Навола - Паоло Бачигалупи

которые шныряли в переулках, стягивали штаны и демонстрировали нам задницу, выкрикивая цену в четвертинах лун. Я не обнаружил ни одного приюта, организованного кварталом или гильдией. Здесь не было монастырских пекарен, чтобы накормить больных и увечных. В Мераи я увидел больше убранных цветами куадраццо, чем видел за всю свою жизнь, а также больше беспризорников, больных попрошаек и сточных канав.

Такой странный город, словно лоскутное одеяло. Мы могли ехать по улице, охраняемой солдатами какого-нибудь архиномо, и ее полностью заполоняли торговцы цветами, продававшие букеты роз крупнее моей головы и торговавшиеся с дамами, одетыми в сверкающие полупрозрачные шелка и благоухавшими жимолостью, — а в соседнем переулке, куда стражники не заглядывали, воры избивали человека, отобрав у него все серебро. Это был не город, а множество городов, куадраццо за куадраццо, улица за улицей, открытые язвы и припудренная красота друг рядом с другом.

Мы свернули в неприглядную, зловонную узкую улочку, где прислонившиеся к стенам мужчины пили кислое вино и хмуро сплевывали, когда мы проезжали мимо. Я бы оспорил выбор пути, но не хотелось, чтобы посторонние увидели мою тревогу, и потому я положил руку на кинжал и заставил коня поравняться с лошадью Каззетты. Тот кивнул на убогую таверну:

— Если вам когда-нибудь понадобится Луго, вы найдете его здесь.

Таверна называлась «Речной пес», и вывеска изображала этого самого пса мочащимся на туфлю. В середине дня заведение выглядело грязным, темным и зловонным, под стать кривым швам на лице Луго. Снаружи сидела на корточках пьяная беззубая шлюха. Когда мы поравнялись с ней, она задрала юбки.

А потом, как это часто бывало в Мераи, мы свернули за угол — и внезапно оказались на аккуратной маленькой куадраццо, залитой солнечным светом, с выметенной кирпичной мостовой и круглыми коваными столиками в шеруанском стиле, расставленными перед тавернами. Изящные дамы в шелках и вооруженные сверкающими острыми мечами мужчины в плотно застегнутых колетах потягивали красные настойки, а на дальней стороне куадраццо расположилась ветвь нашего банка, с длинным полированным деревянным столом, выставленным на солнце, и скамьями обочь его, на которых сидели несколько нумерари и обсуждали контракт.

При нашем приближении один из нумерари вскочил и убежал внутрь, и секунду спустя, когда мы привязывали лошадей, из банка торопливо вышел полный человек с аккуратно подстриженной бородкой — маэстро Паритцио Ферро, наш капо ди банко в Мераи.

Наше прибытие встревожило капо, он заламывал руки, кланялся и явно был готов приложиться щеками к нашим сапогам. Пришлось попросить его прекратить. Он так нервничал, что я изучил его, как изучил бы отец, однако ничто не бросилось в глаза. Он был одет в черное, в отцовском стиле, лишь по вороту шла вышивка серебром. Пальцы были испачканы чернилами, на их подушечках виднелись толстые мозоли, оставленные счётами. Нумерари и абакасси сразу вернулись к работе, несмотря на наше вторжение и без приказа капо. Покончив с приветствиями, он прогнал своих людей со скамей, чтобы мы могли уединиться, и, хотя в его глазах сквозил вопрос, он не задал его, пока не заговорил Каззетта.

— Мы здесь не затем, чтобы проверять вашу добрую работу, — заверил Каззетта капо.

Маэстро постарался скрыть облегчение, но его плечи обмякли, а улыбка стала более сердечной.

— Ай. Вы меня встревожили. Конечно, можете проверить, если пожелаете, но я рад слышать, что мне доверяют.

Он махнул половому, стоявшему в дверях ближайшей таверны, и вскоре нам принесли серебряный поднос с красными настойками.

— Их охлаждают снегом с Руйи, — объяснил капо. — Позже придется использовать ледники и цена вырастет, но сейчас это не чрезмерная роскошь. — И повторил, пока расставляли стаканы: — Не чрезмерная роскошь.

