К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Это говорилось в 1929 г., и можно было бы указать на проницательность Троцкого, заметив только, что он ошибся лишь в конкретных сроках.

Тем более странно, что через 6 лет сам Троцкий совершенно превратно истолковал убийство Кирова. Он писал в сорок первом номере своего «Бюллетеня»:

«Николаев изображается советской печатью как участник террористической организации, состоящей из членов партии. Если сообщение верно – а мы не видим никаких оснований считать его вымышленным, ибо бюрократии нелегко было признать его, – то мы имеем перед собой новый факт, которому надлежит придать огромное симптоматическое значение. Случайный выстрел под влиянием личного аффекта возможен всегда. Но террористический акт, подготовленный и совершенный по поручению определенной организации, немыслим, как учит вся история революций, без сочувственной политической атмосферы. Враждебность к правящей верхушке должна была широко распространиться и принять очень острые формы, чтобы в среде партийной молодежи, вернее ее верхнего слоя, тесно связанного с низшими и средними бюрократическими кругами, могла кристаллизоваться террористическая группа [323] .

Троцкий явно не понял событий конца 1934 – начала 1935 гг. в СССР. Но тем не менее в своих призывах к рабочему классу нашей страны он требовал от «авангарда пролетариата» провести «беспощадную чистку бюрократического аппарата, начиная сверху». Этот совет вполне подходил в данный момент для Сталина, он как раз начинал готовить подобную «чистку».

РЕПРЕССИИ В НАЧАЛЕ 1935 г.

Сразу же после убийства С. М. Кирова по всем предприятиям и учреждениям страны прошли митинги рабочих и служащих. В Москве в Центросоюзе с сообщением об убийстве выступил Г. Зиновьев, тогда член правления Центросоюза, в управлении «Главмолоко» – начальник этого управления Г. Евдокимов. Однако уже через несколько дней Г. Зиновьев, Г. Евдокимов, Л. Каменев и многие другие руководители бывшей «новой» оппозиции были арестованы. Среди других был арестован П. А. Залуцкий – в прошлом видный большевик, один из организаторов Русского бюро ЦК, а затем и Петроградского комитета большевиков, активный участник Гражданской войны, секретарь и член Президиума ВЦИК. Залуцкий примыкал к «левой» оппозиции, за что на год был исключен из партии. Но участие во внутрипартийных спорах 20-х гг. не могло опорочить безупречной революционной биографии П. А. Залуцкого.

В январе 1935 г. после короткого следствия состоялся первый политический судебный процесс над бывшими лидерами «новой» оппозиции. На скамье подсудимых находились: Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов, А. М. Гертик, И. П. Бакаев, А. С. Куклин, Я. В. Шаров и другие, всего 19 человек. Во время короткого судебного процесса повсюду проходили митинги и выдвигались требования о расстреле обвиняемых. Следствие по данному делу велось, видимо, еще без применения пыток, к тому же имена обвиняемых были тогда широко известны. Доказать какую-либо связь «московского центра» с убийством Кирова не удалось. В решении суда отмечалось: «Судебное следствие не установило фактов, которые давали бы основание квалифицировать преступления зиновьевцев как подстрекательство к убийству С. М. Кирова». Поэтому Зиновьев был приговорен «только» к 10 годам заключения, а Каменев – к 5. К различным срокам заключения были приговорены и другие обвиняемые.

18 января 1935 г. по всем партийным организациям было разослано закрытое письмо ЦК с требованием мобилизовать все силы на выкорчевывание «контрреволюционных гнезд» врагов партии и народа. По всем областям, и особенно по Ленинграду, прокатилась зимой и весной 1935 г. первая волна массовых арестов, которую впоследствии в лагерях называли «кировским потоком». Одновременно было проведено массовое выселение из Ленинграда бывших дворян и членов их семей, хотя они не вели никакой подпольной да и вообще политической деятельности. Свидетель этого трагического эпизода А. Краснов-Левитин писал позднее в своих воспоминаниях:

«В марте началось массовое выселение из Ленинграда “чуждого элемента”. В газетах было опубликовано краткое сообщение о том, что из Ленинграда выселено некоторое количество “граждан из царской аристократии и из прежних эксплуататорских классов”. Редактор “Ленинградской правды” писал, что “в городе Ленина имеют право жить только настоящие пролетарии, только честные труженики”.

