Авиаторы Его Величества - Василий Вадимович Зеленков

которой столкнется даже выживший, – кислородное голодание. Чем это чревато? Проконсультируете нас, а, док?

– Длительная гипоксия запускает процесс гибели нервных клеток и может привести к энцефалопатии, – Вильгельм скрипнул зубами. – Осторожно, если…

– Перевожу для тебя, очкарик, – перебил Никис. – Ты останешься идиотом. Не полным овощем, но заторможенным трясущимся придурком с жалкими обрывками тех знаний, которыми так перед нами гордишься. Ведь гордишься, я угадал? Ты – инженерист, малыш, правда? Не отвечай. Вижу по глазам…

Лангаль закрутил головой и замычал, вырываясь.

Вильгельм едва сдержался, чтобы не оттолкнуть Никиса. Штурману приходилось пытать людей, но он ни разу не заходил дальше обычных побоев. Если очкарик – инженерист, агент правильно нащупал болевую точку. Лангаль быстро расколется и выдаст все, что знает.

Вильгельм встречался со свихнувшимися на бездушных машинах жрецами. Они превращали старые фабрики в храмы, молились древнему народу Ану как Богам и ставили прогресс превыше всего. Для них не существовало ни морали, ни законов – ничего, что ограничивало науку.

– Итак… Код? – осклабился Никис.

Лангаль истово закивал.

– Как я и думал, – агент отпустил очкарика. – Эти идолопоклонники скорее мать продадут, чем станут дебилами.

– Значит, Греон, – Севан протянул Вильгельму блокнот и карандаш.

Штурман взял их с облегчением. Он боялся столкнуться с кем-то из данкельских коллег, и встреча с греонцами его обрадовала.

Вильгельм записал код и минут десять отключал модули и перенастраивал частоты. К нему присоединились Георгий и Константин, разбираясь с незнакомым оборудованием на ходу и делая для себя пометки.

Никис вернулся на вращающийся стул. Иклид с Устином встали на страже у двери. Лем, Севан и Лангаль наблюдали за механиками и штурманом. Капитан – задумчиво, гитец – заинтересованно, очкарик – с ревностью в глазах.

Наконец шум в динамиках стих – и сразу вспыхнул с новой силой, но с совершенно другими интонациями. Вызовы помчались лавиной, перебивая друг друга. Знакомые позывные звучали с надеждой. Севан узнал коды Службы государственного спокойствия Альконта и голос руководительницы венетрийского отделения Майеры Рейс, достопочтеннейшей вдовствующей графини Риволл.

Гитец растер ладонями лицо и занял место главного диспетчера. Внутри забурлила энергия. У него появились четкие план и цель.

– Где тебя учили, Виго? – восхищенно покачал головой Георгий. – Я и половины этого не знаю.

– Один греонец показал.

Лем покосилась на Вильгельма, почуяв откровенную ложь. Штурман и сам понял, что отмазался неубедительно. Георгий поверил не задумавшись; Константин и Устин – он по глазам прочитал – нет.

Внутри защемило. Вильгельм боялся потерять доверие команды.

– Слушайте сюда, – подозвал всех Севан. – Мистер Гейц, передадим сообщение на Аркон и наладим связь между Службой и Флотом. Может, поблизости есть еще боевые группы, которые не достались мятежникам… Мария?

– Кхм?..

– Я направлю агентов за герцогской семьей. Ты – возьмешь мне барона Архейм, пока он не получил «Вентас Аэрис». Пользуйся кодами Службы и держи меня в курсе.

– У меня есть мысль получше, – Лем сняла с шеи мертвого Лангаля обруч с наушниками. – Вейс и Архейм использовали это. Виго, перенастроишь, чтобы мы говорили с Севаном напрямую?

Штурман поколебался, но не решился вновь солгать капитану. Он забрал аналогичный передатчик у очкарика и присел возле блокиратора разбираться с частотами.

– Из какого ты храма? – спросил Лангаль.

– Я не из ваших, – буркнул штурман, досадуя, что к нему привлекали внимание.

