Долина Колокольчиков - Антонина Крейн

играли, как никогда прежде, леди и лорды были ещё обходительнее, чем обычно, но меня всё равно душила тоска. А потом я увидела его…

Фиона выдержала продолжительную паузу. Берти уж подумал, что сейчас начнётся настоящая драма, но тут ледяная леди вдруг хрюкнула от смеха, а затем, прикрыв рот ладонью, неподобающе громко расхохоталась.

– Ух ты, – шепнула вставшая на стременах Тинави. – Внезапно.

– Простите. – Фиона помахала рукой перед лицом, пытаясь остыть. – Это нервное. Дело в том, что до вчерашней ночи я и не подозревала, что вся та штампованная ересь, которую так любят авторы низкосортной любовной литературы, имеет место в реальной жизни… В общем-то, в какой-то момент между мелодиями я услышала странный стук. Я оглянулась и обомлела: прямо посреди моего бала откуда-то взялся мужик с топором, как ни в чем не бывало рубящий секвойю.

– Что?! – поперхнулся Берти.

– Вот и я так подумала, – кивнула Фиона. – А моей второй мыслью было: «О, камень окаянный, лишний мертвец – лишние расходы!» Потому что стоит смертному узреть наш танец, как его грубая одежда обращается невесомыми шелками, сотканными из птичьих слёз, глаза наполняются звёздным сиянием, кожа становится нежнее лепестков лилий и тэ дэ и тэ пэ – всё как в преданиях. Но этот мужчина не спешил превращаться в моего слугу. Я пошла к нему, собираясь разобраться в происходящем. Чем ближе я подходила, тем сильнее была заинтригована. Дровосек выглядел… как бы сказать… захватывающе: широкие плечи, узкая талия, волевой небритый подбородок и неожиданно чувственный изгиб губ. Когда я увидела, как размеренно и мощно он машет топором, моё сердце пропустило удар – да-да, именно эта пошлая фраза пришла мне на ум! Чужака ничуть не смущал мертвенный холод моего бала: его рубаха была расстёгнута, жар волнами исходил от мускулистого тела. Когда я подошла к нему, он даже не смутился. «О, – сказал он, – ледяная леди! Приятно познакомиться. Я всю жизнь мечтал вас увидеть». Я неверяще смотрела на него и на то, как вокруг лесоруба таял лёд и колдовские цветы. Он был слишком горяч для моей фиалково-снежной бури! Такого не случалось никогда прежде. Стыд и позор.

Фиона прервалась для того, чтобы, закрыв лицо ладонью, обескураженно покачать головой.

– В общем, – продолжила она, откашлявшись, – меня переклинило. Я дождалась, пока он срубит секвойю. А потом мы с ним сели на её же поваленный ствол. Мои леди и лорды подносили нам чаши со взбитым творожным сыром и янтарное вино из летних закатов, опускались вокруг нас, смирно слушали… Мы с Джеком – его звали так – говорили и хохотали как безумные. Мне становилось всё веселее, мои беды и вся моя жизнь начали казаться глупостью в сравнении с простым, крепким бытием Джека. На рассвете я уже орала, стоя на бревне и обращаясь к небу, что-то вроде: «Да гори оно всё синим пламенем! Я не хочу быть этой проклятой леди! Свободу альвам!» – и Джек горячо поддерживал меня, а потом обхватил меня за талию, чтобы снять с бревна, и тут… Я поняла, что как-то запуталась.

Фиона скорчила кислую физиономию.

– Когда большие горячие ладони Джека сжали мою талию и он потянулся ко мне за поцелуем, я вспомнила, как за сутки до этого целовалась с другим, и вдруг подумала, что это какая-то слишком интенсивная личная жизнь для леди моего статуса и возраста. Ну и в целом: меня всерьёз беспокоили его ладони. Они правда были горячими. Слишком. Я, конечно, существо из плоти и крови, но мало ли? Кто-то же, блин, назвал меня ледяной? Вдруг я чего-то не знаю о собственном теле? Короче, я испугалась, взвизгнула, как следует пнула Джека и убежала.

– О? – поразился Берти.

Не такого конца истории он ожидал.

– Ага, – передёрнула плечами Фиона. – И всё бы ничего, но в тот момент, когда я сиганула от него прочь, у меня с головы слетел венец. Как вы, вероятно, знаете, у каждого альва есть артефакт, имеющий ту или другую ценность. Мой венец содержит в себе определённого рода магическое пространство, в котором заключены мои слуги, и вся моя еда, и конь. Я осознала, что потеряла его, только когда уже выбежала из леса. Понуро и пришибленно я пошла обратно, и… Венца не было. Джек забрал его.

– Точно ли Джек? – усомнилась Тинави.

– Точно. Он на секвойе вырезал фразу: «Венец у меня. Я живу в получасе ходьбы отсюда, в деревне у Рохховой плотины». И почерк у него оказался таким же великолепным и мужественным, как и он сам.

Фиона трагически прикрыла глаза.

– Как вы, вероятно, догадываетесь, у меня нет никакого желания идти в эту окаянную деревню. Что за позор! Но и слуг, которых я могу туда послать вместо себя, у меня тоже нет: они в грёбаном венце, который в руках грёбаного Джека. Собственно, вот я и стою здесь, – она жестом обвела мост. – Собираюсь с силами. То ли прыгнуть, то ли наступить на горло своей гордости – так пока и не решила.

– Прыгать точно не надо: мантия намокнет, а мокрая шерсть пахнет мерзко… – задумчиво пробормотал Голден-Халла, а потом обвёл взглядом своих спутников. – Ну что, сгоняем за венцом?

– Конечно, сгоняем, – хмыкнула Тинави. – Как не оценить такого мужчину.

Морган пожал плечами:

– Я не против.

Ледяная леди, кажется, удивилась тому, насколько легко они согласились.

– И впрямь спасатели, – прищурившись, улыбнулась она. – Отлично. Только пусть мой венец лучше несёт он.

И Фиона ткнула пальцем в сторону Гарвуса.

Они отправились к Рохховой плотине.

– Почему я должен нести венец, интересно, – какое-то время спустя задумчиво пробормотал Морган.

– Возможно, ты ей просто понравился, – хмыкнул Берти. – Резкий, дерзкий, а главное – холодный, как не знаю что.

– Можем сделать рекламную растяжку, – с лукавым блеском в глазах подключилась Тинави. – «Если вас кто-то разгорячил, у нас есть решение: получите-распишитесь, наша специальная коллекционная ледышка к вашим услугам…»

Гарвус только вздохнул, ускорился и поправил свой ободок.

32. Искушённые

Омном-ном. Омном-ном. Убивать значит есть. Есть – хорошо. Убивать – хорошо.

Мысли доброй половины приспешников Лешего

– Да быть не может, что вы не знаете этого фокуса!

Тинави серебристо рассмеялась. Ей шло такое безбашенно-лёгкое настроение: от Ловчей будто исходили тёплые волны света, не столько успокаивающие, сколько заряжающие энергией. Сразу хотелось улыбаться и что-то делать, что-то вдохновляющее, искреннее, покалывающее иголочками предвкушения, и думать – «я люблю этот мир»… Хотелось протянуть ей руку – и пригласить танцевать, какая бы музыка ни звучала.

Берти мысленно поблагодарил небеса за