1356 - Бернард Корнуэлл

Он посмотрел туда, где сквозь тонкую завесу облаков жгло солнце, решил Томас, для того, чтобы его глаза наполнились слезами.

— Для проповеди неподходящее время, — отрезал принц. — Говори, что должен, и быстро.

Кардинал вздрогнув от такого тона принца, но потом вновь восстановил свой скорбный вид и, взглянув в глаза принцу, объявил, что битва будет грешной растратой человеческих жизней.

— Сотни должны умереть, сир, сотни умрут. Умрут вдалеке от своих домов и будут захоронены в неосвященной земле. Разве вы зашли так далеко, чтобы получить неглубокую могилу во Франции?

Вы в опасности, ваше высочество, в смертельной опасности! Мощь Франции совсем близко и превосходит вас числом! Они сокрушат вас, и я молю вас, молю, сир, позволить мне найти другое решение.

Зачем сражаться? Зачем умирать ради гордыни? Обещаю вам, сир, именем распятого Христа и милосердной Девы, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы ваши желания сбылись!

Я говорю от имени церкви, от имени его святейшества Папы, от имени самого Христа, которые не желают видеть, как здесь умирают люди. Давайте начнем переговоры, сир, давайте сядем и поразмышляем вместе.

Сегодня воскресенье, неподходящий день для резни, день для того, чтобы посланцы доброй воли поговорили. Во имя Христа! Молю вас об этом, сир.

Принц молчал. В рядах англичан прошел шепот, когда воины передавали слова кардинала. Принц поднял руку, призывая к тишине, а потом довольно долго просто молча смотрел на кардинала. Затем он пожал плечами.

— Вы говорите от имени Франции, ваше преосвященство?

— Нет, сир. Я говорю от имени церкви и его святейшества. Папа жаждет мира, во имя Христа, готов поклясться. Он просил меня предотвратить кровопролитие, покончить с этой бессмысленной войной и заключить мир.

— А наши враги будут в этот день сохранять перемирие?

— Кроль Иоанн обещал это, — сказал Талейран. — Он поклялся посвятить этот день церкви в полной молитвами надежде, что мы сможем выковать вечный мир.

Принц кивнул, а потом вновь на некоторое время замолчал. Высокие облака разбежались и открыли солнце, сияющее на бледном небе, обещая теплый день.

— Я буду поддерживать в этот день перемирие, — наконец заговорил принц, — и пошлю эмиссаров вести с тобой переговоры. Они могут поговорить там, — он указал туда, где у подножия холма ожидали оставшиеся служители церкви.

— Но перемирие только на этот день, — добавил принц.

— В таком случае я объявляю этот день установленным церковью перемирием, — величественно заявил Талейран. Возникла неловкая пауза, как будто он почувствовал, что должен добавить что-то еще, но затем просто кивнул принцу, развернул лошадь и пришпорил ее вниз по залитому солнцем холму.

А принц вздохнул с облегчением.

Глава тринадцатая

— Установленное церковью перемирие. — едко произнес сир Реджинальд Кобэм.

— Они ведь будут его придерживаться? — спросил Томас.

— О да, будут. Они бы предпочли, чтобы перемирие продлилось всю следующую неделю, — заявил сир Реджинальд, — ублюдкам бы это понравилось, — он пнул лошадь, направив ее вниз по склону, в сторону реки Миоссон.

Сентябрьское солнце выжгло остатки тумана, так что Томас смог рассмотреть реку, петляющую по долине. Она была небольшой, едва больше тридцати футов в самом широком месте, но когда он последовал за сиром Реджинальдом вниз по крутому склону, то заметил, что низина заболочена, а это предполагало, что река часто разливается.

— Они бы предпочли, чтобы мы остались здесь, — сказал сир Реджинальд, — истощив свои припасы. Тогда мы будем голодны, мучиться от жажды и уязвимы. Мы и сейчас такие. Есть нечего, воды на холме нет, и их намного больше.

— При Креси мы были в меньшинстве, — сказал Томас

— И это не значит, что так и надо, — отозвался сир Реджинальд.

Он вызвал Томаса коротким приказом: «Ты подойдешь. Возьми лошадь и приведи полдюжины лучников», — а потом повел его к южному краю английских рядов, где в легком бризе развевалось знамя графа Уорика.

Сир Реджинальд продолжал идти, ведя Томаса и его лучников вниз по холму, в сторону болотистой долины реки Миоссон. Английский обоз, куча телег и повозок, стоял под деревьями.

— Они могут перейти реку по мосту, — объяснил сир Реджинальд, махнув в сторону монастыря, скрытого за высокими деревьями, растущими в плодородной земле у реки, — но улицы деревни узки, так что можешь поставить свой последний пенни, что какой-нибудь чертов идиот сломает колесо на углу дома.

Будет быстрее, если они переправятся здесь через брод. Вот чем мы занимаемся. Посмотрим, можно ли пройти через брод, — сказал он.

— Потому что мы отступаем?

— Принц хотел бы. Он хотел бы переправиться через реку и пойти на юг как можно быстрее. Ему бы хотелось, чтобы мы расправили крылья и улетели в Бордо, — сир Реджинальд остановился у реки, в том месте, где она поворачивала, и посмотрел на шестерых лучников Томаса.

— Хорошо, ребята, просто стойте здесь. Если подойдет какой-нибудь ублюдок-француз, просто крикните. Не стреляйте. Просто крикните, но держите луки наготове.

Приподнятая дорога извивалась по болотистой местности. Она была мощеной, твердой и испещрена колеями, показывающими, что ей пользуются телеги. Потом дорога ныряла в брод, где обе лошади остановились, чтобы напиться.

Сир Реджинальд позволил своему коню утолить жажду, а потом направил его к середине реки.

— Поплещемся, — сказал он Томасу. Он дал лошадям почувствовать дно, в поисках вероломной ямы или трясины, где могла бы застрять повозка, но лошади повсюду твердо стояли на ногах.

— Сир! — крикнул Сэм, и сир Реджинальд развернулся в седле.

Люжина всадников наблюдала за ними из-за деревьев, на полпути вниз по склону западного холма. Они были в кольчугах и шлемах. Трое носили жиппоны, хотя они находились слишком далеко, чтобы Томас смог рассмотреть эмблему. У одного было небольшое знамя, его красный цвет выделялся на фоне зеленых и желтых деревьев.

— Поле Александра, — сказал сир Реджинальд, и когда Томас вопросительно на него посмотрел, указал на плоский западный холм.

— Так его называют местные — поле Александра, думаю, те ублюдки исследуют проклятый холм.

Французы, а это должны были быть они, раз находились на западном склоне, были далеко за пределами полета стрелы.

Томас гадал, заметили ли они лучников, оставшихся в тени ив, растущих рядом с бродом.

— Я не хотел приводить двадцать человек, — произнес сир Реджинальд, — потому что не хочу, чтобы ублюдки решили, что мы интересуемся бродом. И я уж точно не хочу, чтобы проклятые ублюдки увидели наши повозки.