Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью - Густа Фучик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они начали помогать. Когда карета была заполнена, мы взялись за оглобли и повезли груз в восьмой барак, а затем и в другие больничные бараки. Тысячи больных! Кто знает, сколько придется оставаться без снабжения. Того, что оказалось в пакетах, было явно мало. Что же делать?
Над нами в лазоревом небе проносились бомбардировщики и истребители, словно ласточки перед дождем. Сирена уже больше не выла, воздушные тревоги не объявлялись. Да они и раньше были не для узниц. Оставшиеся в лагере эсэсовцы напились для храбрости. А нам некогда было думать о воздушном налете. Мы все время находились в движении, в постоянном напряжении и не думали об опасности, которая грозит с воздуха и на земле.
К лагерной кухне подкатил грузовой автомобиль. Приехавшие эсэсовцы вынесли оттуда два мешка муки, бросили в машину и снова скрылись в кухне. Я и Аничка Рыпачкова побежали к кухне: «Надо оставить что-нибудь для больных. Нельзя все отдать эсэсовцам!» А те уже тащили новые мешки с мукой. Тут же, за их спинами, мы с Аничкой оттащили мешок муки, поставили его к стене и накрыли большой корзиной. Эсэсовцы снова появились. На сей раз они вынесли две половины свиной туши. Мы с Аничкой быстро забрали одну половину и положили ее возле стены, накрыв деревянной ванной, в которой мыли картошку. Свинина это была из продовольственных запасов, предназначенных отнюдь не для заключенных. Как раз вчера пригнали несколько кабанов из ближайшего свинарника и забили их. Свиньи так визжали, что среди узниц поднялась паника. Мы думали, что после свиней эсэсовцы тут же начнут убивать и нас. Один боров удрал от мясников и выбежал на главную улицу лагеря. Эсэсовцы во тьме устроили настоящую облаву на беглеца. И вот сегодня одну его половину забрали они, а другую – мы. Фашисты страшно торопились, а потому не стали разыскивать вторую половину туши. Вскоре они уехали. Мы с Аничкой положили мясо в большую корзину, прикрыли мешком и утащили в первый барак. Удалось также сохранить еще один мешок муки. Мы были счастливы.
Кухня была заперта, плиты остыли, котлы опустели.
К нам пришла Здена Недведова. «У больных нет ни капли воды, – пожаловалась она. – Фашисты разрушили водопровод и оставили без воды весь лагерь». Мы стали совещаться, что же делать? Где достать воду? Я знала, что в свинарнике по дороге к «Сименсу» есть колодец. Но как доставить воду сюда? В каком-нибудь котле? Хотя колодец расположен и недалеко, но доставить котел с водой в лагерь – целая проблема.
Вдруг наши глаза остановились на легкой тележке. Мы ее знали слишком хорошо. На ней отвозили из бараков покойников. Там, в мертвецкой, группа могилыциц снимала с мертвых белье, а врач-эсэсовец вырывал у покойниц золотые коронки изо рта. После этой «процедуры» мертвых снова бросали на тележку. Две-три женщины хватались за дышло, остальные толкали сзади, и «процессия», сопровождаемая эсэсовкой с собакой, под пение отправлялась в крематорий. С песнями же возвращались в лагерь обратно, нагружали в тележку новых мертвецов, и все повторялось снова. В последние месяцы тележка с утра до вечера мелькала по дороге из лагеря в крематорий и обратно с точностью часового маятника.
Теперь тележка отдыхала. Вероятно, эвакуировали также и могилыциц. Однако покойницкая была переполнена мертвыми так же, как бараки больными.
Мы взяли тележку. Ко мне присоединилась Долия-расноармейка, Миладка Нова и еще две женщины, которые из-за слабости еле держались на ногах, но были полны решимости, помочь. Войдя в кухню, мы выбрали четыре котла, погрузили их на тележку. Две женщины взялись за дышло, остальные стали толкать сзади, и процессия тронулась. При выезде наткнулись на препятствие: железные ворота были на замке. По другую их сторону стоял пьяный эсэсовец с автоматом. Мы стали просить его открыть ворота. Здена втолковывала ему, что больным необходима вода, а в лагере ее нет. «Мы хотим возить воду из колодца, что в свинарнике», – сказала я. Охранник заставил долго просить себя, грозил автоматом, но под конец смилостивился и открыл ворота.
За спокойным озером был виден Фюрстенберг. Над его домами клубился черный дым. То здесь, то там вспыхивало пламя. Вот, оказывается, почему эсэсовцы так торопились: дорога на запад лежала через Фюрстенберг.
Мы еле доковыляли до свинарника. Недалеко отсюда, в лагере у «Сименса», мужчины тоже страдали от жажды. Но их не выпускали за ворота. Мы наполнили водой котлы и хотели сперва заехать к мужчинам, чтобы утолить их жажду. Но нас даже близко не подпустили к лагерю. Волей-неволей пришлось отправиться восвояси. Мы шли, боясь обернуться. Бомбардировщики над головой были менее страшны, чем вооруженные эсэсовцы за спиной.
До лагеря добрались благополучно. Но тут встретили немецкого солдата, который нес пакет Международного Красного Креста. Вскоре появился второй солдат, за ним – третий. Мы испугались и забеспокоились: что они делают в лагере? Как узнали о пакетах? Как бы не появились другие солдаты, да еще с оружием! Не начнутся ли здесь военные действия? Тогда прощай свобода, которая казалась уже такой близкой! Мы были уверены, что, если в лагере не будет частей вермахта, Советская Армия не станет ни бомбить, ни обстреливать его. И меня вдруг осенило. Я подошла к немецкому солдату и сказала, что в лагере эпидемия. Все эвакуированы, кроме женщин, больных сыпным и брюшным тифом, туберкулезом, дизентерией. Солдат испугался. Он позвал остальных и объяснил им положение. Побросав пакеты, они пустились наутек.
Отправившись вторично за водой, мы увидели отступающие немецкие части. Каждый раз при выезде из лагеря к нам придирался пьяный эсэсовец. Мы попросили коменданта лагеря (в тот день он еще появился) оградить нас от оскорблений охранника. Хотя комендант и приказал не чинить нам препятствий, но тут же «посоветовал» ходячим построиться у ворот и ждать прихода надзирательницы. Если же она не явится, то самостоятельно двигаться в направлении на Малхов, т. е. на запад. 28 апреля несколько десятков женщин действительно выстроились у ворот. Но это были одни лишь «асоциалки» и уголовницы. Они так вырядились, что мы с трудом их узнали: на каждой – меховое пальто, на шее