Я отправился на Шпалерную посмотреть на высылаемых. Никогда не забуду этого дня. Еще не доходя до Шпалерной, я увидел старую даму, лет за 70, видимо, из очень хорошего общества, которая еле двигалась на своих подагрических ножках; в руках она держала какую-то зеленую бумажку. Встретившимся знакомым она громко жаловалась, что ей предложено уехать куда-то в Башкирию в течение 24 часов. Все улицы, прилегающие к Шпалерной, были заполнены такими же пожилыми людьми. С перепуганными лицами, с прекрасными манерами, нагруженные вещами. Район Литейного – район аристократических особняков – и многие уцелевшие хозяева этих особняков ютились в дворницких и подвалах своих бывших домов. Теперь всем им надо было уезжать. Куда? Зачем? Неизвестно. Но вот я дошел до Шпалерной, с трудом протиснулся в приемную… Боже, что я здесь увидел! Большой зал, битком набитый людьми. Такого отчаяния, такого ужаса я еще никогда не видел. Порядок был такой. Человека арестовывали. Через 2 дня отпускали, предписав явиться в НКВД с паспортом, паспорт отбирали и вместо него давали предписание – в 24 часа выехать в определенную местность. (Ту самую зеленую бумажку, которую я видел в руках старой дамы.) В приемной было очень много бывших офицеров. Эти держались намеренно бодро, даже шутили друг с другом, но и у них на лицах я увидел ужас и безнадежность… Высылка производилась по следующему принципу: брали старую справочную книгу “Весь Петербург” и тех, кто уцелел, высылали. Высылали также по доносам. Высылали всех “бывших”: бывших дворян, бывших аристократов, бывших офицеров, бывших купцов, бывших лавочников, бывших торговцев…» [324]

В меньших масштабах такая же высылка «бывших» производилась и в Москве. Позднее в западной печати можно было встретить сообщения о высылке нескольких сотен семей или, напротив, о том, что в 1935 г. из Ленинграда была выслана чуть ли не четверть населения. Это неверно. Хотя точные данные отсутствуют, можно предположить, что из Ленинграда было выслано несколько десятков тысяч, а из Москвы – несколько тысяч человек. Конечно, это была ничем не оправданная и жестокая репрессивная акция.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РЕПРЕССИЙ 1935 – 1936 гг.

На протяжении 1935-го и первой половины 1936 гг. экономическое положение в стране стало улучшаться. В городах была отменена карточная система. Однако политическое напряжение в стране и в партии непрерывно росло. По всем партийным организациям в эти месяцы проходила кампания «покаяний» и «признаний ошибок».

«Большие, многолюдные залы и аудитории, – писала в своих воспоминаниях Е. С. Гинзбург, – превратились в исповедальни. Несмотря на то что отпущения грехов давались очень туго (наоборот, чаще всего покаянные выступления признавались “недостаточными”), все же поток “раскаяний” ширился с каждым днем. На любом собрании было свое дежурное блюдо. Каялись в неправильном понимании теории “перманентной революции” и в воздержании при голосовании оппозиционной платформы в 1923 году. В “отрыжке” великодержавного шовинизма и в недооценке второго пятилетнего плана. В знакомстве с какими-то грешниками и в увлечении театром Мейерхольда…» [325]

Постепенно ужесточалось советское законодательство. 30 марта 1935 г. был принят Закон о наказании членов семей изменников Родины. Всех ближайших родственников изменников Родины должны были высылать в отдаленные районы страны, даже если они никакого отношения к совершенному преступлению не имели. Система заложничества становилась, таким образом, частью советского законодательства. Хотя в Указе ЦИК СССР говорилось об «изменниках, бежавших за границу», в последующие годы уже не существовало никакого различия между понятиями «изменник» и «враг народа». 7 апреля 1935 г. ЦИК СССР принял указ, разрешающий привлекать к уголовной ответственности детей с 12-летнего возраста. При этом, по смыслу указа, на них могли распространяться все предусмотренные Уголовным кодексом наказания вплоть до смертной казни.

«Выборочные» репрессии не прекращались на протяжении всего 1935 г. и первой половины 1936 г. В каждой области и республике оказались в тюрьме несколько десятков человек как из числа бывших оппозиционеров, так и коммунистов, никогда не примыкавших ни к каким оппозициям. Одновременно сотни членов партии сурово наказывали «за связь с враждебными элементами» или «недостаток бдительности». Начавшаяся еще в 1933 г. «чистка» партии была продолжена не до конца 1934 г., как предполагалось, а до конца 1935 г. Фактически до середины 1936 г. прием в партию был закрыт. Однако большинство бывших руководителей и активных участников «правой» и «левой» оппозиции продолжали оставаться до осени 1936 г. на свободе; они по-прежнему занимали ответственные посты в наркоматах, органах печати, учебных заведениях. Н. Бухарин редактировал «Известия» и даже выезжал за границу для переговоров о покупке для Института Маркса – Энгельса – Ленина части архива германской социал-демократии. Г. Пятаков напряженно работал в качестве первого заместителя наркома тяжелой промышленности. Статьи К. Радека почти еженедельно появлялись на страницах центральной печати.