Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

на своё дощатое ложе, закрыл плащом и сел в кресло с книгой в руках. Через несколько минут гость спал пьяным тяжёлым сном, и свистящий храп его разносился по келье и коридору.

— Ну, нечего сказать, хорош союзник, — с улыбкой проворчал себе в бороду Марквард, — с ним намучаешься, если так будет продолжаться каждый день. — Что-то, каков французик? Неужели такой же пьяница? — он вспоминал о герцоге де Валуа, отданном под охрану графа Брауншвейга.

Но француз оказался человеком совершенно другого типа, чем рыжий англичанин. Оставшись наедине с графом Брауншвейгом в его келье, он сразу сбросил с себя личину важности и высокомерия, в которой держался перед великим магистром и чиновниками ордена, и превратился в прежнего весёлого, пылкого юношу, бредящего войной, победами, турнирами, хорошенькими женщинами и искристым вином.

Он сразу сошёлся со своим хозяином и ментором, так что граф Брауншвейг не решился даже предлагать своему гостю провести ночь в душных монастырских комнатах, а прямо спросил, не желает ли он после долгой и скучной дороги отдохнуть и повеселиться, отбросив на время этикет?

— О, с восторгом, с наслаждением! — воскликнул пламенный француз, — но только где же? Здесь, я вижу, у вас и кровати-то из голых досок, а подушки — это мешки с сеном. Не лучше ли я отправлюсь в форштадт, где остановились мои слуги и оруженосцы?

— То же хотел предложить и я. Это помещение общественное, монастырское, — с улыбкой отвечал граф, — зато у нас у каждого в пригородной слободе есть свой уголок, где он может сам отвести душу и угостить товарища.

— Так ведите же меня туда. Вы не поверите, как я устал от этого придворного этикета и от этих лат, которые не снимал с утра.

— Эти железные скорлупы мы можем оставить здесь, там они не нужны, — с улыбкой сказал граф и первый подал герцогу пример переодеванья. Через несколько минут, одетые в удобные костюмы из чёрного бархата с такими же шляпами на головах, они выходили из ворот конвента.

— Пропуск? — послышался резкий голос брата Августина, стоявшего на страже у главного входа.

— Смерть язычникам! — отозвался граф.

— Амен! — закончил брат Августин. — Доброй ночи, не пропустите только заутрени, да не забудьте пароля, а то мостовая стража не пропустит.

— Ах да, я и забыл про него, — проговорил граф.

— Меч и Пресвятая Дева! Прощайте! — Брат Августин хотел удалиться. Граф удержал его.

— Когда сменитесь, брат Августин, не выберите ли минутку завернуть ко мне. Наши все будут в сборе.

— Демон-соблазнитель! — с улыбкой проговорил рыцарь, — если командор или маршал не задержат.

— И куда им? Они сами давно в слободе у брата Филиппа.

Сторожевой рыцарь засмеялся и махнул рукой.

— Хорошо, буду, только чур, на мою долю оставьте бутылочку этого венгерского, что получили из Вены.

— О, разумеется, хоть две!

Этот разговор, ведённый полушёпотом, чтобы не соблазнять гербовых и кнехтов, стоявших на страже, не мог не повлиять на молодого человека. Он теперь воочию видел, что и рыцари-монахи такие же люди, как и он сам, и гораздо увереннее шёл за своим хозяином и ментором.

Пройдя десятка три шагов, они очутились у моста, перекинутого через ров, отделяющий внутреннюю крепость-монастырь от наружной, охватывающей весь город. За мостом их ждали два кнехта верхом, держа на поводу заседланных рыцарских коней. До собственного приюта графа Брауншвейга было довольно далеко, и новые приятели, вспрыгнув в сёдла, стрелою помчались по безлюдным улицам города.

Через четверть часа они остановились у небольшого домика, потонувшего в зелени акаций и каштанов. Ставни были наглухо заперты, и только кое-где сквозь щёлки был виден свет. Входя на высокое крыльцо, французу показалось, что он слышит звон струн.

— У вас гости, благородный граф? — спросил он.

— Только свои. Могу уверить вас, ваша светлость, что вы найдёте между ними только цвет нашего рыцарства.

— Я нимало не сомневаюсь в этом. Каков хозяин, таковы и гости.

Дверь в маленький домик отворилась, едва хозяин и его гость вступили на крыльцо, и весёлые голоса гостей понеслись им навстречу.

— Ваша светлость, — начал хозяин, когда они вошли в уютную комнату, где уже помещались человек пять мужчин в таких же бархатных камзолах, как и они, — хотя утром вас и познакомили официально со всеми рыцарями ордена, но позвольте ещё раз представить вам моих друзей-товарищей: граф Ульрих Швальбах, барон Иоганн Карл Розенберг, граф Артур Сорренто и братья-маркграфы Леопольд и Мориц Эйзенштейн. Прошу любить и жаловать. Ваше же имя нам всем известно, как известно и всему свету. Ваша благородная фамилия дала Франции несколько королей, а истории 3 несколько героев.

Герцог явно остался чрезвычайно доволен такой рекомендацией. Он с чувством пожал руку хозяину и его друзьям, и общий разговор завязался.

Говорили о предстоящем походе, о противниках, и, разумеется, все рыцари-меченосцы в один голос стали утверждать, что поляки и их союзники литовцы не могут и думать выдержать напор рыцарской атаки.

— Подумайте, ваша светлость, — горячился больше всех сам хозяин, — ну разве это воины, которые до сих пор не могут выучиться хорошо владеть рыцарским копьём и предпочитают ему свои свалуги да дротики, которые отскакивают от наших щитов, как мячи.

— Но я слышал, что между неверными есть силачи и исполины, — заметил в свою очередь герцог. — Привёл бы меня Бог сразиться с одним из них.

— Не верьте рассказам трусов, ваша светлость, — вступил в разговор один из гостей, граф Ульрих Швальбах, — разве могут во всей славянской расе, каковы и поляки, и литовцы, и московы, найтись соперники нашей благородной романо-германской расе? Это всё какие-то вандалы, которых мировая судьба быть нашими слугами и рабами.

— Всё это прекрасно, и я горжусь тем, что принадлежу к вашему великому народу и нахожусь в вашем благородном обществе, но, виноват, чем же объяснить, что походы на Литву благородного рыцарства почти всегда были безуспешны, и не один раз целые ополчения погибали под стенами Вильни?

— О, — воскликнул с