Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис

Галеот усмехнулся:

– Милый друг, вы, стало быть, видите причину моей грусти в гибели этого замка; да будь он дороже всех замков на свете, его утрата нисколько бы меня не огорчила. Вникните в глубины моего сердца и знайте, что ни одна утрата земель не смутила моего покоя, ни одна победа не дала той радости, какой я ожидаю в совместных с вами досугах. Но я грущу о тех душевных муках, которые предрекают мне эти руины. Ибо муки эти могут исходить единственно от вас ко мне. Я живу вами настолько, что после вашей смерти ничто не даст мне сил остаться в живых; и не только смерти вашей я страшусь, но и разлуки с вами. Ах! если бы королева, ваша дама, и вправду любила меня, она бы чуяла, что нельзя вас отдавать другому, хоть бы и самому королю Артуру. Я ее не порицаю; мне бы следовало помнить, что она сказала мне однажды: «Это безумие – щедро расточать то, без чего не можешь обойтись». Она отдала вас королю, чтобы иметь вас всецело при себе, и она поступила верно. Но не забудьте, милый мой друг, в тот день, когда я потеряю вас, мир потеряет меня.

– Дорогой сир, Бог даст, наша дружба никогда не иссякнет! Я отдал себя королю Артуру с вашего согласия; но, будучи его вассалом, я остаюсь всецело ваш телом и душой.

Так они долго беседовали, продолжая ехать верхом.

Вот места, которые они проезжали (предоставим другим заботу выяснять их расположение): вначале дом для послушников в Чеслине[177], основанный королем Глохиром возле замка с тем же названием; затем город, именуемый Алантен[178] и, наконец, Сорхо, столица Сорелуа.

И когда они были уже невдалеке, сотня рыцарей этой страны выехала к Галеоту во главе с его дядей, стариком, опекавшим его в детстве. Он простер руки к своему питомцу, и слезы выступили у него на глазах.

– Сир, – сказал он, – мы из-за вас натерпелись великого страха! Мы думали, что вы умерли или тяжко больны, по причине диковинного чуда, виденного нами.

– Что же у вас случилось? – спросил Галеот. – Я потерял кого-то из моих друзей?

– Нет, сир, никого из друзей вы не потеряли, слава Богу.

Галеот не пожелал его дальше слушать; он пришпорил коня и весело приветствовал своих рыцарей, проскакав мимо них. Дядя поспевал за ним, как мог.

– Милый дядюшка, – сказал ему Галеот, – до сих пор я видел вашу примерную стойкость; вы, должно быть, изрядно переменились, если подумали, что разорение земли или потеря добра может причинить мне истинное горе. Говорите смело, чего я лишился, и знайте, что никакой убыток и никакая прибыль меня не волнуют.

– Сир, до нынешней поры больших убытков нет, но есть странные знамения. Во всем королевстве Сорелуа нет ни одной крепости, у которой бы половина не обрушилась в одну и ту же ночь.

– В этом я легко утешусь, – возразил Галеот. – Я видел, как рушился мой самый любимый замок, и мне оттого не стало хуже. Слава Богу, мне даровано сердце, которое едва ли могло бы ужиться в груди человека заурядного; оно никогда мне не изменяло. Людям, менее в этом одаренным, никогда не понять моей беспечности о том, что их удручает. К чему волноваться по поводу тех чудес, что случаются из-за меня? разве сам я не большее чудо?

Вот как принял Галеот весть о том, что приключилось в его землях. Он устроил в Алантене добрый пир для рыцарей и горожан. На другой день он указал своим писцам известить баронов Сорелуа, чтобы они прибыли в Сорхо через две недели после Рождества. Еще он велел им написать письмо королю Артуру с просьбой прислать ему самых ученых мудрецов его страны, дабы от них узнать, что означают его недавние сновидения. Но здесь повествование на время оставляет Галеота с Ланселотом, чтобы вернуть нас ко двору короля Артура.

LXI

Посланник Галеота нашел короля Артура в Камалоте[179] и вручил доверенное ему письмо. Король, королева и госпожа Малеотская были безмерно рады узнать новости о своих друзьях; но радость их была недолгой. В тот же день все увидели, как перед ступенями спешилась некая девица и твердым шагом вошла в залу, где король восседал в окружении своих рыцарей. Она была богато одета: шелковая котта, плащ на меху, лицо закрыто, волосы заплетены в одну косу[180]. С нею были три десятка рыцарей. Бароны расступились, давая ей дорогу, будучи убеждены, что она весьма знатная дама. Подойдя к королю, она расстегнула плащ, которым была укутана, и он упал к ее ногам; люди из свиты поспешно подняли его. Затем она приспустила пелену, прятавшую лицо, и все, кто смотрел на нее, были поражены ее красотой. Громким и твердым голосом она произнесла:

– Храни Господь короля Артура и его баронов! не будь помянуты честь и права моей госпожи. Сир, ваши добродетели бесспорны; но в них мне видится один изъян.

– Сударыня, – ответил король, – каков бы я ни был, да ниспошлет Бог удачу вашей госпоже и да сохранит Он ее честь, ежели, как я полагаю, она того достойна. Но я вам был бы признателен, если бы вы мне указали, что мешает мне быть истинно добродетельным мужем. А затем скажите мне, кто ваша госпожа и в чем я мог перед нею провиниться. До сей поры я не думал, что дал право даме или девице упрекнуть меня.

– Путешествие мое было бы напрасным, если бы я не подтвердила высказанный вам упрек; но я знаю, что, сделав это, я повергну ваш двор в величайшее изумление. Знайте же, сир, что госпожа моя – королева Гвиневра, дочь короля Леодагана Кармелидского. Прежде чем я буду говорить с вами от ее имени, благоволите взять это письмо, скрепленное ее печатью, и пусть вам его прочтут.

Тут выступил вперед рыцарь в преклонных летах и подал девице золотой ларец, богато изукрашенный и отделанный самоцветами. Она его открыла, достала оттуда письмо и вручила его королю:

– Сир, его следует прочесть при всех ваших рыцарях, при всех дамах и девицах.

Онемев от изумления, король воззрился на девицу, затем послал за королевой и всеми дамами, рассеянно гулявшими по залам. Они собрались со всех сторон, и девица потребовала вторично, чтобы начали читать без промедления. Король протянул