Бортпроводница - Крис Боджалиан

к секретным документам и передавал ей материалы — в последнее время по программе оборонительных средств химического вооружения, реализуемой в Химико-биологическом центре Эджвуда в Мэриленде. Она, в свою очередь, доставляла эти материалы своим кураторам за границей.

Она попросила адвоката, допрос завершился ее арестом и арестом ее мужа.

По итогам допроса в доме и гараже семейства БРИСКО в Сентревилле, штат Виргиния, был произведен обыск. В распределительной коробке, располагающейся в спальне хозяев, были спрятаны два флеш-накопителя, на которых содержалась секретная информация о химическом оружии.

Эпилог

Помнишь, кем ты мечтал стать?.. Время еще есть

Ночной рейс в Москву. Кэсси принесла пассажиру с места 4C водку с тоником и пару секунд помаячила за его спиной, как бродячая кошка, пристроившаяся на подголовнике садового кресла. Если бы она не знала, кто он, — то есть если бы ей не сообщили это в агентстве, — она нарисовала бы себе образ бывшего звездного хоккеиста. Эдакого рыжеволосого русского Адониса, который в очень юном возрасте привел свою команду к олимпийскому золоту, а после на третьем десятке своей жизни взял штурмом НХЛ. У него был сломан нос — как минимум один раз. Он был по-прежнему широк в плечах, но волосы поредели, а кожа обвисла. Он читал в очках. К своему ужасу, Кэсси сообразила, что он ее ровесник.

Конечно, он был не хоккеистом, а российским разведчиком. Возможно, «казаком», а возможно, сотрудником 18-го центра ФСБ — кибершпионом. Запомнив все, что ей удалось разглядеть в его планшете (два электронных адреса и несколько имен, которые она едва ли смогла бы произнести), Кэсси ретировалась на кухню и все записала. Наверное, она не сообщит агентству ничего нового. Но кто знает? Ей нравилась роль статистки — единственное, что ей могли предложить на этом этапе. Она не пила уже два года, но ее алкоголизм имел слишком давнюю историю, так что участие в группе специального наблюдения было пределом, до которого она могла натянуть поводок. Она обзавелась новой прической и новым именем. Ее приписали к другому аэропорту. И когда им нужна была бортпроводница, они привлекали Кэсси. Наверняка они располагали целым выводком (авгиевой конюшней?) исполнителей, готовых брать на себя эпизодические роли. А Кэсси выполняла работу неплохо — изворотливость алкоголика немногим отличается от повседневной хитрости шпиона.

Ирония конкретно этого задания заключалась в том, что огромную долю информации о джентльмене с места 4C агентство получило от Евгения — Бакли, как его по-прежнему мысленно называла Кэсси. Пассажир был другом Виктора. Евгений знал много — от местоположения секретных «закладок» до номеров банковских счетов. Он знал любимые напитки и сексуальные предпочтения каждого. Он тоже сменил личность, но его по-прежнему держали в охраняемом доме за пределами Вашингтона, округ Колумбия. Учитывая его историю, допросы могли продолжаться еще очень долго.

После Рима Кэсси видела его лишь однажды. Четыре месяца назад, когда Маше почти исполнился год, куратор свел их в Вашингтоне в квартире неподалеку от Дюпон-серкл, примерно в квартале от Фонда Карнеги. Куратор отчетливо дал понять, что Евгений живет не здесь. Встречу организовали для того, чтобы Евгений напрямую передал Кэсси информацию о женщине, за которой она должна была следить во время перелета в Бейрут. Ей не сказали его новое имя, сам он его тоже не назвал. Его коротко постригли, изменился и цвет волос — теперь это была помесь белого и русого, сливки с карамелью. Кэсси стало интересно, какой цвет его натуральный — этот или каштановый, запомнившийся ей с их первой встречи. Вероятно, тот, который остался в ее памяти с того лета — с той ночи, когда они танцевали в гранж-баре к югу от ее квартиры, или с той ночи, когда они шли по Вест-Виллидж под идеальным полумесяцем.

Или с той ночи, когда он убил женщину по имени Елена и пытался убить мужчину по имени Энрико. С ночи, когда он легко мог убить и саму Кэсси.

На встрече в Вашингтоне Евгений не выглядел ни счастливым, ни несчастным. По большей части был деловит, и казалось, ему комфортно в новой роли.

Но когда он улыбнулся, в его взгляде промелькнуло знакомое озорство. Кэсси пошутила о своем любовнике — сериальном сценаристе из Лос-Анджелеса, и Евгений признался, что посмотрел несколько серий, написанных этим парнем. Кэсси на мгновение опешила — он так много знает о ней даже сейчас. Но потом кивнула. Конечно, он в курсе. А он добавил:

— Пусть снимут семейную драму про англосаксов. И если им понадобится кто-то на роль мятежного сына, ставшего актером, я в их распоряжении.

Произнося эти слова, он подмигнул, и Кэсси так и не поняла, прикалывается он над ней или нет.

Перед расставанием Кэсси спросила, скучает ли он по кому-нибудь из России или Америки. Она сама не понимала, почему задала этот вопрос. Наверное, потому, что его считали мертвым. Он рассмеялся и сказал:

— Поверь, мои русские друзья — ребята непростые. На их фоне я просто чертовски типичный… американец.

— Что это значит?

— Да тюфяк я.

Снова возникло чувство, что он ее поддразнивает. Но потом он наклонился вперед и сплел пальцы.

— Ты спросишь, почему тюфяк?

Она промолчала, предполагая, что он отпустит какую-нибудь шутку про Соединенные Штаты. Но вместо этого он сказал:

— Да потому, что я дико обрадовался, когда обнаружилось, что ты облажалась с пистолетом. Я бы не хотел, чтобы ты была на моей совести.

— Потому что…

— Потому что с тобой чертовски весело. Ты чудачка — или, может, раньше была чудачкой, — но мне нравилась твоя компания. — Потом он расцепил пальцы, словно в руках у него лопнул воздушный шарик, и добавил: — А еще мне кажется, хоть ты и думала, что станешь дерьмовой матерью, на самом деле это не так.

— Трезвость творит чудеса.

— Ты ведь назвала ее Машей?

Она кивнула.

— Вряд ли в честь кого-то из родственников.

— Это из Толстого. Так звали девушку из «Семейного счастья». Теперь Маша — мое семейное счастье.

— Боже, а я ведь помню, что ты читала эту книгу! — воскликнул он, искренне обрадованный воспоминанием. — Ты все еще танцуешь босиком?

— Сейчас у меня другие удовольствия. Картонные книжки. Непроливайки в форме животных. Грызунки.

Он шутливо поцокал языком, сделав вид, что порицает ее. На том они расстались.

И теперь, стоя в затемненном салоне и глядя на свои записи о пассажире с места 4C, она вспомнила — она вспоминала об этом довольно часто, — как Маша сосала грудь. Девочка хватала сосок и