Последний гвоздь - Стефан Анхем

Он несколько раз поаплодировал. – К сожалению, для Камиллы Крюстхофф все складывается не так удачно. Она будет безусловно освобождена и сможет покинуть изолятор уже сегодня ночью. Но увы, свободы у нее будет немного. Если только она не считает свободой землянку в неизвестном месте. О свете дня ей можно забыть, что, несомненно, будет трудно в начале. Но спустя время она забудет, как он выглядит, и ее единственным желанием останется то, чтобы это когда-нибудь закончилось. Чтобы она перестала существовать, и чтобы черви получили свое. – Он засмеялся. – Некоторое время у меня на самом деле был план порезать ее. Знаешь, просто сверху вниз моим маленьким керамбитом. – Одним быстрым движением он достал боевой нож с характерно изогнутым лезвием и приставил его к ее горлу. – Это, конечно, было бы чудесно и принесло бы сиюминутное удовлетворение. Знаешь, немного похоже на преждевременную эякуляцию. Так что я решил максимально это оттянуть и подарить ей настоящую, как это называется, тантрическую смерть. – Он убрал нож в ножны. – Согласись, это лучше. Я хочу сказать, что раз она маленькая шлюха, сначала я должен с ней поразвлекаться. По крайней мере, первые пять-десять лет. Потом она, вероятно, станет слишком уродливой и отвратительной, когда медленно, медленно начнет увядать. Потому что, конечно, у меня есть холодный расчет, что она будет пытаться отказываться от еды и морить себя голодом. Но в моем мире я сам решаю, сколько еды она получит. Поэтому она будет питаться через зонд. – Он пожал плечами. – Наверное, не самая приятная вещь, но что поделаешь. А иногда, когда она меньше всего будет этого ожидать, в еде окажется что-то, чего там быть не должно. Знаешь, это может быть все что угодно, от крысиного яда до чистящего средства. Не много, а именно столько, чтобы ей постепенно становилось все хуже и хуже. Волосы она потеряет в первую очередь. Но это почти не почувствуется. Хуже будет, когда отвалятся ногти. Ужас, ничего не скажешь. Не говоря о том, когда начнут сдавать внутренние органы. Но это случится только спустя много лет, и тогда, по крайней мере, ей не нужно будет иметь дело со мной, потому что я уже давно потеряю к ней интерес. Вероятно, мне будет достаточно подключаться и смотреть через веб-камеру, когда мне понадобится немного взбодриться.

Он допил воду из стаканчика.

– Ммм, ох уж эта вода. Я знаю, что уже все уши об этом прожужжал, но иногда именно вода может иметь такой насыщенный вкус, что он превосходит все остальное. Да? Не знаю, в чем дело. В различных минералах, или тут просто так жарко и душно, что на вкус все что угодно будет…

– Хорошо, тогда дай мне стаканчик, – перебила она со вздохом.

– Вау, неужели? Я подумал было, что ты сдалась. Но, конечно, стаканчик ты получишь. – С улыбкой он расстегнул ширинку, достал пенис, отодвинул крайнюю плоть, опустил в стаканчик головку и начал мочиться. – О… мочиться – иногда так же приятно, как и пить. Если не приятнее. Упс, слишком быстро, – сказал он и прервал струю. – Мы ведь не хотим, чтобы вылилось мимо. – Он поставил стаканчик перед ней, с по-прежнему болтающимся снаружи членом. Затем вытер его об ее кофту, засунул в трусы и застегнул ширинку. – Пожалуйста, пей.

Дуня посмотрела на стаканчик, до краев наполненный ярко-желтой мочой.

– Чего ждешь? Пей давай. Ты же так хотела. Ох, точно, ну я и дурак. Тебе же нужна помощь. Как тебе повезло, ведь я с такой радостью тебе помогу. – Он поднял стаканчик и поднес ей ко рту. – Кстати, ты же знаешь, что моча совершенно стерильна. Никаких бактерий, ничего. Многое даже указывает на то, что она полезна. Взять хотя бы Мадонну, она вылечила грибок стопы собственной мочой, так что остается только жадно выпить. – Свободной рукой он наклонил ее голову назад и вместе с тем сжал поврежденный нос. Боль была невыносимой, но уже через минуту это было ничто по сравнению с недостатком кислорода.

– Делай, как говорит дядя доктор, и широко открой рот.

В конце концов ей ничего не оставалось делать, как сдаться и открыть рот, чтобы вдохнуть.

49

Всего несколько часов назад Хейнесен был бы убежден, что то, что он собирался сделать, было действительно хорошей идеей. Теперь он сомневался, и какой бы хорошей ни казалась идея, он, вероятно, был самым неподходящим человеком для ее воплощения.

Человек, который получил прозвище «Хороший коп», потому что сделал своей добродетелью стремление к миру и взаимопониманию, теперь будет вынужден делать прямо противоположное.

Дом Якоба Санда на Фридендальсвей был большим. Таким большим, что чтобы его купить, потребовалось бы по меньшей мере несколько состояний, и это не считая ежегодного налога на недвижимость и все шикарные автомобили, припаркованные снаружи.

Он никогда не голосовал ни за «Энедслистен», ни за какую-либо другую партию, находящуюся так далеко слева на политическом спектре, но мысль о том, что кто-то может быть настолько безмерно богат, чтобы позволить себе такой дом в центре Копенгагена, заставляла его всерьез об этом задумываться.

Один только факт, что три кнопки на домофоне имели одинаковое имя, вывел его из себя и заставил нажать все три сразу. Если можешь себе это позволить, значит, наверняка, в чем-то да виновен.

– Кто там? – раздался сонный голос, хотя день уже перетекал в вечер.

– Меня зовут Мортен Хейнесен, – сказал он, прочищая горло, чтобы голос звучал убедительнее. – Я из криминального отдела полиции в Копенгагене, и у меня есть несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы.

– Я уже ответил на все вопросы.

– Вы ответили на вопросы, но далеко не все.

– А если я откажусь?

– Конечно, можете попробовать, но это приведет лишь к тому, что я скоро вернусь уже с опергруппой, а они не будут звонить в дверь и ждать, пока вы придете и откроете. Кроме того, это будет занесено в протокол, и в случае, если мы решим возбудить уголовное дело, отказ от допроса может встать вам боком.

Он замолчал и отступил на шаг, одновременно впечатленный и напуганный собственной способностью – не задумываясь, впихнуть столько лжи в одно предложение. Но, очевидно, именно это и было нужно – он услышал вздох, после чего дверь открыл босоногий Якоб Санд, одетый в белые льняные брюки и наполовину застегнутую светлую льняную рубашку.

– У меня мало времени. – Санд провел рукой по зализанным назад волосам и кивнул ему, приглашая войти. – Мне нужно уехать на встречу. Если не успеем, можем назначить другое время.

– При