Царства смерти - Кристофер Руоккио

ba-Yukajjimn! Познакомьтесь с моим сородичем, таким же вождем, как я. Прошу, преклоните колени.

Он обвел взглядом комнату, медленно, как змея, повернув голову от стены по правую руку от меня до обрыва слева. Я не сводил глаз со своего врага и лишь теперь понял, что мы не одни. В тени под светильниками собралось множество нелюдей. Солдаты в блестящих черных доспехах и белых масках с белыми гребнями. Советники в белых туниках, придворные в изысканных синих и серых мантиях. Разрисованные наложницы в серебряных украшениях, обнаженные и бесполые, стояли рядом с рабами-людьми в ошейниках.

Все они, кроме одинокого менестреля, молчали – да и звук флейты вдруг резко оборвался.

– Gasvaa! – скомандовал Пророк, вытянув железные когти.

Как единый организм, толпа, включая даже толкавшую мое кресло рабыню, опустилась на колени. Возвышаясь над ней, Пророк уселся на трон и ухмыльнулся жуткой улыбкой, оскалив прозрачные зубы.

– Сородич, ты здоров? – спросил он на моем языке и поднял руку, указывая на мое состояние.

Я посмотрел на толстые ремни вокруг груди и ног и медицинские пластыри на ободранных бедрах, перевел взгляд на останки рук и вдруг разом ощутил и капельницу, и прочие медицинские приспособления, подвешенные у меня над головой, и трубки, торчащие из моего живота под длинной робой, в которую меня нарядили.

Меня выставили напоказ. Я стал символом, как многие плененные правители древности. У наших двух народов было крайне мало общих эмоций, мало схожих ритуалов. Унижение. Стыд. Эти чувства разделяли и люди, и сьельсины. Они были общими для нас. Сириани назвал меня Утэ аэта ба-юкаджимн. «Истинный царь людской». Я не был императором, но победил двух вождей племен Эуэ. В их глазах я был князем, или, по-сьельсински, элутанура ве ти-икуррар – коронованным кровью. Но я не был царем, истинным аэтой, потому что не был сьельсином. В глазах ксенобитов я был воплощением святотатства, и поэтому меня выставили на всеобщее посмешище.

– Не слишком же вы гостеприимны, – бросил я, указывая на свое состояние, кресло-коляску и коррекционные пластыри на руках и ногах. – Зачем меня лечат?

Великий князь наклонился на грубо отесанном каменном троне и положил когтистые руки на края длинного стола.

– Там, куда мы отправимся, ты должен ходить на своих ногах, – ответил он на стандартном, чтобы понимал только я.

Сириани поднялся, тряхнув черными и серебряными цепями. Всколыхнулись знаки ударитану, вышитые на его мантии наподобие созвездий.

Вскинув руки, он обратился к толпе, резко повысив голос:

– Raka Oranganyr ba-Utannash! Избранник лжи! Он – Ute Dunyasu, величайшее оскорбление, и Oimn Belu! Темный!

Произнося речь, Сириани крутил головой туда-сюда, меча слова, будто молнии. Он шагнул к углу стола, проведя по столешнице лапой:

– Его рука сразила Аранату Отиоло и Венатимна Улурани. Он отнял у меня Иубалу и Бахудде. Он величайший из их воинов! Сильнейший враг тех, чей взор прикован к Iazyr Kulah!

С этими словами Сириани прошел вдоль трети стола, скребя когтями по отполированному камню. Прежде мне не доводилось видеть таких удивительных столов. Он был не ровным, как наши, а с бороздой посередине, глубиной почти в локоть и шириной в три локтя. С широкого края стола был резкий уклон.

А внизу – решетки.

Стол напоминал зловещее корыто для кормления скота.

Князь еще не закончил.

– Теперь он сломлен. – Сириани ухмыльнулся акульими зубами собравшимся, так и не поднявшимся с колен. – Очищен! Он признался! Он выдал нам местонахождение Uganatai, их ложного царя! Их «императора». – Последнее слово он произнес на стандартном, аккуратно интонируя каждый слог.

Я опустил голову от нахлынувшего на меня чувства стыда. Как долго я терпел допросы? Терпел свое «очищение», медленное умерщвление от рук врага? Недостаточно долго. Я должен был скорее умереть, чем предать императора. Другие на моем месте поступили бы так. Я стиснул кулаки, почувствовав боль в отсутствующих пальцах, когда шевельнул обрубками. Меня нельзя было назвать патриотом, истинным последователем имперских идеалов. В юности я вообще ненавидел Империю, дивился ее жестоким порядкам и презирал за это. Презирал собственного отца. Разве он не был в моих глазах живым воплощением пороков Империи?

Но с тех пор я полюбил ее и люблю до сих пор, несмотря на то что причинил ей больше вреда, чем любой из живущих и когда-либо живших людей.

Я любил Империю не за ее обширные владения или военную мощь. Я любил то, что она защищала: людей в целом, будь то палатины или патриции, плутократы или плебеи. Я любил Соларианскую империю, потому что она была щитом, могучей преградой на пути тьмы, раскинувшейся там, куда не доходил свет ее солнц.

И я подвел ее, подвел императора, а с ним и каждого человека в отдельности – мужчин, женщин и детей, за которых император нес ответственность.

Мое смятение наверняка отразилось на лице, и я почувствовал, что Сириани гораздо лучше читает людей, чем я – сьельсинов.

– Наши странствия подходят к концу, – обратился он к собравшимся. – Через дважды двенадцать и девять дозоров мы будем на Актеруму. Там мы встретим наших братьев и заберем то, что наше по праву! Тогда мы обрушим на yukajjimn небесный огонь. Найдем их ложного царя Uganatai, и я лично выпью его кровь.

– Teke teke tekeli! – закричал с колен сьельсин в белой тунике, сидевший рядом с главой стола.

– Yaiya toh! – подхватили остальные, один за другим поднимаясь с земли.

Затем они снова пали ниц перед своим властелином и замерли.

В тишине Сириани провозгласил:

– Слишком долго мы томились во мраке. Мы должны вспомнить, что Элу показал нам путь к свету! Ответил на зов Миуданара и вознес нас к небу! Неужели мы забыли, что боги обучили нас летать? Что мы избранные? Что мы одни можем воссоединиться с ними в лучшем мире, когда будет уничтожен iugannan и свергнут Обманщик?

Он повернулся и широким шагом подошел к трону.

– Я тот князь, о котором говорил Элу. Тот, что объединит наш народ, соберет под одним знаменем тринадцать племен Эуэ и будет править ими своей «рукой». – Он указал на противоположный конец стола, рядом с которым сидел пристегнутый, искалеченный я. – Моя «рука» дарит вам этот величайший дар, нашего великого врага. Его пленение – доказательство! Боги на нашей стороне!

– Adiqasur Caihanarin ush ti-ajun wo! Adiqasur Caihanarin! – вторили ему сьельсины, поднимая голову. – Боги на нашей стороне!

– Я князь, что избавит от лжи! Я подарю вам звезды! Приведу вас в рай! – Великий князь хлопнул в ладоши, звякнув кольцами и цепочками на когтистых пальцах. – Этот пир – предвестник того, что