Иные песни - Яцек Дукай

«Уркайа» восходила в эфирные сферы, раскидывала крылья, давала подхватить себя ураниосовым эпициклам и снова свертывала крылья, облетев Землю до нового пункта назначения, — так они падали к ослепительно-белому Южному Льду, к зеленой бездне океаноса, к желтым пескам Африки.

Сколиодои Льда — одна огромная снежная буря, беснующийся на нескольких сотнях стадиев белый вихрь, скрывавший землю, лед и то, что на льду. Лунная ладья сошла к самой вершине того вихря, это было почти как столкновение с анайресом, мелкие острые кусочки льда вгрызались в эфирный панцирь «Уркайи»: непрестанное трррррштрукккк, будто чиркали бортами о ледяные рифы; всех внутри ладьи прошивала дрожь. По возвращении в небесную сферу Аурелия вместе с дядей и звездными навигаторами вышла в эфир, чтобы взглянуть на полученные повреждения. Поверхность ураниосового корпуса, обычно гладкая, подобная лику молодой жемчужины, теперь напоминала шлаковую корку, шрам на шраме, куда ни взгляни, к чему ни прикоснись — царапины, щербинки, борозды. Что хуже, столкновение с адинатосовой деморфой оставило след даже на конструкции ладьи, на связности ее меканизмов и на точности вечномакин: то здесь, то там одно-другое мелкое искривление орбиты, увеличение или уменьшение эпицикла, и отклонение тогда накладывалось на отклонение, а искривления нарастали… Омиксос был напуган. Они провели на орбите Земли около недели, меканикосы «Уркайи» терпеливо настраивали эфир ладьи. Аурелия использовала случай, чтобы донастроить свой доспех. Было чем заняться и бортовому медику: почти все дулосы «Подзвездной» страдали после столкновения с Ледяным Сколиодои от разнообразнейших какоморфий: обледеневшие глазные яблоки, тающие ногти и зубы, им не давала покоя постоянная боль в суставах, языки примерзали к нёбу, в конце одна из невольниц умерла; софистес разъял труп, найдя легкие, полные снега, и красную сосульку, проткнувшую сердце. Гегемон Жарник позже решительно отказывался от любых попыток настолько же близко пройтись над местами десанта адинатосов. И не стоило ожидать, что стратегос сумеет его переубедить — или окажется настолько глуп, чтобы отдать такой приказ.

Даже к тем безлюдным островам посреди океаноса «Уркайа» не опускалась ниже, чем на стадий. Антидектес очень хотел сам сойти на берег и взглянуть, как он выразился, на «Сколиодои нерожденную», на «адинатоса нагого и безоружного». Но согласия не получил. Они обошли острова на безопасном расстоянии. Хотя было ли оно воистину безопасным — этого никогда нельзя сказать заранее. Остров, что лежал на десятом западном листе, был обиталищем летающих рыб, гидороаэровые какоморфы носились здесь плотными косяками. Выроившись из подводных лежбищ в рифах, окружавших атолл, с шумом пронзали зеркало вод, порскали золотисто-голубым фонтаном в небо, сотни, тысячи аэрыб, чешуя ослепительно взблескивала под тропическим солнцем, когда косяк наверчивал в небе сложные спирали. Раз повстречал на своей дороге нескольких чаек: трфух! — и от чаек осталось только падающее в море облачко окровавленных перьев. Риттер Жарник сразу поднял «Уркайю» еще на стадий.

Стратегосу и софистесу оставалось только наблюдать за островом сквозь подзорные трубы. Сильный лунный оптикум, смонтированный в голове ладьи, позволял нивелировать расстояние, но это все равно оставался взгляд снаружи, не позволявший проникнуть внутрь Сколиодои, узреть его истинный вид, — они видели лишь внешний хаос, будто мерцание на поверхности океаноса. «Пока не пронзишь ее, не нырнешь и не откроешь глаза под водой, — говорил Антидектес, — не узнаешь правды о жизни в океаносе, ослепленный солнечными отблесками, будешь писать дурацкие исследования о форме волн и образцах пены на них». Антидектес был готов сойти даже в Сколиодои Льда.

