Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

братьям занимать приезжих, ушёл на свою половину, а рыцари-монахи повели гостей по назначенным им помещениям.

— Извините, граф — заговорил, вводя в свою келью английского графа, Марквард Зальцбах, — моя келья не красна углами, но я могу показать вам собрание оружия, которое вряд ли у кого найдётся.

— О, я люблю оружие, — протянул англичанин, — особенно тяжёлое оружие, которым с одного удара можно разрубить человека.

Зальцбах с улыбкой недоверия поглядел на гостя.

Двуручный меч

— Разрубить человека пополам? — переспросил он, — но для этого нужна сила исполина, древнего Самсона.

— Сила найдётся, только бы меч выдержал! — мрачно прорычал англичанин.

— О, в таком случае, у меня есть меч, тяжелее которого я никогда не видывал. Вот он, — и, сняв со стены меч чудовищной тяжести и длины, Марквард подал его англичанину.

Тот долго с немым изумлением смотрел на это оружие, поворачивал в руках и пробовал наотмашь, но, очевидно, меч был ему не по силам и чуть не вырвался из руки.

— Меч удивительный! — с видом знатока сказал англичанин, — но, мне кажется, у него коротка рукоять. Это меч двуручный, его надо держать обеими руками.

— И я так думал, — отвечал Зальцбах, — пока не увидел, как один из богатырей управлялся им одной рукой. И как управлялся! Он валил им неприятелей целыми десятками.

— Но кто же был этот богатырь? Интересно было бы взглянуть на такого силача?

— По счастью, это невозможно.

— Как по счастью? — переспросил изумлённый англичанин.

— Потому что этот богатырь был смоленский князь Филипп Глебович, и он пал, смертельно раненный стрелой, рядом со мной в страшном бою на реке Ворскла.

— Вы говорите, смоленский князь. Что это такое? У нас, в Англии, мы не слыхали даже имени такого государства.

— Это и не государство, это одно из подвластных Витольду княжеств, далее за ним Москва.

— А! Москов, я слыхал. Москов — это, говорят, люди дикие, еретики, питаются лошадьми.

— Это самое опасное из всех восточных племен, да, по счастью, татары сломили им надолго рога. Изуверы страшные, яростные схизматики и, не будь татарского разгрома, давно бы затопили своими полчищами и Литву, и Польшу.

— Значит, нам придётся переведаться и с ними?

— О, дай-то Бог, ни к одному племени я не питаю такого озлобления, как к этим русинам. Представьте, они не только посольства от наших рыцарей не приняли, но всех немцев считают чем-то поганым и поступают с нами как со зверями.

— А много у них таких богатырей, как бывший владелец этого меча? — любопытствовал англичанин.

— Говорят, у покойного были два брата и оба сильнее его, но я не верю. Это был своего рода феномен, нечто вроде Самсона между слабыми евреями. Не могу же я допустить, чтобы без воинских упражнений, без малейшего понятия о военном искусстве из них могли выйти достойные нам соперники! Вот сами увидите, они не выдержат нашей атаки и разбегутся, как стадо овец.

— Жаль! — рявкнул англичанин, — а мне бы хотелось помериться силами с таким богатырём. Мой испанский панцирь не боится мечей и стрел, а этот, — он хлопнул рукой по собственному мечу, — постоит за себя. Его специально для меня выковал знаменитый Мак Дудл в Эдинбурге. Я одним ударом перерубаю шею быку или обод тележного колеса. Одного жалею — не удалось его попробовать на человеческом теле.

Граф Рочестер в полном боевом облачении

— В этом можете быть спокойны, благородный граф, — с чуть заметной улыбкой отозвался Зальцбах, — в таких пробах недостатка не будет, можете по самую рукоять искупать ваш меч в крови сарацин и язычников.

— Амен! — рявкнул англичанин. — Клянусь Вельзевулом, я искупаю его с обоих концов! А теперь, благородный рыцарь, я чувствую сильную жажду: за вашей монастырской трапезой вино пили как вино, а я пью его как воду. Нельзя ли послать кнехта к моим людям, у меня есть маленький запасец благодатной влаги.

— Зачем же посылать к вам? Монастырский устав воспрещает нам пить вино в своих кельях, но держать его для гостей запрета нет! Не откажитесь, благородный граф, распить бутылочку-другую «Венгржины».

Рыцарь раскрыл потайной шкафчик, сделанный в подоконнике, и достал оттуда несколько запылённых, заросших плесенью бутылок и два стакана.

— За поражение неверных и их союзников! — провозгласил он и чокнулся с гостем.

— Амен! — отвечал англичанин и выпил свой стакан залпом, но, видно, вино ему очень понравилось, и он тотчас налил второй.

— Да здравствует благородный орден крейцхеров! — провозгласил он.

— Да здравствуют его гости! Да пошлёт Господь им увидеть поражение неверных и истребить их!

— До последнего человека! — крикнул гость, снова выпивая полный стакан. Казалось, старое вино начало производить на него заметное впечатление. Глаза его как-то странно расширились, кровь прилила к щекам и ко лбу и окрасила их в багровый цвет, рубцы и язвы выступили ещё отчетливее. И трезвый он был отвратителен, теперь же он стал просто ужасен!

— Давай мне сейчас этого смоленского богатыря, — рычал он, — я с ним сейчас силой померяюсь! Я его, как кролика задушу! А вино, вино удивительное, никогда такого ещё не пил, и ты, рыцарь, молодец, молодец!

Вино бушевало в голове дикого англичанина, он вдруг позабыл всякий этикет и перешёл с хозяином на «ты». Чопорность и натянутость сменились грубой бесшабашностью, полуграмотный бритт явился во всей своей красе. Он пил вино стакан за стаканом, кричал и хохотал, словно сумасшедший, лез обниматься с хозяином, потом вдруг, ни с того, ни с сего, придрался к какому-то слову, заплетающимся языком вызвал его на поединок, тут же, сию минуту, схватился за меч, вытащил его наполовину из ножен, потом зашатался и, мертвецки пьяный, грузно повалился на пол. Марквард Зальцбах, привыкший к подобным пьяным выходкам сынов Альбиона, сам бережно поднял гостя, положил