1356 - Бернард Корнуэлл

— Спрятали его здесь?

Брат Фердинанд покачал головой.

— Он был спрятан в могиле Планшара в Каркассоне. Сир Мутуме попросил меня найти его, чтобы он не достался англичанам.

— И ты принес его сюда?

— Сир был мертв, когда я вернулся из Каркассона, — объяснил монах, — и я не знал, куда еще его отнести. Я подумал, что безопаснее всего спрятать его здесь, — он пожал плечами. — Меч принадлежит этому месту.

— Он никогда не найдет здесь покой, — сказал Томас.

— Потому что больше не спрятан?

Томас кивнул.

— А ты хочешь именно этого? — с подозрением спросил брат Фердинанд. — Чтобы он нашел покой?

Томас бросил последний взгляд на монастырский двор и пошел обратно к аббатству.

— Я не Темный рыцарь, — сказал он. — Мои предки, может, и были катарами, но не я. Но я все равно исполняю их обязанности. Я должен убедиться, что их враги не смогут воспользоваться мечом.

— Как?

— Забрав его у ублюдка Скалли, конечно же, — объяснил Томас. Он вернулся в монастырскую церковь. Монахи ушли, а свечи догорали, но света осталось достаточно, чтобы рассмотреть полуоткрытый каменный гроб, стоящий на почетном месте у алтаря.

Там со скрещенными руками лежал Святой Жуньен, желто-коричневая кожа на его лице была плотно натянута на череп. Глазницы были пусты, а губы запали, обнажив пять желтых зубов.

Он был в рясе бенедиктинца, а в руках держал простой деревянный крест.

— Покойся с миром, — произнес над телом брат Фердинанд, дотронувшись до рук святого. — А как ты убедишься, что твои враги не смогут использовать Злобу? — спросил он Томаса.

— Сделав то, что хотел сделать ты, — ответил тот. — Я спрячу ее.

— Где?

— Там, где никто ее не найдет, конечно.

— Сир Томас, — позвал сир Реджинальд Кобэм из дальнего конца нефа, — ты идешь с нами!

Брат Фердинанд дотронулся до руки Томаса, задержав его.

— Ты обещаешь?

— Что тебе обещать?

— Что ты спрячешь ее?

— Клянусь Святым Жуньеном, — сказал Томас. Он повернулся и положил правую руку на лоб святого. Кожа под его пальцами была гладкая, как пергамент.

— Клянусь, что Злоба исчезнет навеки, — произнес он, — клянусь Святым Жуньеном, и пусть он попросит Бога обречь меня на вечные муки ада, если я нарушу это торжественное обещание.

Монах удовлетворенно кивнул.

— Тогда я помогу тебе.

— Молитвой?

Черный монах улыбнулся.

— Молитвой, — сказал он. — И если ты сдержишь клятву, моя задача выполнена. Я возвращусь в Мутуме. Это хорошее место, чтобы умереть, не хуже других, — от дотронулся до плеча Томаса. — Благословляю тебя.

— Сир Томас!

— Иду, сир Реджинальд!

Сир Реджинальд быстро повел Томаса вниз по ступеням аббатства на мощеную улицу, где стояли две повозки, нагруженные бобами, зерном, сыром и вяленой рыбой из монастырских запасов.

— Мы в арьергарде, — объяснил сир Реджинальд, — что ни черта не значит, потому что сейчас мы впереди армии принца. Но он на холме.

Он указал на север, где Томас различил очертания лесистого холма, чернеющего в бледном лунном свете.

— Французы где-то позади. Бог знает где, но недалеко.

— Мы будем с ними драться?

— Только Господь знает. Думаю, что принц предпочел бы подобраться поближе к Гаскони. У нас мало припасов. Если останемся здесь больше чем на пару дней, мы вытрясем из этой местности абсолютно все, но если продолжим двигаться на юг, французы могут нас обогнать. Они двигаются быстро.

Все это он произнес, шагая рядом с повозками, которые нагружали лучники.

— Но выбраться отсюда будет дьявольски трудной задачей. Они близко, а нам нужно перевезти повозки и вьючных лошадей через реку, чтобы ублюдки нас не атаковали. Посмотрим, что принесет утро. Это вино? Он задал вопрос лучнику, загружающему в телегу бочку.

— Да, сир Реджинальд!

— Сколько тут?

— Шесть бочек вроде этой.

— Держите свои загребущие ручонки подальше от них!

— Да, сир Реджинальд!

— Конечно, они не послушаются, — сказал сир Реджинальд Томасу, — но нам оно нужно для лошадей.

— Для лошадей?

— На холме нет воды, бедные животные мучаются от жажды. Вместо воды мы даем им вино. По утрам их шатает от похмелья, но мы деремся пешими, так что это не имеет значения, — внезапно он замолчал. — Боже, до чего же прелестная женщина.

Томас подумал, что он говорит о Бертийе, стоящей подле Женевьевы, но сир Реджинальд нахмурился. — Что случилось с ее глазом?

— Один из священников кардинала пытался ее ослепить.

— Боже ты мой! В церкви есть и такие злобные ублюдки. И его послали заключить мир?

— Думаю, Папа скорее предпочтет, чтобы принц сдался, — сказал Томас.

— Ха! Надеюсь, мы будем сражаться, — произнес он мрачно. — И думаю, что так и будет, думаю, они заставят нас сражаться, и думаю, что мы победим. Хочу посмотреть, как наши лучники кладут этих ублюдков.

И Томас вспомнил, как наконечник-шило ударил в кирасу Скалли. В Англии изготавливали сотни тысяч стрел, но были ли они сделаны хорошо? Он слишком часто видел, как они сминались. А сир Реджинальд считает, что будет битва.

А сталь в наконечниках была слабой.

Король не мог заснуть.

Он поужинал со старшим сыном, дофином, и с младшим, Филиппом, и они слушали менестрелей, поющих о древних битвах, полных славы, а король стал еще мрачнее, когда задумался о том, что ему предстоит.

Теперь, ожидая, пока он окажется один и у него будет время поразмышлять, он шел по обнесенному стенами фруктовому саду около прекрасного каменного дома, выделенного под его жилище.

Вокруг него по деревушке, названия которой он не знал, сияли в темноте костры его армии. Он слышал, как люди смеются или вскрикивают от радости, когда им выпадает хорошая карта или кости.

Он слышал, что Эдуард, принц Уэльский, был игроком, но во что принц играет сейчас? Сопутствует ли ему удача?

Король подошел к северной стене сада, где, встав на скамейку, мог различить красный отсвет костров англичан. Казалось, что они рассеяны по ночному небу, но ярчайшее сияние очерчивало высокий пологий холм.

Сколько там было человек? И были ли они там вообще? Возможно, они зажгли костры, чтобы убедить его, что встали лагерем, а сами ушли на юг, унося с собой награбленное.

А если они остались, стоит ли ему с ними драться? Это решение нужно было принять, а он не знал, что делать. Некоторые из лордов советовали ему избегать битвы, говоря, что английские лучники слишком смертоносны, а их латники слишком беспощадны, но другие были уверены, что этого принца-игрока можно легко победить.