Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

один из самых популярных актеров кино, милейший, остроумнейший и глубоко интеллигентный человек, был долгое время, как и наш «дядька Женька», актером театра Образцова. Во время войны он был тяжело ранен в ногу и не мог играть на сцене, поэтому пришел в кукольный театр, где можно было спрятаться за ширмой. Быстро овладел профессией актера-кукольника и, будучи чрезвычайно талантливым человеком, стал наряду с Евгением Сперанским ведущим актером театра. Они относились друг к другу очень тепло и с большим уважением. Память у Гердта была фантастической. Не зная местного языка во многих странах, где гастролировал театр Образцова, например в Чехословакии или в Венгрии (в советское время театр выезжал на гастроли в основном в демократические страны), он выучивал текст ведущего в спектакле «Необыкновенный концерт» наизусть и вел спектакль на чешском, венгерском или каком-нибудь другом языке. А уж о более мелких ролях нечего было и говорить. Я несколько раз встречался с Зиновием Ефимовичем у Сперанских, где он поражал всех своим юмором и рассказами. К моему великому сожалению, мне пришлось ставить диагноз Зиновию Ефимовичу, когда он тяжело заболел, и я даже пытался его лечить, но болезнь оказалась сильнее медицины. Наблюдая его в последние месяцы, я поражался его мужеству и терпению: во время празднования его восьмидесятилетнего юбилея он был уже тяжело болен и плохо себя чувствовал и, тем не менее, пробыл на сцене более двух часов, до последнего вздоха оставаясь артистом.

Дядя Женя обладал отличным чувством юмора и был прекрасным рассказчиком. Каждую осень, восьмого сентября в Натальин день, нас приглашали в дом к Евгению и Наталье Павловне. Приходила моя мама Наталья Георгиевна, приходила Наташа (Львовна), племянница Евгения, в более поздние годы приезжала маленькая Натуля, внучка Натальи Павловны. Часто заходила мать моей двоюродной сестры Марины Кира Петровна Постникова, за свою подвижность и живой, общительный характер тоже в шутку называемая нами «бабкой Киркой». Кира Петровна с внучкой Лизой несколько лет снимала комнату с верандой в небольшом домике у наших соседей. Она много времени проводила у нас в саду, вырывая сорную траву между кустами малины, посаженной моим дедом, или с раннего утра уходила по грибы в соседние леса, в какие-то только ей известные грибные места. Возвращалась она всегда с полной корзиной и в грибах разбиралась безупречно.

Когда «дядька Женька» и «бабка Кирка» выпивали по нескольку рюмок водки и «входили в кондицию», они начинали наперебой рассказывать удивительные и смешные истории, случавшиеся в их жизни. Дядя Женя любил рассказывать, как однажды, будучи на гастролях в Ленинграде и отпраздновав с коллегами успешное окончание спектакля, оказался с компанией артистов на набережной около всем известных сфинксов. Стояли белые ночи и, несмотря на позднее время, было довольно светло. Кто-то из женщин сказал: «А слабо сейчас здесь выкупаться?» Дядя Женя тут же разделся, спустился по ступенькам к воде и прыгнул «рыбкой» в воду. Единственное, чего он не учел, что ступеньки полого продолжались и под водой. Поэтому он задел за них животом и ободрал коленки. В довершение неприятности откуда-то появился милицейский патруль, который забрал всю компанию в участок. Там разобрались, что имеют дело со столичными артистами, и скоро отпустили их восвояси… Вообще перед женщинами дядя Женя, даже будучи уже в преклонном возрасте, всегда держал себя гоголем, «гусарство» было у него в крови.

Кира Петровна тоже была прекрасной рассказчицей. Коронная ее байка была о том, как, будучи шестнадцатилетней девицей, она повстречала на Большой Никитской улице Сергея Есенина. Он улыбнулся хорошенькой девушке, а она, набравшись смелости, сказала: «Я вас знаю, вы – Сергей Есенин». Тогда он пригласил ее в кафе, где выпил, и стал читать ей стихи. Потом он предложил ей поехать с ним «в номера», но она испугалась и сбежала от него. Во время войны Кира Петровна, будучи по профессии преподавателем немецкого языка, работала военной переводчицей и в этом качестве попала на Нюрнбергский процесс. Она рассказывала много интересного об этом времени. В конце вечера кто-нибудь из нас обязательно просил ее рассказать про ее «роман» с маршалом Монтгомери. «Бабка Кирка» оживлялась и возражала, что романа-то не было и быть не могло, но что на каком-то вечере с союзниками Монтгомери действительно обратил внимание на молодую интересную русскую женщину и пригласил ее на тур вальса. Танцевали они всего один танец, но объяснительных документов в «органы» ей пришлось писать немало: о чем разговаривали, что маршал спрашивал, чем интересовался, что она ему отвечала и т. д., и т. п. К счастью, этот инцидент обошелся для нее без серьезных последствий.

В нашу молодежную компанию послевоенных лет входили сыновья Евгения Вениаминовича и Натальи Павловны Кирилл Сперанский и Володя Александров. Володя – высокий, худощавый, улыбчивый молодой человек с копной темных курчавых волос, очень близорукий, в сильных очках, которые он никогда не снимал, с детства увлекался геологией, много знал о камнях и мог определить по виду любой из них. После войны еще был свеж противотанковый ров, проходивший по краю наших участков над рекой, и еще не зарос карьер, начинавшийся сразу же за забором дома Вениамина Михайловича, и там было много камней, так как весь наш участок стоял на песчано-каменной морене, оставленной проходившим здесь некогда ледником. Все это подробно объяснил мне Володя. Он же дал мне в руки интереснейшие книги А.Е. Ферсмана «Воспоминание о камне» и «Занимательная минералогия», благодаря которым я одно время искренне хотел стать геологом. Володя был неутомимым ходоком, исследователем и организатором всех наших ближних и дальних прогулок по окрестностям. У него имелась «пятикилометровая» карта Московской области, на которой были обозначены и наше Деденево, и окружающие нас деревни. Более подробные карты в советское время считались секретными. В течение лета мы ходили в однодневные походы в самых разных направлениях, и из каждого похода Володя приносил целый рюкзак неимоверной тяжести, наполненный образцами минералов и разными окаменелостями. Однажды мы попали с ним в неизвестный нам, довольно глубокий овраг за дальней деревней Степаново. На дне оврага протекал ручей с прозрачной водой, а по его берегам густо рос папоротник. Там в каменистой россыпи мы нашли удивительный плоский камень, весь покрытый окаменелыми морскими раковинами и моллюсками – свидетельство бывшего здесь в доисторические времена океана. Камень был очень тяжелым, и мы несли его домой по очереди. Его укрепили в стенке камина в нашем доме, где он и находится уже более полувека.

После смерти Евгения Вениаминовича старый дом перешел к Кириллу Сперанскому и его двоюродной сестре Наталье Львовне Сперанской. Она вышла замуж