Кони - Сергей Александрович Высоцкий

через год император повелел «…облегчить участь Тобольского мещанина из ссыльных, Евгения Федорова Кони разрешением ему свободного выезда в губернии Европейской России…».

И на службу в Самаре Евгения рекомендовал Анатолий Федорович. Имел теперь на это нравственное право. Брат писал ему: «Можешь быть совершенно спокоен за эту твою рекомендацию, я ее не посрамлю, — урок был слишком силен и совершенно меня преобразил».

Л. Ф. Кони — А. Ф. Кони

«Срочная. Караванная, 20

Евгений скончался седьмого одиннадцать часов утра похороны пятницу».

«Самара 1892, 13 января

Завтра уже неделя, дорогой Анатолий Федорович, как Жени уже нет с нами. Все то, что нам с Борей пришлось пережить за последние дни, так и стоит перед глазами. Если бы Вы знали, как мне тяжело! Вы потеряли брата, а я потеряла все, всю радость моей с ним жизни, все свое счастье! Ведь так мы с ним жили, изо ста супружеств найдется одно, мы так привыкли, мы так привыкли делиться… впечатлениями, разговорами, что невольно думается: «Вот я с Женей поговорю, Женю спрошу, с Женей посоветуюсь». И нет со мной Жени!

…Одно из последних слов Жени было: «Кланяйся брату…» Благодарю за Ваше желание помочь мне воспитывать Борю…»

Откликнулись на смерть Евгения Кони газеты, отмечая его стихи и фельетоны, полные остроумия, интересные театральные рецензии. Он печатался под псевдонимом «Юша», «Евгений Юшин» в «Русской мысли», «Будильнике», «Стрекозе» и «Осколках»…

СЕРАЯ ВОЛНА

1

Летом 1894 года Кони пришлось срочно выехать в Одессу, чтобы провести расследование гибели пассажирского парохода «Владимир».

В ночь на 27 июня «Владимир» (водоизмещение 1026 т), выйдя из Одессы с многочисленными пассажирами на борту, столкнулся с принадлежащим Италии пароходом «Колумбия».

Море было довольно спокойным, прекрасная видимость. Большая часть пассажиров «Владимира» уже спала. Второй помощник капитана Матвеев издалека заметил — на расстоянии 8 миль — огонь «Колумбии». Но это был только белый огонь, и по нему не сразу удалось определить, в какую сторону двигается корабль — удаляется или идет навстречу. Матвеев вызвал на мостик капитана Криуна, и моряки просигналили «Колумбии», но она вместо левого поворота или прежнего курса «приняла «право на борт» и врезалась во «Владимира». Удар был настолько силен, что Матвеев оказался на борту «итальянца». «Владимир» стал тонуть. Началась паника. Пока команда русского парохода пыталась организовать спасательные работы, Матвеев и еще несколько членов команды, перебравшиеся на борт «Колумбии», уговаривали ее капитана Луиджи Пеше оказать помощь тонувшим. Сделать это оказалось непросто. В ответ на все призывы слышалась лишь грубая брань. И только вмешательство других членов экипажа, заставило Пеше отдать команду спустить шлюпки. Но было уже поздно — «семьдесят пассажиров, два матроса и четыре человека прислуги» погибли.

Кони приехал в Одессу 4 августа, предварительное следствие местные юристы уже провели. Решался вопрос о предании суду. Итальянский посланник обратился к правительству со специальной запиской, в которой пытался взять под защиту Луиджи Пеше. Задача у Анатолия Федоровича была не простая — не вмешиваясь в действия одесских судебных властей, получить точное представление о трагедии. И здесь он не изменил своему правилу — прежде всего привлек специалистов.

«Не могу не заявить, что, желая выяснить себе житейскую правду в настоящем деле, — писал он в докладной записке в министерство юстиции, — я видался с капитаном над портом… старым опытным моряком, пользующимся здесь общим и безусловным уважением и авторитетом за прямоту и чистоту своего характера и свой служебный опыт. В доверительном разговоре он передал мне (он знаком с делом, ибо все первоначальные объяснения команды и капитанов были даны, по закону, перед ним), что образ действий Пеше представляется ему возмутительным, а в действиях Криуна он видит лишь неосторожность…»

Но неосторожность, повлекшая гибель людей, считал Кони, — это уже преступление. Оба капитана должны были отвечать перед законом и за свои действия и за бездействие.

Полное и всестороннее расследование было проведено в короткие сроки. Обвинительным актом предавались «суду без присяжных заседателей отставной капитан 2-го ранга Калиник Калиников Криун 50 лет и итальянский подданный Луиджи Джоузе Пеше 54 лет, обвиненные в преступлениях, предусмотренных 1466 и 1468 статьями Уложения о наказаниях…»

2

А через несколько месяцев, в начале 1895 года, уже новый министр юстиции, Николай Валерьянович Муравьев, попросил Кони дать свое заключение по материалам судебного дела вотяков (удмуртов), осужденных за ритуальное убийство крестьянина Конона Матюнина. Так впервые в руки Анатолия Федоровича попало дело, ставшее вскоре широко известным как «дело о мултанском жертвоприношении».

Наверное, Муравьев предпочел бы поручить его кому-нибудь другому, более сговорчивому и терпимому к ошибкам полицейского и судебного расследования, но Кони был обер-прокурором уголовно-кассационного департамента, и обойти его не представлялось возможным.

Их отношения, при всей видимости благополучия, складывались трудно. Кони называл министра ритором «с верхним чутьем и низкой душой» и презирал за ту роль, которую Муравьев сыграл в 1881 году, исполняя обязанности прокурора особого присутствия сената по делу об убийстве Александра II.

Николай Валерьянович не мог забыть совета Кони: «не покидать кафедру уголовного судопроизводства в Московском университете», «где был полезен», когда ему предложили место прокурора Ярославского окружного суда. Муравьев, не без основания, считал, что именно с этого назначения начался его путь к министерскому креслу. А послушайся он совета Кони, так бы и читал лекции студентам…

Анатолий Федорович был убежден, что причина продвижения Муравьева — его, как он называл, «печки-лавочки» с великим князем Сергеем Александровичем.

Три года они работали бок о бок в судебном ведомстве, и все эти три года Кони испытывал постоянное недоброжелательство и скрытые происки со стороны министра. В одном из своих писем Б. Н. Чичерину Анатолий Федорович писал, что Муравьева «…интересуют все дела, которые могут, под влиянием вредных и отсталых людей, вроде меня, окончиться не согласно с видами и вкусами влиятельных лиц, и между ними in primo loco[39] Победоносцева, и тем помешать осуществлению его страстного желания быть министром внутренних дел… Общее развращающее влияние Муравьева] отражается на холопских приговорах суда и нередко и на бездушных разъяснениях сената».

Вот при каких условиях Кони предстояло начать войну за восстановление справедливости, нарушенной сарапульским судом. А в том, что суд присяжных постановил приговор неправедный, Анатолий