Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Подбежал и треснул по голове сковородкой. И неплохо, скажу я тебе, треснул. Разбил череп в кашу, а? — Он ухмыльнулся ученику, который сидел и смотрел на равнину. — Бьёт сильно для такого тощего, наш парнишка-то, а? Хотя сковородку жаль.

Ки пожал плечами, словно каждое утро бил людей по головам сковородой. Джезаль полагал, что должен быть благодарным болезному болвану за спасение жизни, но не чувствовал себя таким уж спасённым. Вместо этого он попытался издавать звуки как можно тщательнее, не причиняя при этом себе боли — получился лишь шепот.

— Фсё офень плохо?

— У меня бывало и хуже. — Поистине, слабое утешение. — Всё будет нормально. Ты молод. Рука и нога быстро заживут. — Джезаль понял, что лицо не заживёт. — Раны получать тяжело, и нет ничего тяжелее первой. Я плакал как ребенок, когда получил эти, — и Девятипалый махнул рукой вокруг своего побитого лица. — Почти все плачут, и это факт. Если это тебе поможет.

Не помога́ло.

— Ак плохо?

Девятипалый почесал плотную щетину на лице.

— Твоя челюсть сломана, ты потерял несколько зубов, рот был порван, но мы неплохо тебя зашили. — Джезаль сглотнул, едва в силах думать. Его самые худшие страхи, похоже, подтверждались. — Рана там у тебя серьёзная, и место неприятное. Во рту — так что ты не можешь есть, не можешь пить, и говорить без боли. Конечно, и целоваться тоже, но здесь это, наверное, не самая большая проблема, а? — Северянин ухмыльнулся, но Джезалю было вовсе не до смеха. — Ладно, рана плохая. Там, откуда я, их называют "именная рана".

— Чё? — пробормотал Джезаль, и тут же об этом пожалел, поскольку боль пронзила его челюсть.

— Ну, понимаешь, именная рана, — и Девятипалый помахал обрубком пальца. — Рана, по которой тебе могут дать имя. Тебя бы, наверное, назвали Битый Рот, Косорыл, Беззубый, или как-то вроде того. — Он снова улыбнулся, но Джезаль всё свое чувство юмора оставил среди камней, вместе с выбитыми зубами. Он чувствовал, как слёзы колют глаза. Хотелось заплакать, но от этого рот вытянулся, и швы под повязкой стянули распухшие губы.

Девятипалый предпринял ещё одну попытку.

— Посмотри с хорошей стороны. Вряд ли эта рана убьёт тебя сейчас. Думаю, если бы она загнила, то было бы уже видно. — Джезаль с ужасом вытаращился, его глаза расширялись всё сильнее и сильнее, по мере того, как до него доходили последствия последней фразы. Его челюсть наверняка бы отвисла, если не была бы разбита и плотно привязана к лицу. Скорее всего не убьёт? Мысль о том, что рана может воспалиться, даже не приходила ему в голову. Гной? У него во рту?

— Мои слова не приносят утешения, да? — пробормотал Логен.

Джезаль прикрыл глаза здоровой рукой и попытался заплакать, не причиняя себе боли. От тихих всхлипов его плечи затряслись.

Они остановились на берегу большого озера. Покрытая рябью серая вода под тёмным небом в тяжёлых кровоподтёках туч. Сумрачные воды, сумрачное небо — казалось, всё полно тайн и опасностей. Угрюмые волны хлюпали по холодной гальке. Угрюмые птицы над водой что-то каркали друг другу. Угрюмая боль пульсировала в каждом уголке тела Джезаля, и никак не прекращалась.

Ферро, как всегда нахмурившись, села перед ним на корточки и срезала бинты. Байяз стоял позади неё и смотрел сверху вниз. Похоже, Первый из Магов очнулся от своего оцепенения. Он не дал никакого объяснения, что его вызвало, или почему он так неожиданно восстановился, но он всё ещё выглядел больным. Старше, чем всегда, и намного костлявее. Глаза его запали, а кожа выглядела несколько тоньше, бледнее — почти прозрачной. Но у Джезаля не осталось сочувствия, особенно к причине его несчастий.

— Где мы? — пробормотал он сквозь приступы боли. Разговаривать было уже не так больно, как раньше, но всё равно приходилось говорить тихо, осторожно, и слова получались неразборчивыми и запинающимися, словно у какого-то деревенского дурачка.

Байяз кивнул за плечо на громадное водное пространство.

— Это первое из трёх озер. Мы значительно продвинулись к Аулкусу. Я бы сказал, что позади у нас больше половины нашего путешествия.

Джезаль сглотнул. Полпути — это звучало не утешительно.

— Сколько прошло…

— Болван, я не могу работать, пока ты губами шлёпаешь, — прошипела Ферро. — Оставить тебя, как есть, или заткнёшься?

Джезаль заткнулся. Она осторожно убрала бинты с его лица, посмотрела на коричневую кровь на ткани, понюхала, сморщила нос и отбросила тряпку прочь. Потом некоторое время сердито осматривала его рот. Он сглотнул, пытаясь отыскать на её тёмном лице хоть какой-нибудь признак того, о чём она думает. В этот миг он за зеркало отдал бы все зубы, если бы все они у него ещё были.

— Насколько всё плохо? — пробормотал он ей, чувствуя кровь на языке.

Она сердито посмотрела на него.

— Ты путаешь меня с кем-то, кому не наплевать.

Из его горла вырвался всхлип. Слезы кололи глаза, и пришлось посмотреть в сторону, чтобы перестать плакать. Да уж, он достоин сожалений. Храбрый сын Союза, отважный офицер Личной Королевской, победитель Турнира, не меньше! — не мог сдержать рыданий.

— Подержи, — резко сказал голос Ферро.

— Ух, — прошептал Джезаль, пытаясь сдержать всхлипы в груди, чтобы не дрожал голос. Он прижимал к лицу конец свежего бинта, а она заматывала его вокруг головы и под челюстью, снова и снова, пока не замотала рот почти совсем.

— Жить будешь.

— Это должно быть утешением? — промямлил он.

Она пожала плечами, отворачиваясь.

— У многих и этого нет.

Джезаль почти завидовал этим многим, глядя, как она идёт по качающейся траве. Как ему хотелось, чтобы Арди была здесь. Он вспомнил, как видел её в последний раз, как она со своей кривоватой улыбкой смотрела на него под лёгким дождем. Она бы никогда не оставила его в таком состоянии, беспомощного и больного. Она бы говорила тихие слова, касалась бы его лица, смотрела бы на него тёмными глазами, мягко целовала бы и… сентиментальное дерьмо. Она, наверное, нашла уже другого идиота, которого можно мучить, сбивать с толку и делать несчастным, а о Джезале даже и не вспоминает. Он мучал себя мыслями о том, как она смеётся над шутками других мужчин, улыбается другим мужчинам в лицо, целует губы других мужчин. Сейчас он ей не был бы нужен, это уж точно. Он никому не нужен. Он снова почувствовал, что его губа дрожит, а глаза покалывает.

— Все великие герои прошлого, ну, знаете — великие короли, великие полководцы — все они время от времени сталкивались с несчастиями. — Джезаль поднял взгляд. Он почти и забыл, что здесь Байяз. — Страдания дают человеку силу, мой мальчик. Так сталь становится тем прочнее, чем сильнее по ней бьют молотом.