В другой ситуации он прикинулся бы дурачком. Тем более устройство впрямь было ему незнакомо, пусть и не сильно отличалось от тех артефактов древнего народа Ану, с которыми сталкивался. Но в нынешних обстоятельствах от ненавистных технологий зависело будущее команды «Аве Асандаро». Вильгельм задолжал им больше, чем жизнь и душу. Он не хотел рисковать друзьями из-за собственной трусости.

– Бегут, – внезапно сказал Иклид. – Мистер Гейц, здесь есть дополнительные охранные системы?

– Да, да… – засуетился Георгий.

– Мария, уходите! – поторопил Севан.

– Найдешь дорогу назад, егозень? – дядя обеспокоенно посмотрел через плечо на племянницу. – Чтобы целехонькой мне к Кат вернулась!

– И тебе удачи, дядя Грег! – Лем повернулась к команде: – Чего встали? Вперед!

Заградительные металлические створки запечатали иллюминаторы и двери диспетчерской, едва бежавший последним Устин забрался в вентиляционный канал.

Сигнализация молчала. Георгий был профессионалом.

2005

Подойдя к небольшому владению в горных окрестностях Ветска, одного из воздушных городов Альконта, Эдуард отмечает: восемьдесят лет назад дом выглядел лучше. Сейчас крыша и ставни требуют ремонта, каменные стены надо почистить от мха, живую ограду – подстричь. Вечерние сумерки не скрывают бедности.

Еще неделю назад Эдуард не ожидал, что окажется здесь, но изменил все планы, увидев заголовок в россонской прессе. Первую страницу крупнейшей газеты занимала фотография семнадцати улыбающихся девушек в летных куртках, рядом с которыми стоял седой офицер с выразительным носом. Текст, противореча выражениям лиц, гласил: «Его Величество Алег VI Маркавин пошел на попятную и отменил закон о женской воинской службе».

Прочитав фамилии девушек, Эдуард вначале не поверил глазам. Наведя справки, на следующий день он уже организовывал поездку в Ветск. Алхимик не возражала, но предупредила:

– Если не завербуете, она не должна никому о вас рассказать.

Эдуард проходит по гравийной тропинке от зеленой калитки к дому и заглядывает в окно. Элоиза Тиланд сидит за столом, обхватив голову руками. Невысокая, темно-русая, хрупкая на вид. Глаза серые – фамильная черта. Перед ней опирается на край шахматной доски пухлый фотоальбом. Партия не завершена, но осталось всего несколько фигур. Задачка для начинающих. Достаточно передвинуть слона на две клетки, и белые победят.

Элоиза всхлипывает. Эдуард отворачивается и поднимается на крыльцо: его раздражают женские слезы. Недолго стоит перед дверью, сжимая и разжимая металлические пальцы. Стучит кулаком по косяку.

Девушка открывает не сразу. А открыв, нерешительно отступает и хмурит брови. Всматривается гостю в лицо, зажмуривается, снова всматривается… Оборачивается на фотоальбом – на обеих страницах снимки Эдуарда в сопровождении верного валета, ее прапрадедушки.

Сглотнув, Элоиза переводит взгляд на ростовой портрет над камином – тридцать пять на двадцать дюймов. Эдуард подарил это свое изображение преданному слуге за год до роковых событий.

– Вы… – шепчет она.

– Приятно видеть уважение к семейной истории, – отвечает Эдуард.

– Но как?..

– Белое Солнце наделило меня особым просветлением.

Элоиза пропускает его в дом, прикрывает дверь. Эдуард внимательно осматривает скудную обстановку. Тиланды влачат поистине жалкое существование – распродали почти все, что некогда было пожаловано. Он щедро одаривал любимого валета. Тому нравилась роскошь.

«Портрет, видимо, никто не купил…» – цинично думает Эдуард и опускает взгляд чуть ниже. В цепких пальцах настенных крюков – тяжелая сабля в ножнах. Он бился ею, пока не перешел на рапиры.

Элоиза бросается к сабле, неуклюже запнувшись о половик, и, едва не уронив, снимает. Быстро поворачивается к Эдуарду. Изящные руки дрожат то ли от веса оружия, то ли от волнения.

– Да… Церемониал вы не знаете, – замечает Эдуард. – Ваш прапрадед ежедневно ухаживал за ней, хотя я и просил не зачищать царапины и иные следы боев. Только точить…

– …и менять оплетку рукояти, – шепотом добавляет