Ему хотелось проводить самые разные эксперименты. Еще в Вистулии он купил несколько десятков зверей в деревянных клетках — кур, котов, собак, змей, грызунов — и забрал их с собой на «Уркайю». Аурелия вспомнила, сколько проблем было с их погрузкой с «Ломитучи» на «Уркайю». Оронейгесовый аэростат и лунная ладья встретились в оговоренной точке, в пятидесяти стадиях над крышами Уука. Была темная ночь, огни города — скрыты тучами, блеск Луны в третьей четверти — тоже слаб и бледен. На высотах причитал холодный ветер. Между оронейгесовой башней и эфирным скорпионом натянули дюжину веревок и сетей. В скорпион можно войти только через отверстие в его голове, ангела нацелили прямо на него, коса его сияла холодной синевой, эфир «Подзвездной» горел небесными огнями. Из окон и балконов минарета высовывались оронейцы с фонарями и лампами в руках, ветер гасил пламя — их зажигали снова, — раскачивал корабли, то сближая их, то снова отдаляя, сети натягивались, чтобы тут же глубоко опасть в пропасть света и тьмы между ангелом и скорпионом, а вихрь подхватывал проклятия и тревожные крики тех, кто двигался веревочными лестницами. И один из невольников стратегоса во время пересадки таки свалился с растянутой между кораблями сети и с криком канул в вихревую тьму. Он нес клетку с крысами, и крысы канули вместе с ним. Антидектес ругался, выплевывая проклятия.

Он знал, что «Уркайа» полетит к Сколиодои, и приготовил целый план.

— Ликотовый линь, три стадия длиной, — показывал он Аурелии. — Наверняка хватит. Стану спускать их в самое сердце Сколиодои. У меня есть лучший цыганский хронометр, должен бы выдержать, запишу все по минутам. Какие изменения, за какое время, когда повторено, на каком расстоянии от центра, быстрее ли, медленней — так я вычерчу точные карты напряжения арретесовой морфы. Если проводить такие наблюдения еженедельно, ежемесячно, да хотя бы и ежегодно, тогда мы получим и конкретное, выраженное нумерологически, знание о силе и темпе расширения Сколиозы, а через несколько лет — даже о возможном изменении этой скорости, ускорении либо замедлении. Чтобы я сумел высчитать, наступит ли — и когда — тот день, когда нечеловеческая Форма охватит всю Землю: Сколиодои соединится со Сколиодои, и последний островок старого мира, с горами, реками, лугами, цветами, зверями и людьми, их городами, ремеслами и искусствами, историей, языками и религиями, — будет поглощен. И — всего-то несколько клеток со зверями. Помоги мне.

Но оказалось, что случая провести хоть какой-то эксперимент ему не представится. Когда после захода на Южный Лед «Уркайа» вернулась на несколько дней в небесную сферу и облетала Землю по традиционному эпициклу дрейфа, к ней из лунной сферы подгалсировала «Элоя»: ладья Госпожи, огромная ночная бабочка черного эфира. Сложила гигантские крылья, тем самым убыстрив кружение длинного овального корпуса, и приблизилась своей идеально круглой башкой к белой голове скорпиона. Они слились в эфирном поцелуе, свет наплыл на свет, задрожали ядовитый хвост и тяжелое брюшко. На борт «Уркайи» взошел Герохарис, Первый Гиппирес, Гегемон Луны. Для Аурелии, ясное дело, это было важное событие, раньше она всего пару раз видела командующего гиппирои, внука Госпожи, — и никогда не вблизи, никогда сам он не обращал на нее взгляд. На этот раз он тоже сразу же исчез со стратегосом Бербелеком в каютах Омиксоса, долгие часы они оговаривали планы кампании; Аурелию снова не допустили к секретам.

Она осталась снаружи, символический стражник, в переходе во внутренний скелет «Уркайи». Отсюда девушка видела, как корабельные дулосы переносят из ладьи в ладью вещи Антидектеса — исполнилась величайшая мечта старого софистеса, он полетит на Луну, перед ним откроются врата Библиотеки Лабиринта. Однако сейчас, когда он стоял в стороне и надзирал за погрузкой, было не сказать чтобы он лучился счастьем.

— Зверей оставлю — выбросите, если будут мешать. Жаль, что уже не проверю своих гипотез.

Старик жевал в задумчивости зерна кахвы. Аурелия проследила за его взглядом. Софистес смотрел под ноги, где за вращающимся эфирным бортом «Подзвездной» горел ослепительной зеленью узкий серп Земли: краешек Азии, Восточного океаноса и Земли Гаудата. Аурелия вспомнила, как и сама поглядывала на отдаляющийся диск Луны, покидая ее сферу два с половиной года назад вместе с эстлосом Бербелеком. В голову ее пришла печальная мысль, что, по сути, не слишком-то она и отличается от Антидектеса Александрийца, что ими движут сходные даймонионы, им, возможно, чуть более сильный, если уж он готов ради божьего интереса навсегда покинуть родной дом. До сего часа она не дарила его большой симпатией: он знал, кто она такова, и с самого начала относился к ней с презрением, удерживая Аурелию на расстоянии. Только через какое-то время та поняла, что он вел себя так почти со всеми. Что, конечно, не делало его симпатичнее. Из разнообразных замечаний, оброненных стратегосом, она восстановила историю Антидектеса: тот был продажен, нажил множество политических врагов, был продажен и задолжал, время его истекло. С другой стороны, он не продался эстлосу Бербелеку за деньги. Хотя, конечно, на Луне заимодавцы до него не доберутся.