Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев

Грохнула, распахнувшись, дверь. Рэтклифф. Лицо напряжённое, губы — ниткой. Охранник заметался, погасил экран, но его начальнику было не до того, чтобы через плечо заглядывать.

— Эй, как вас… Клод! Закончится заседание… — Рэтклифф подозрительно покосился на посетительницу. Та бормотала что-то, губами шевелила. Начальник службы безопасности понизил голос: — Клод, когда закончится совещание, сдадите пост сменщику и прибудете…

Остальное было сказано шёпотом на ухо. Добившись от подчинённого понимания, Рэтклифф сухо кивнул и вышел на прямых ногах. Анна Волкова проводила его взглядом и спросила тихо:

— Ты уверен, что нужно было его отпустить?

— Да, — шепнул ей невидимый суфлёр. — Не отвлекайся, Анютка. Этот ничего не знает, его используют. Больше никто не вышел?

— Нет, — ответила Аня, приглядываясь к охраннику: «Опять что-то там делает за своим терминалом. Чем они целыми днями вообще занимаются, эти бездельники?»

— Хорошо. Я уже близко. Продержись.

Полчаса спустя сквозь запертые двери зала заседаний проник грохот отодвигаемых стульев, неясный гул голосов, даже чей-то смех.

— Заседание кончилось, — сказала, поднимаясь, Волкова. Выражение её лица поразило охранника настолько, что он оставил любимое своё занятие и спросил:

— Ну и кончилось. И что? Вы кого здесь ждёте?

— Пока не знаю, — раздельно проговорила Волкова, становясь у выхода.

— Отойдите от двери, — неуверенно охранник ей. — Будете мешать им…

Но тут открылась дверь зала и в приёмную стали выходить, оглядываясь и переговариваясь.

— Морган вывел Лосева, — комментировала вслух Аня, — за ними Семёнов, потом…

— С кем вы разговариваете? — осведомился, повысив голос, охранник и стал неохотно выбираться из-за стола.

— Володя, быстрее, — шепнула Волкова, пятясь к двери. Оглядела лица: Морган зол, Лосев растерян, Семёнов уставился… «Узнал меня. Боится».

Выражение лица Семёнова не вызвало у Волковой ни капли сострадания. Ярость, сдерживаемая с трудом, подступила к горлу. Малости не хватало, чтобы перешагнуть черту, беглый взгляд главного энергетика и стал этой малостью. Не обращая больше внимания на охранника, она повернулась к двери, щёлкнула кнопкой электронного замка, вытащила чип-ключ и сунула его в кармашек блузки.

— Анютка, привет! — радостно поздоровался Морган.

— Вы что делаете?! — зашипел где-то рядом охранник. — Ну-ка, откройте…

— Слушайте вы, все! — громко проговорила Волкова, отбросив протянутую к ней руку бдительного стража.

— Аня? — удивился, повернув голову, Харрис. — Вы что здесь де…

— А, я понял, — Морган покивал. — Погоди, Лёша.

Он оставил Лосева, подошёл к охраннику, отвёл его в сторону за рукав и сказал весело:

— Постой здесь, уважаемый, не мешай даме говорить. Или хочешь и под правым глазом?..

— Охранник! Чего вы ждёте?! — понукал, высовываясь из-за спины Семёнова, прилежно исполняющий обязанности президента Евграфов.

— И тебе такой же сделаю, если будешь перебивать, — пообещал, не поворачивая головы, Гэмфри. — Говори, Аня, мы слушаем.

— Мне стало известно, что кто-то из вас пытается убить моего сына, — начала Волкова, но непослушный голос сломался на слове «сына», пришлось сделать паузу.

— Анна… как ваше отчество? Я хоте… — тут же попробовал вклиниться Семёнов, но, встретившись с Волковой глазами, подавился тем, что собирался сказать.

— Мне стало известно, что кто-то из вас вчера попробовал убить моего мужа.

— Мужа? — колокольчиком прозвенел от дверей голос Люсеньки, выходившей из зала последней. Она продралась поближе, бесцеремонно толкнув Харриса, и спросила, прищурившись:

— Какого, мужа Анечка, ведь все же знают…

— Люсенька, дайте ей сказать, — поморщился Балтазаров.

— Так вот, ни один из вас отсюда не выйдет, пока я не узнаю, кто это сделал. А когда узнаю…

Семёнов не выдержал её тяжёлого взгляда, опустил глаза, но заговорил довольно спокойным тоном:

— Я уважаю ваши чувства, госпожа Волкова, но вынужден заявить, что личное горе не даёт вам права на подобный произвол. В отношении вашего сына решение принималось коллегиально, в полном соответствии с законами Внешнего сообщества, как вчера на совещании глав департаментов, так и сегодня на комитете. — Роман Анатольевич говорил всё уверенней. Голос его приобрёл привычную бархатистость. Но его прервали на полуслове: повернули ручку двери, стали её крутить, дёргать.

