Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Ха! — фыркнул Кадия. — Гурки никогда не падают духом! Не полумерами они подчинили всю Канту. Нет. Император сказал, и не отступит.

— Тогда мы должны надеяться, что война на Севере закончится быстро, и что войска Союза придут нам на помощь. — Совершенно тщетная надежда. Пройдут месяцы, пока в Инглии всё закончится. И даже тогда армия не будет в состоянии сражаться. Мы сами по себе.

— И когда нам ждать эту помощь?

Когда звёзды погаснут? Когда небеса падут? Когда я пробегу целую милю с улыбкой на лице?

— Если бы у меня были все ответы, вряд ли я вступил бы в Инквизицию! — отрезал Глокта. — Может, вам следует помолиться о божьей помощи. Огромная волна, которая смоет гурков, отлично бы подошла. Кто говорил мне, что чудеса случаются?

Кадия медленно кивнул.

— Возможно нам обоим следует помолиться. Боюсь, что скорее помощь придёт от моего бога, чем от ваших хозяев. — Мимо пронесли очередные носилки, на которых визжал стириец со стрелой в животе. — Мне надо идти. — Кадия ушёл, и занавеска за ним упала.

Глокта хмуро посмотрел на неё. Так и начинаются сомнения. Гурки медленно сжимают хватку на городе. Наша гибель приближается, и это видит каждый человек. Странная это штука, смерть. Когда она далеко, можно над ней смеяться, но когда она приближается, то выглядит всё хуже и хуже. Она подходит вплотную, и уже никто не рассмеётся. Дагоска полна страха, и сомнения только растут. Рано или поздно кто-то попытается предать город гуркам, просто чтобы спасти свои жизни или жизни тех, кого они любят. И начнут они скорее всего с того, что избавятся от беспокойного наставника, который втянул их в это безумие…

Неожиданно он почувствовал прикосновение к плечу, у него перехватило дыхание, и он развернулся. Нога подкосилась, он отшатнулся к колонне, чуть не наступив на задыхавшегося туземца с повязкой на лице. Перед ним стояла Витари и хмурилась.

— Проклятье! — Глокта оставшимися зубами прикусил губу из-за жгучей судороги в ноге. — Вас разве не учили не подкрадываться к людям?

— Меня учили подкрадываться. Мне нужно с вами поговорить.

— Ну, говорите. Только больше не трогайте меня.

Она посмотрела на раненых.

— Не здесь. Наедине.

— Ой, да ладно. Что вам надо сказать такого, чего вы не могли бы произнести в комнате, полной умирающих героев?

— Узнаете, когда мы окажемся снаружи.

Туго затянутая на шее цепь — знак вежливости от его преосвященства? Или просто болтовня о погоде? Глокта почувствовал, что улыбается. Жду не дождусь выяснить. Он протянул руку в сторону Инея, и альбинос исчез в тени. Потом Глокта захромал следом за Витари, обходя стонущих раненых. Они вышли через заднюю дверь на открытый воздух. Резкий запах пота сменился резким запахом гари и чем-то ещё…

Вдоль стены храма были сложены длинные ромбовидные фигуры. Замотанные в грубую серую ткань в бурых пятнах крови. Целая куча высотой по плечо. Трупы, терпеливо ожидающие, что их похоронят. Утренний урожай. Какое очаровательно жуткое местечко для маленькой милой беседы. Вряд ли я смог бы выбрать место лучше.

— Итак, как вам осада? На мой вкус немного шумно, но вашему другу Коске она кажется нравится…

— Где Эйдер?

— Что? — бросил Глокта, стараясь выиграть время, чтобы подумать, как отвечать. Не ожидал, что она так быстро об этом разузнает.

— Эйдер. Помните? Разодета, как дорогая шлюха? Украшение правящего совета города? Пыталась предать нас гуркам? Её камера пуста. Почему?

— А, эта. Она в море. — Это правда. — На неё намотана отличная цепь длиной в пятьдесят шагов. — Ложь. — Теперь она украшает дно залива, раз уж вы спросили.

Рыжие брови Витари подозрительно нахмурились.

— Почему мне не сказали?

— У меня есть дела поважнее, чем держать вас в курсе. Нам тут надо войну проигрывать, если вы не заметили. — Глокта отвернулся, но её ладонь мелькнула перед ним и хлопнула в стену, длинная рука перегородила путь.

— Держать меня в курсе — значит держать в курсе Сульта. Если мы начнем рассказывать ему разные истории…

— Вы где были последние несколько недель? — Он усмехнулся, указывая на груду завёрнутых в саваны фигур у стены. — Забавно, чем ближе гурки к тому, чтобы пробиться через стены и убить всё живое в Дагоске, тем меньше меня заботит его ёбаное преосвященство! Говорите ему, что угодно. Вы меня утомляете. — Он постарался сдвинуть руку, но та не шелохнулась.

— А что если я буду говорить ему то, что вы хотите? — прошептала она.

Глокта нахмурился. Вот это уже не утомительно. Любимый практик Сульта, посланный сюда убедиться, что я следую правильным курсом, предлагает сделки? Уловка? Ловушка? Их лица были в футе друг от друга, и он сурово смотрел ей в глаза, пытаясь угадать, что она думает. Лёгкий след отчаяния? Может ли ею двигать инстинкт самосохранения? Когда сам теряешь этот инстинкт, становится трудно вспомнить, как силён он для остальных. Он почувствовал, что улыбается. Да, теперь я понимаю.

— Думала, что тебя отзовут, как только будут найдены предатели, да? Думала, что Сульт организует маленькую хорошенькую лодочку домой! Но теперь никаких лодок ни для кого нет, и ты беспокоишься, что добрый дядюшка совсем про тебя забыл! Что тебя бросили гуркам вместе с остальным мясом для собак!

Витари прищурилась.

— Дай-ка я расскажу тебе тайну. Я, как и ты, не по своей воле здесь, но я давно усвоила, что когда Сульт говорит сделать что-то, лучше выглядеть так, словно это уже исполнено. И всё, что меня заботит — это выбраться отсюда живой. — Она придвинулась ближе. — Мы можем помочь друг другу?

В самом деле, можем ли? Интересно.

— Ладно. Думаю, я могу втиснуть ещё одного друга в социальный водоворот своей жизни. Посмотрю, что я могу для тебя сделать.

— Посмотришь, что сможешь сделать?

— Это лучшее, что я могу пообещать. Факт в том, что я не очень хорошо умею помогать людям. Давно не тренировался, понимаешь. — Он ухмыльнулся беззубой улыбкой ей в лицо, поднял тростью её обмякшую руку и похромал мимо кучи тел назад, в сторону двери храма.

— Что сказать Сульту об Эйдер?

— Скажи ему правду, — крикнул Глокта через плечо. — Скажи, что она мертва.

Скажи, что мы все мертвы.

Вот что такое боль

— Где я? — спросил Джезаль, только его челюсть не двигалась. Колёса телеги крутились и скрипели, всё вокруг было слепяще-ярким и размытым, звук и свет впивались в больной череп.