1356 - Бернард Корнуэлл

Он что-то пробурчал себе под нос. Хотелось бы ему быть снова в Париже, где его будут развлекать музыканты и окружать танцоры, а вместо этого он был Бог знает где в своей собственной стране и не знал, что делать.

Он сел на скамью.

— Вина, ваше величество? — произнес из тени слуга.

— Спасибо, Люк, не нужно.

— Здесь лорд Дуглас, сир. Он желает поговорить с вами.

Король устало кивнул.

— Принеси фонарь, Люк.

— Вы поговорите с ним, сир?

— Поговорю, — ответил король, гадая, скажет ли шотландец что-нибудь новое. Он полагал, что нет. Дуглас будет побуждать его атаковать. Драться прямо сейчас.

Убить ублюдков. Атаковать. Перерезать их. Шотландец говорит одно и то же неделями. Он просто хочет битву. Хочет убивать англичан, и король поддерживал это желание, но его также преследовал страх неудачи.

И теперь Дуглас опять будет разглагольствовать об этом, и король Иоанн вздохнул. Дуглас его пугал, и хотя тот всегда был почтителен, король подозревал, что шотландец его презирает. Но у Дугласа нет такой ответственности.

Он был просто уверенным в себе животным, бойцом, человеком, рожденным для крови и стали битв, а королю Иоанну нужно было заботиться о целой стране, и он не мог проиграть битву с англичанами.

Ему стоило больших усилий собрать армию, казна была пуста, а если король потерпит поражение, то Бог знает, в какой хаос погрузится бедная Франция. А бедную Францию уже разграбили.

Английские армии прокатывались по стране, сжигая, грабя, разрушая, убивая. А эта армия, армия принца, была в ловушке. Или почти в ловушке.

И был шанс ее уничтожить, разбить вражескую гордыню, подарить Франции великую победу, и король Иоанн позволил себе представить, как он въезжает в Париж с принцем Уэльским в качестве пленника.

Он воображал крики радости, цветы, которые бросают перед его конем, фонтаны с вином и благодарственный молебен в Нотр-Дам. Это была заманчивая мечта, чудесная мечта, но ее братом был ночной кошмар о возможном поражении.

— Ваше величество, — под грушами появился Дуглас с фонарем. Он опустился на одно колено и склонил голову. — Вы долго бодрствуете, сир.

— Как и ты, милорд, — произнес король, — и пожалуйста, милорд, встань.

Король Иоанн носил голубую бархатную мантию с золотой каймой, вышитую золотыми лилиями и с пышным воротником из серебристого меха.

Он предпочел бы что-нибудь более воинственное, поскольку Дуглас производил сильное впечатление в своей кольчуге и коже, весь в шрамах от прежних битв.

На нем был короткий жиппон с выцветшим красным сердцем, семейной эмблемой, и широкая перевязь, с которой свисал чудовищно тяжелый клинок. В руках он держал стрелу.

— Вина, милорд, — предложил король.

— Я предпочитаю эль, ваше величество.

— Люк! У нас есть эль?

— Да, ваше величество, — отозвался из дома Люк.

— Принеси эля лорду Дугласу, — велел король, а потом сделал над собой усилие, чтобы улыбнуться шотландцу. — Подозреваю, милорд, что вы пришли, чтобы вдохновить меня атаковать?

— Я верю, что вы это сделаете, милорд, — сказал Дуглас. — Если ублюдки стоят на том холме, у нас есть редкий шанс их сокрушить.

— Хотя кажется, — мягко отозвался король, — что ублюдки на вершине холма, а мы нет. Видимо, это не слишком удачно?

— Северный и восточный склон можно легко преодолеть, — пренебрежительно указал Дуглас, — пологие, спокойные и легкие склоны, сир. В Шотландии мы даже и холмом то такое не назовем. Просто прогулка. Хромая корова могла бы забраться наверх, не сбив дыхание.

— Это ободряет, — сказал король. Он замолчал, когда слуга принес большой кожаный кувшин с элем, который шотландец залпом опустошил.

Звук, который он при этом издал, был ужасен, как и вид эля, стекающего из уголков его рта и впитывающегося в бороду. Животное, подумал король Иоанн, животное с края земли.

— Ты испытывал сильную жажду, милорд, — сказал он.

— Как и англичане, сир, — ответил Дуглас и наугад бросил кувшин обратно Люку.

Король беззвучно вздохнул. У этого человека и правда нет никаких манер?

— Я разговаривал с фермером, — продолжал Дуглас, — и он сказал, что на холме нет чертовой воды.

— Но его огибает река, я полагаю?

— И как им принести наверх достаточно воды для тысяч людей и их лошадей? Они приносят понемногу, сир, но этого недостаточно.

— Тогда, возможно, нам следует дать им умереть от жажды? — предложил король.

— Раньше они прорвутся на юг, сир.

— Значит, ты хочешь атаковать, — устало произнес Иоанн.

— Я хочу, чтобы вы взглянули на это, сир, — сказал Дуглас, протянув королю стрелу.

— Английская стрела, — сказал Иоанн.

— Один мой человек в последние недели помогал кардиналу Бессьеру. Не уверен, что он человек, сир, скорее, животное, и он дерется как бешеный дьявол.

Боже милостивый, он даже меня пугает, так что лишь Богу известно, что он делает с врагами. Сегодня вечером, сир, английский лучник выпустил эту стрелу в мое животное. Она ударила его прямо по кирасе.

Ублюдок выстрелил не более чем с тридцати или сорока шагов, а это создание все еще живо. Он не просто жив, сейчас это животное делает ребенка какой-то девице в деревне.

Если человека подстрелили английской стрелой с сорока шагов, а он выжил и через пару часов уже кувыркается с девицей, то это послание всем нам.

Король потрогал наконечник стрелы пальцем. Когда-то его длина составляла четыре дюйма, он была гладким и острым, а теперь согнутым и сплющенным. Значит, стрела не пробила кирасу.

— У нас есть поговорка, милорд, — сказал король, — что одна ласточка весны не делает.

— У нас есть такая же, сир. Но взгляните на это!

Категоричный тон шотландца раздражал короля, известного своей вспыльчивостью, но ему удалось совладать с гневом. Он провел пальцем по сплющенному наконечнику.

— Так ты пытаешься сказать, что он плох? — спросил он. — Всего у одной стрелы? Твоему животному просто повезло.

— Они делают стрелы тысячами, сир, — отозвался Дуглас. Теперь он понизил голос, и его тон был скорее серьезным, чем задиристым. — Каждое графство в Англии обязано делать много тысяч стрел.

Кто-то нарезает древесину, кто-то выстругивает древки, другие собирают гусиные перья, кто-то варит клей, а кузнецы куют наконечники. Сотни кузнецов в стране тысячами куют наконечники, и всё это — древки, перья и наконечники — собирают вместе и посылают в Лондон.

Я знаю только одно, сир, когда что-то производится сотнями тысяч, то это делается не так хорошо, как единственный предмет руками мастера. Вы едите с золотых тарелок, сир, как и должны, но ваши вассалы едят из простых глиняных.