— Кто там? — недовольно осведомился Семёнов. — Подождите, здесь совещание.

За дверью кричали. «Галенька, — сообразила Аня. — Нет, открывать не стоит, эти разбегутся. Что-то Володя затих. Долго мне их держать?»

— Так вот, — значительно подвигав румяными щеками, продолжил главный энергетик. — Комитет не несёт ответственности за поступки вашего сына. То, что Александр воспитывался в неполной семье, конечно, до некоторой степени оправдывает его недостатки, но наказания за преступные деяния не отменяет. Кто бы ни был его отец, могу сказать что…

Осталось неизвестным, что мог сказать Роман Анатольевич. Аня, сдерживавшая себя последним усилием воли, окончательно утратила самоконтроль. Физиономия Семёнова как-то вдруг оказалась совсем близко, руку разъярённой женщины повело в сторону широким замахом, и Аня влепила Роману Анатольевичу звучную пощёчину, такую сильную, что голова главного энергетика дёрнулась, а сам он покачнулся, хоть был грузен и высок ростом.

— Хорошо! — облегчённо вздохнул Морган, отпустил рукав остолбеневшего охранника и подошёл на всякий случай ближе — стал за спиной Волковой. Та рассматривала свою ладонь с таким же удивлением, с каким преданный изобразительному искусству страж порядка разглядывал багровую пятерню, украсившую левую щёку главного энергетика. Стоит заметить — было на что посмотреть, такая игра цветов: иссиня белый, розовый, багровый…

— Как исполняющий обязанности президента, — прозвучал в тишине голос с трещиной, принадлежащий Евграфову. — Я настаиваю, чтоб…

На чём настаивал заместитель главы Сектора Математики и Теоретической Механики, тоже осталось неизвестным.

От тяжёлого удара прогнулась дверь и посыпалась на пол краска. Женский голос за дверью.

— Галенька, не нервничай! — крикнул Морган. — Здесь всё в порядке!

На дверь навалились снаружи, жалобно скрипнул замок, грохнула, отлетев, створка, отскочила от стены и снова открылась. Но не Галя Науменко появилась на пороге, а действительный член Союза Исследователей, председатель Центрального Комитета и президент Внешнего Сообщества в комнату вплыл и завис в полуметре от пола, а уж за ним-то и протиснулась взволнованная сверх всякой меры Галина Петровна.

— Здравствуйте, — сказал в наступившей тишине электронный голос президента.

— Володя? — подняв брови, отозвался Иван Арнольдович. — Как кстати! Вот знал я, что слухи эти…

— О моей смерти? Преувеличены, как и всегда, — говорил Владимир Борисович, неторопливо двигаясь к Семёнову. — Роман Анатольевич, что у вас с лицом? Я что-то пропустил? Почему-то связь прервалась. Аня, ты положила трубку?

Волкова, испытавшая при появлении мужа ни с чем не сравнимое облегчение, не сразу поняла, о какой трубке речь, и на вопрос не ответила.

Остановившись в полуметре от Семёнова, Володя услышал:

— Я не понимаю, Владимир Борисович, что заставило вас пойти на такие… Такую… — начал Роман Анатольевич твёрдо, речь свою до конца довести не сумел. Как будто воздух у него кончился как раз на середине фразы.

— Ну, наглец! — громко удивился Морган.

— Гэмфри, что ты здесь успел натворить? — полушёпотом допрашивала мужа Галина Петровна, заглядывая в глаза, для чего ей приходилось подниматься на цыпочки, но Морган не слушал.

— Что заставило? — так и не дождавшись внятной формулировки вопроса, ответил президент. — Это я вам сейчас объясню. Думаю, нам лучше вернуться в зал. Леша, расскажи мне вкратце, что вы тут без меня наворотили.

Пока пустела приёмная и заполнялся зал, Лосев быстро шептал на ухо президенту, опершись на поручень инвалидного кресла. Галина Петровна обменялась с подругой какими-то междометиями, потом обе тишком проскользнули в зал и устроились рядом с Морганом, стараясь при этом ничем не выдавать своего присутствия. И даже друг с другом не говорили. Когда президент следом за Лосевым покинул приёмную, там остался только охранник, но вскоре и он, дождавшись смены, оставил обширное помещение с кремовыми стенами.

В зале заседания возбуждённо гомонили:

— Не верил! И — видите? — был прав! А вы…

— Кто? Я? Вы что-то путаете, Ваня! С тех пор, как Володе поставили мои… гх-м… искусственные лёгкие…

— И сердце ведь тоже, понимаете? Я сам оперировал! Что? Он ещё сто лет проживёт.