Казалось, он говорил скорее себе, чем нам, и это вызвало у меня еще большую симпатию к вдумчивому, опрятному человеку. Мы пили настойку, а Каззетта объяснял маэстро, что мы должны встретиться с парлом и нам понадобятся договоренности и жилье. Капо взялся за дело безотлагательно, и, пока мы распивали вторую партию настоек и угощались жареной курятиной, все было приготовлено, и вскоре мы уже ставили лошадей в стойла и стучали в двери дома, который назывался Палаццу Наву.

Сио Наву, мелкий аристократ, покинул дом у нас на глазах вместе с женой и детьми. Его «палаццу» стоял на красивой частной куадраццо, где по стенам домов вились цветущие лианы и с балкона, выходившего на площадь, можно было увидеть над крышами дворец, высоко на скале из красного песчаника, в которой были высечены лестницы — часть дворцовой обороны. Высокие стены словно вырастали прямо из скалы, перемежаемые куполами башен, на которых реяли сине-золотые флаги.

Как только мы разместились в своих комнатах, на пороге возник посланник с приглашением отужинать вместе с парлом. Каззетта прочел приглашение и передал мне.

— Вы пойдете к парлу. Без меня.

— Без вас?

— Думаете, Руле пригласит за свой стол стилеттоторе?

— Для чего посылать меня одного? Я не помогу продать Челию.

— До этого сегодня не дойдет, — ответил Каззетта. — От вас требуется лишь нанести визит парлу. Вы представляете Банка Регулаи и свою семью. — Он вскинул брови. — Полагаю, вы не настолько сердиты на отца, чтобы оскорбить мерайское гостеприимство. Что бы вы ни думали про замужество Челии, вам известна важность добрых отношений.

— Мерайцы должны нам столько денег — но это мы наносим им визит? Разве не им следует просить нас об аудиенции, а нам решать, примем мы их или нет?

Каззетта пожал плечами:

— Никогда не заставляйте аристократов пачкать свои щеки на публике. В конце концов, им принадлежат армии. Будет лучше, если создадим у них ощущение, что они все контролируют.

— Это вы и делаете? Даете мне иллюзию контроля?

— Вы такой подозрительный, Давико. Ваша семья гордилась бы вами.

— Челия не для Мераи.

— Как пожелаете. Однако сегодня вы отправитесь на ужин. А когда вернетесь, расскажете, что видели и о чем говорили, как я вас учил.

И потому я пересек широкую куадраццо, миновал статую Амо, державшего солнечную сферу, в то время как младшие боги скорчились у его ног, прикладываясь к ним щеками, — и, конечно же, посреди куадраццо я увидел статую Марлона ди Вьена на боевом коне, с копьем, властно нацеленным на запад, в сторону Шеру. Напоминание о давней победе, одержанной над более крупным королевством.

Мужчины здесь носили волосы длиннее, чем в Наволе, и завязывали их в традиционный узел. Женщины предпочитали высокие ботинки и платья с узкой талией, по моде Шеру, а волосы не заплетали в косы, но собирали высоко и распускали так, что они падали на плечи каскадами — очень странная и интимная, на мой взгляд, манера.

Луго говорил, что мерайцы способны дать отпор солдатам Шеру, однако Шеру уже захватил мерайских женщин и теперь днем и ночью ласкает их плоть, перебирает пальцами волосы, сводит их с ума на глазах у мерайских мужчин.

Меня проводили во дворец, где я встретился с графом Делламоном, первым министром, которого в последний раз видел в Наволе.

— Архиномо ди Регулаи. — Он поклонился. — Для нас честь принимать вас в нашем городе. — И улыбнулся, но на лице не было радости.

— Как продвигается борьба с Чичеком? — спросил я.

— С этим псом? — Делламон поморщился. — Теперь весна, и мы его достанем. Ему некуда бежать. У него за спиной Вустхольт, и вустхольцы заверили нас, что на север ему не пробраться. Этим летом он умрет. — Первый министр скептически посмотрел на меня. — По крайней мере, так утверждает ваш Сивицца.

— Если так говорит Сивицца, я верю, — сказал я.

— Вы хорошо его знаете?

— Он слишком опытен, чтобы давать безрассудные обязательства, — твердо ответил я.

— Ай. Вот и хорошо, потому что вся эта история слишком затянулась.

Он провел меня через лабиринт красивых двориков, а оттуда, к моему изумлению, не во дворец, а на конюшню, где мы обнаружили парла, который чистил лошадь щеткой.

— Давико ди Регулаи! — воскликнул парл и кинулся меня обнимать.

Его энтузиазм застал