Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

хозяин и поднялся с места. Вендана быстро отступила к дверям, не подняв даже на него глаз.

Приятели удержали графа Брауншвейга: они видели, что эта сцена возмущает их гостя герцога Валуа, а показаться дикими вандалами перед заезжим гостем-рыцарем им не хотелось.

— Не сыграть ли нам в кости? — предложил, чтобы замять инцидент, маркграф Леопольд Эйзенштейн.

— В кости, в кости, прекрасно! — заговорили остальные.

— Ставка 16 ефимков на два удара! — воскликнул первым хозяин.

— Держу! — с улыбкой отвечал герцог.

— И я! И я! — послышались кругом восклицания.

— Отвечаю всем! — вызывающе отозвался граф Брауншвейг и, взяв две игральные кости, бросил их в один из кубков и, смело встряхнув, выкинул на стол. Обе кости показали по единице.

— Не много! — с улыбкой проговорил герцог и, в свою очередь, бросил кости — вышло восемь очков. Он передал кости и кубок хозяину, тот бросил снова, но счастье было против него: вышло только пять очков. Он уже проиграл герцогу, которому не пришлось даже бросать костей вторично.

Один за другим брали в руки кубок собутыльники, но все цифры, выброшенные ими, были выше, нежели семь выкинутых хозяином, — он проиграл всем.

Игра оживилась. Вино снова полилось в кубки, и золото зазвенело на столе.

— Сто ефимков на один удар! — воскликнул снова хозяин и положил перед собой кожаный кошель с деньгами. Товарищи-рыцари переглянулись: никто не решался ставить такую сумму.

— Держу! — с тою же беззаботной улыбкой проговорил герцог.

Граф Брауншвейг побледнел, он нервно схватил кубок с костями и бросил кости: выпало 11. Улыбка самодовольствия мелькнула на его лице.

Герцог бросил кости в свою очередь.

— Двенадцать! — в один голос воскликнули гости, следившие с вниманием и некоторым трепетом за игрой.

— Три ведьмы и сто дьяволов! — крикнул хозяин, ударив кулаком по столу — опять проиграл. Он высыпал на стол всё золото из кошелька и отсчитал сто ефимков. В кошельке не осталось и пятидесяти.

— Триста ефимков на один удар! — горячился он всё больше и больше.

— Держу! — так же хладнокровно проговорил герцог, хотя сумма, по тогдашнему курсу золота, была громадная. Но и на этот раз счастье благоприятствовало французу: он выиграл снова.

Другие товарищи бросились к графу Брауншвейгу, умоляя его прекратить игру, которая начинала принимать чудовищные размеры, но это было то же, что подливать масло в огонь. Хозяин взглянул на гостя-победителя, и ему показалось, что в его взгляде светится насмешка.

— Вздор! — воскликнул он, — я хочу, я должен отыграться! Ставлю тысячу ефимков на два удара.

Все молчали вокруг. Цифра была громадна, и вряд ли у кого такая сумма могла оказаться в наличности.

— Я позволю себе предложить нашему любезному хозяину один вопрос, — начал совершенно серьёзно герцог, у которого в голове вдруг мелькнул и созрел рискованный план спасти княжну Вендану, произведшую на него такое сильное впечатление, из рук этих варваров рыцарей.

— О, сколько будет угодно вашей светлости! — отозвался хозяин.

Он был внутренне смущён этим приступом к игре, так как, оставаясь должным по предыдущему удару двести пятьдесят ефимков, он бы не мог выложить на стол самим же назначенную тысячу золотых.

— Во сколько вы цените свободу вашей белокурой пленницы? — герцог указал на княжну, всё ещё стоявшую у порога. Она, кажется, поняла, что разговор идёт про неё и вздрогнула. Вздрогнул тоже и хозяин: ему показалось, что герцог нарочно хочет унизить его.

— Я не торгую свободой моих рабов и рабынь! — резко возразил он. — Итак, никто не держит тысячи ефимков? — назойливо и надменно проговорил он, обводя взором играющих.

— О, напротив, с прибавкой даже, если вам угодно, — отозвался герцог.

Но и на этот раз кости решили спор в пользу француза.

Граф Брауншвейг встал с своего места, он был бледен, глаза его сверкали, пальцы судорожно сжимались.

— Держу три тысячи ефимков! — воскликнул он неистово, сам хорошо не понимая, что он говорит и что делает.

Братья-рыцари в ужасе обступили его, умоляя отказаться от безрассудной ставки, но граф был упрям.

— Три тысячи ефимков, слышите, три тысячи ефимков! — кричал он как-то звонко и дико. — А, все струсили! Струсили!

— Я буду держать и эту цифру. Но только в таком случае, если вы мне укажете, каким способом вы мне её уплатите, если проиграете? — твёрдо и на этот раз вызывающе, ответил герцог. — Вот моя ставка: ваш долг тысяча двести пятьдесят ефимков. Здесь в этом кошельке тысяча, да эти два перстня и цепь с алмазами стоят столько же. Где же ваша ставка? Беру ваших товарищей в свидетели: я не гнал вас на такую большую игру, но мой девиз — никогда не отказываться от вызова.

Граф Брауншвейг смутился. Он хорошо понимал, что не может выставить наличными громадную ставку в три тысячи ефимков, но сознаться в этом ему мешала его рыцарская гордость, и он, как утопающий за соломинку, схватился за предложение герцога относительно литовской княжны.

Княжна Вендана

— Чтобы прекратить спор, — начал он быстро, — я согласен подарить свободу этой литовской княжне как залог моей ставки.

— Принимаю с восторгом! — воскликнул герцог.

— Подойдите сюда, молодая девушка! — обратился он по-немецки к княжне, — и дайте мне руку на счастье.

— Рабыня не имеет права играть с нами, благородными рыцарями! — возмутился граф Брауншвейг.

Герцог не настаивал. Кости были брошены, и страшный удар кулаком по столу заставил вздрогнуть всех присутствующих. Граф Брауншвейг вскочил со своего места мертвенно бледный. Он опять проиграл!

Злоба исказила его лицо, но, верный своему рыцарскому слову, он схватил за руку княжну и подвёл её к герцогу.

— Вот мой проигрыш! Её свобода теперь в руках вашей светлости. Надеюсь, что мы теперь можем продолжать игру.

— О, с удовольствием, —