котла, он может причинить наибольший ущерб, чем даже сам снаряд. Наши водоосмотры т. Дубоносов (комсомолец) и Самофалов, как никто другой показали образцы храбрости и мужества. Достаточно сказать, что в этот день у ног водоосмотра Дубоносова упал неразорвавшийся снаряд. Он не знал, что снаряд был замедленного действия, он рисковал своей жизнью, но с рабочего места не ушел. Я сам наблюдал картину его переживаний. Он успокоился только тогда, когда этот снаряд осторожно удалили с его рабочего места, с последующей его локализацией.

Итак, станция была остановлена. Надо было решать, что делать. Немцы очень хорошо пристрелялись, огонь был точный. Работать персоналу в таких условиях было опасно. Посоветоваться в этот момент было не с кем, телефонная связь с “миром” была прервана, из командного пункта никто не мог прийти из-за интенсивного артиллерийского огня. Я решил созвать начальников цехов для того, чтобы посоветоваться с ними о дальнейшей работе.

В шутку мы называли впоследствии это совещание совещанием в Филях. Был поставлен вопрос, как быть. Если остановить – это значит, что соседние заводы не ремонтируют танки, не выпускают снарядов, это значит – весь район остался без воды, значит, армия будет без хлеба. Если пустить ее – прямая угроза персоналу и всему командному составу. Характерно, что ни один из начальников цехов не произнес слова “нет”. Все очень скромно и тихо, под непрекращающуюся артиллерийскую музыку, вынесли приговор: станцию пускать надо. Станция была пущена в тот же день 23 сентября…

Наступившая темнота вначале несколько уменьшила, а впоследствии совершенно прекратила артиллерийский огонь. Очевидно, немцы ориентировали свою стрельбу по дыму и пару, исходившим со станции. Артиллерийский огонь не прекращался вплоть до 10 ноября. Но уроки 23 сентября заставили наших областных руководителей принять решение о работе станции только в ночное время (было указание обкома партии по этому вопросу).

Итак, мы работали до 23 октября, причем в светлые хорошие ночи нас продолжали обстреливать с той же интенсивностью. Когда днем не работали, артиллерийского обстрела не было.

Но при остановке станции в дневной период мы не учли одного обстоятельства. Армия нуждалась в кислороде. Работа кислородной установки требовала непрерывной работы. Нужно было перейти на круглосуточную работу. Артиллерийский огонь здесь продолжался круглые сутки. Для того, чтобы пробраться из одного цеха в другой, или пройти в столовую, нужно было несколько раз проделать соответствующее падение или залечь в щели, находящиеся по пути.

В первые дни осады, учитывая угрозу нашему персоналу, мы вывезли весь свой основной персонал с оставшимися частично семьями (основная часть была вывезена до осады города), направив их в восточные районы для использования в наркомате электростанций.

В октябре месяце на станции оставался боевой коллектив, насчитывающий до 150 человек. Выбор коллектива, который должен быть остаться, был проведен удачно – ни капли паники, ни одного случая недовольства или проявления трусости не было, наоборот, было несколько случаев исключительно героического поведения со стороны нашего персонала.

Вот один из них.

В один из октябрьских дней снарядом порвало магистральную мазутную линию. Станция должна была пойти на остановку, но старший кочегар Константин Харитонов (примерно 28 лет), несмотря на горячий мазут, который с ног до головы ошпарил его, несмотря на то, что ему захватывало дыхание, произвел соответствующие манипуляции, отсоединил поврежденный участок без остановки станции. Были отдельные случаи, когда личные примеры командного состава – начальников цехов, мастеров – помогали проявлять примеры стойкости. Например, после одного из интенсивных обстрелов ведущий кочегар Шестернин в беседе с рабочими сказал, что сегодня пережил очень трудные минуты.

Вы представляете, я не видел не только свой обслуживаемый котел, не только тепловой щит, которым я управляю, но от тех осколков, той пыли, которые сыпались на меня, я не видел самого себя. Чувство одиночества оно пугало меня, в тот момент, когда я, казалось бы, потерял самообладание, появляется один из руководителей станции и я, как окрыленный, продолжал стоять на своем рабочем месте.

Когда до периода осады у нас был заместитель председателя Совнаркома товарищ Малышев, то он в беседе с командным составом станции сказал: «Пусть лучше пострадает один – два командира, но нужно личным примером со стороны командного состава обеспечить нормальные условия для работы нашей станции». И наши командиры, именно: начальник электрического цеха Львов, начальник котельного цеха Кругляков, начальник турбинного цеха Крыжановский, заместитель главного инженера Карпов при любых обстоятельствах всегда появлялись там, где этого требовало обстоятельство. В такие тяжелые минуты хладнокровное поведение руководства имеет очень серьезное значение. И мы, помня указания тов. Малышева, осуществили это у себя на практике. Это эффективный и надежный момент работы станции в любых военных условиях.

Здесь нельзя забыть такого человека, как дежурный электрик тов. Карочанский, который, несмотря на свист снарядов, непосредственную близость разрыва их, пунктуально и точно выполнял свои задачи.

Я помню 23 сентября, когда я осуществлял пуск станции и давал соответствующие указания о подготовке к пуску тех или иных агрегатов, со стороны тов. Карочанского я слышал лишь одно: «Я уже это сделал». Интересно, что очень часто при сильных огневых налетах трудно было персоналу, который по нашему указанию становился на места, более безопасные от падающих конструкций и разрывов снарядов, но вы можете в этот момент пойти на главный щит и увидеть, вернее услышать, нечто необычное: на фоне артиллерийской музыки вы слышите классические музыкальные произведения – это тов. Карочанский сидит и «проигрывает» пластинки на патефоне.

Хорошие примеры смелости показали у нас девушки. У нас есть химический цех, в котором мы оставили маленькую горсточку женщин в количестве 7 человек, во главе с заместителем цеха т. Косовой Таисией Ивановной (техник). Рабочее место химиков было в нескольких десятках метров от основного коллектива. Было иногда немножко тоскливо и неприятно, не имея от них никаких сведений (связь, как правило, при этом была нарушена). Ни одного случая паники или беспокойства с их стороны я не наблюдал. Однажды, с большим трудом пробравшись к ним на химводоочистку, я спросил.

– Ну как, страшно?

– Нет, – говорят, – холодно.

При этом температура окружающего воздуха была плюс 20 градусов.

…Нельзя забывать и про работников нашего питания, которые также не оставляли своего рабочего места, обеспечивали, сообразно с обстоятельствами, нормальным питанием рабочий коллектив. До последнего дня, о чем я скажу несколько позже, рабочие систематически обеспечивались горячей пищей. Характерно, что весь период осадного положения мы работали на топливе, которое пришлось добывать непосредственно в Кировском районе, причем мы не пренебрегали никаким видом топлива, вплоть до применения в качестве топлива креозота. Особую настойчивость в этом вопросе проявил заместитель начальника топливного цеха тов. Лисагор.

За период осады, помимо отпуска потребителям электроэнергии и воды, которые играли большую роль в обороне Сталинграда, мы своими силами сумели отремонтировать несколько десятков автомашин, больше 20 орудий, 5 «катюш» и целый ряд других видов вооружения, обороняющих нас частей.