Последний гвоздь - Стефан Анхем

Слейзнер улыбнулся и подошел к ней.

– Я думаю, ты даже не представляешь, как сильно я этого ждал. Как я мечтал именно об этом моменте. Это был мой свет в туннеле – в один прекрасный день увидеть тебя вновь. Единственная и неповторимая Дуня, – всплеснул руками Слейзнер.

– Жаль, что я вынуждена тебя разочаровать.

– Кто что-то говорил о разочаровании? Для меня все началось лучше некуда. Привет, Ким. Конечно, тут ты могла бы придумать что-то поинтереснее. Но ты наверняка раскочегаришься. У нас целый день впереди. Вся ночь, если нам того захочется.

– У меня есть право на защитника.

– Защитника? – Слейзнер разразился смехом. – Я же говорил, что будет весело. Во-первых, это не допрос, где тебе нужно держать за руку плохо сидящий костюм. Нет ничего, что ты могла бы мне рассказать, чего я еще не знаю. Во-вторых, у тебя ни на что нет права. – Он наклонился вплотную к ее уху. – Ибо так сложилось, что это моя территория, и здесь действуют мои правила. – Он высунул язык и дал кончику пробраться в ее ухо, а затем продолжить путь вверх к виску и лбу. – Понимаешь ли, мы так и не обнародовали, что ты арестована. Сегодня мы, конечно, арестовали кое-кого, кто сильно тебя напоминает. Но ее, как оказалось, зовут Камилла Крюстхофф, а не Дуня Драная Сучка Хугор. – Он пожал плечами.

Так вот о чем они с Реннингом говорили на встрече в Диамантен. Крюстхофф, и держать под контролем для ее же блага. Как ни старалась, она не могла этого осознать. То, что Слейзнер в принципе был способен на все, было очевидно для нее, но вот Микаэль Реннинг, которого она еще полгода назад считала своим лучшим другом? Либо он что-то не понимал, либо у Слейзнера был на него компромат.

– Так что, к сожалению, никто не знает, что ты здесь, – продолжал Слейзнер. – На самом деле, никто даже не знает, что я здесь. Может, ты думаешь, что за зеркалом кто-то есть, но это не так. И эти камеры. – Он указал на две камеры наблюдения на потолке. – Не спрашивай меня почему, но они обе явно не работают. – Он снова всплеснул руками. – Какое невезение! Для тебя. Не для меня. Ведь теперь я могу делать все что захочу.

Без предупреждения он ударил ее в лицо так сильно, что кровь хлынула из носа, ее отбросило назад, и она упала бы со стула, если бы не была прикована.

– Например, вот это, – продолжал он. – Именно этого мне сейчас хотелось. На самом деле, было очень приятно. – Он погладил окровавленные костяшки. – Как прекрасно понимать, что я сделаю это снова. – Он снова ее ударил. В то же место, тоже кулаком, но еще сильнее. – Упс. Кажется, нос сломался. По крайне мере, он совсем кривой. А всегда был таким утонченным. Бедная Дуня со своим милым носиком. Пуф, и нет ее. – Он прижал указательный палец к сломанному носу и надавил. – Вместо нее здесь вдруг сидит Камилла с очень кривым и совершенно окровавленным носом.

Слейзнер выдвинул один из стульев, сел напротив нее, и наклонился вперед.

– Вообще, должен признаться, мне нравится твой новый образ. Тебе идет, что ты избавилась от той детской пухлости и в глазах теперь больше чертовщинки. – Он протянул вперед правую руку и начал сжимать ее груди, сначала одну, потом другую. – Но вот с ними нужно что-то делать. Их никогда нельзя было назвать особенно большими, но это ни в какие ворота. – Он задрал ее толстовку и начал их разглядывать. – Когда ты в последний раз смотрелась в зеркало? Они же совершенно перетренированы. Выглядят так, будто ты выкормила грудью половину третьего мира. В них осталась хоть какая-то чувствительность? – Большим и указательным пальцами он сжал один сосок. – Представь, что это обычный визит к маммологу и дай знать, когда что-то почувствуешь.

Боль усиливалась по мере того, как Слейзнер сжимал все сильнее, и через некоторое время она стала такой сильной, что Дуня начала потеть. Но не произнесла ни слова. Ни звука. Все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы выдержать и промолчать, и когда он, наконец, сдался, она уже почти теряла сознание.

– Точно, как я и предполагал, – сказал он, откинувшись на стуле. – Слишком много спорта и мало секса. Кстати, пить хочешь?

Она не ответила, просто стала смотреть ему в глаза. В эти зеленые мерзкие глазки, которые непрерывно искали слабые места. Она успела досчитать до ста сорока двух, когда он с улыбкой вышел из поединка.

– Я точно знаю, о чем ты думаешь, – сказал он и начал чистить ногти. – Я знал это на протяжении всей этой маленькой игры в кошки-мышки. Вот почему я всегда был на шаг впереди, если тебе интересно. – Он рассмеялся. – Прямо сейчас, например, ты думаешь, что если просто будешь молчать достаточно долго, я в конце концов устану, и это наконец-то закончится. Но, как и во многих других вещах, ты и тут ошибаешься. Дело в том, что для тебя это никогда не кончится. Сейчас ты, наверное, думаешь, что я лгу, и, наверное, хорошо, сохранять веру в то, что солнце однажды выглянет из-за туч. Но правда в том, что твое положение больше не улучшится. Так что лови момент и наслаждайся. – Он встал. – Точно не будешь пить? Я, конечно, просил их прибавить жару, но вот вопрос, не переборщили ли они. – Он подошел к кулеру, достал пластиковый стаканчик, наполнил его водой и выпил. – Ммм, иногда нет ничего лучше, чем несколько глотков ледяной кристально чистой воды. – Он снова наполнил стаканчик и выпил. – Просто дай знать, если передумаешь. – Он третий раз налил воды, а затем вернулся и поставил стаканчик на стол перед ней. – Он ждет тебя прямо здесь.

– Сорок восемь часов. Ты не можешь держать меня дольше без предъявления обвинений, – сказала она.

– Совершенно верно. – Слейзнер не мог скрыть своего восторга от того, что она наконец-то подала признаки жизни. – По крайней мере, могло бы быть совершенно верно. – Он сел на край стола и наклонился к ней. – Мне жаль, что приходится говорить тебе это. Или нет, кстати, совсем не жаль. Но дело в том, что в твоем случае не будет никаких обвинений и никакого суда. Круто, а? – Он всплеснул руками. – Как я понял, ты, видимо, так хорошо научилась прятаться, что нам так и не удалось тебя найти, и в итоге, у нас не было другого выбора, кроме как прекратить поиски. Так что поздравляю. –