Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

В 10‐ом часу отправились в миссию, где Боткин в парадном помещении ее устроил музыкальный вечер. Приглашенных было около ста человек. Явился посланник. Он оказался стариком очень радушным, простым в обращении и в общем чрезвычайно симпатичным. Общество, собравшееся в посольстве, было исключительно дипломатическое. Все это были посланники с женами и дочерьми и лица из высшей администрации. Почти все дамы говорили по-французски, вследствие чего мне было не особенно тяжко. Особенно долго беседовал я с очень умной и изящной Miss Williams. Программа состояла из моего трио и квартета Брамса. Фортепьянную партию исполнял секретарь Гансен, оказавшийся весьма недурным пианистом. Трио мое он сыграл положительно хорошо. Скрипач был плоховат. Перезнакомился я со всеми. После музыки был подан превосходный холодный ужин. Когда большинство гостей разъехалось, мы в числе десяти человек (кроме русских был бельгийский посланник и секретари шведский и австрийский) долго сидели у большого круглого стола, попивая превосходнейший крюшон. Струве, по-видимому, очень любит выпить стакан-другой винца. Он производит впечатление человека надломленного и печального, ищущего в вине забвения своих горестей. Около 3 часов в сопровождении Боткина и Гансена я пришел домой. Спал хорошо.

Мая 17/5. Проснулся под приятным впечатлением вчерашнего дня. Необыкновенно отрадно мне было быть среди русских и иметь возможность обходиться без иностранных языков. Напившись чаю внизу, погулял по городу, который очень мил. Он весь утопает в роскошной, весенней зелени. Возвратившись домой (американская утренняя усталость все-таки дает себя чувствовать), предавался полудремоте в необычайно комфортабельном кресле. В 12‐м часу за мной зашел Боткин, и мы отправились на завтрак к посланнику Струве. Так как он вдовец и хозяйства не держит, то завтрак происходил все в том же Metropolitan Club, где все эти господа проводят большую часть жизни. После завтрака я с Боткиным и Гансеном поехали в ландо осматривать Вашингтон. Были у знаменитого обелиска (величайшее здание в мире после башни Ейфеля), в Капитолии, откуда открывается чудный вид на Вашингтон, буквально тонущий в густой роскошной зелени каштанов, акаций, дубов и кленов, за городом в Soldier’s House (великолепном парке, окружающем приют для ветеранов), на некоторых лучших улицах и, наконец, вернулись в миссию. Не только сам посланник, но и все сослуживцы его живут в этом великолепном доме. У Боткина превосходное помещение наверху. Пили у него чай, к нему пожаловал и милейший Струве, рассказывавший много интересного из своего прошлого. Он, между прочим, очень дружен с Митрофаном Чайковским, с коим вместе совершил Хивинский поход. Подошел и Грегр. Мы сыграли с Гансеном несколько вещей в 2 рояля внизу, в зале, а потом этот секретарь-виртуоз прекрасно сыграл несколько пьес соло. Обедали в Metropolitan Club. Читал в N. S. Herald статью симпатичного репортера, бывшего у меня в день отъезда, обо мне, и опять, конечно, с портретом. В 9‐ом часу отправились в здешнюю музыкальную школу, где Гансен с оркестром учеников сыграл 2 концерта Бетховена. В публике были все друзья Гансена, в том числе моя приятельница Miss Williams, в которую бедный Гансен, как оказывается, безнадежно влюблен. Оттуда в очень курьезном здешнем двухколесном фиакре, изрыгающем из своей задней части седоков, когда цель поездки достигнута, – снова поехали в клуб. Там побеседовали, и в сопровождении Гансена и Боткина я пришел домой. Имел сильные кошмары, прежде чем заснул.

Мая 6/18. В 10½ часов за мной зашел Боткин. Я расплатился и уехал. Провожали кроме Боткина Грегр и Гансен. Ехал в Pullmann саr’е. Все время сидел в курительном отделении, боясь разговоров с дамой, коей Грегр меня представил. В Филадельфию приехал в 3 часа. Посетил aus der Ohe. Завтракал внизу. Приходил весьма назойливый одесский еврейчик и выпросил денег. Гулял. В 8 часов концерт. Огромный театр полный. После концерта был в клубе, согласно давнишнему обещанию. Возвращение в Нью-Йорк, очень скучное и сложное. В спальном вагоне духота и теснота. Проснулся с головной болью. Бесконечно долго ехали домой с aus der Ohe. Писать подробно становится невозможным.

Мая 7/19. Спал до 9 часов, и голове стало лучше. Посещение Рейнгардта и Holls’а [817]. От усталости и суеты отупел; ничего не понимал и только поддерживал свою энергию мыслью о предстоящем завтра отъезде. Письма с просьбой автографов одолели. В 12½ часов отправился к Майеру. Написал пресловутое письмо-рекламу с пропуском фразы о первенстве. Завтракал с ним и Рейнгардтом в итальянском ресторане. Дома ожидал композитора Brumklein. Он явился и проиграл мне несколько своих вещей, очень миленьких. В 4 часа пришел за мной M-r Holls. С ним и сестрами aus der Ohe мы отправились на Central’ный вокзал, сошлись с супругами Рено и поехали вдоль Гудсона. Через полчаса вышли из поезда и, усевшись в шарабан, по чудной, живописной дороге направились к даче Holls'a. Эта дача-вилла, весьма изящной постройки, стоит на высоком берегу Гудсона, и вид, открывающийся с балкона, из беседки и особенно с крыши дома, бесподобен. В 6 часов сели обедать. Беседа была оживленная, и мне было нетяжко, ибо чего я не могу вытерпеть теперь, ввиду скорого отъезда!!! Aus der Ohe после обеда играла. В 10½ часов сели опять в шарабан и по железной дороге вернулись домой. Рено толковал о моем ангажементе на будущий год. Зашел к aus der Ohe и простился с ними. Укладывался.

Мая 8/20. Старичок либреттист. Очень жаль было высказать ему нежелание написать оперу на его текст. Он был видимо огорчен. Только что он ушел, как уже явился за мной Данненрейтер [818], чтобы везти на репетицию квартета и трио, которые сегодня вечером должны исполняться на торжественном вечере в Composer’s Club. Пришлось ехать довольно далеко. Играли квартет неважно, а трио даже совсем плохо, ибо пианист (M-r Huss, скромный и трусливый) совсем плох, даже считать не умеет. Дома не успел ничего сделать по части приготовления к отъезду. В карете отправился к Рено на lunch. Больше, чем когда-либо, они, т. е. М-те Рено и три дочери, относились ко мне восторженно и радушно. Старшая (Анна, замужняя) подарила мне роскошный портсигар; М-те Рено – массу духов; Алиса и ее сестра – печенья на дорогу. После них поспешил к Hyde. М-те Hyde поджидала меня. И тут много искренней восторженности, выраженной с свойственным ей юмором. Наконец мог заняться дома укладкой – занятие ненавистное. Притом у меня болела неистово спина. Усталый, пошел к Майеру. Я угостил его и Рейнгардта у Мартианелли [819] прекрасным обедом. В 8 часов поспешил домой для перемены туалета. В 8½ за мной пришел