Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

занялся. В серебряном лунном свете этот тип походил на головоногого. Его плешь сияла, покрытая пóтом.

Внизу повисла тишина. Потом раздался неуверенный голос Розы:

– Это ты, Эндрю? Ты почему на дереве, дорогой?

– Тут какие-то странные дела творятся. Я удивлен, что ты ничего не слышала. Я никак не мог уснуть из-за жары и спустился вниз, вышел на крыльцо…

– Что ты сделал? – прокричала Роза, приложив ладонь к уху. – Спускайся. Мы тебя не слышим. Ты зачем вытащил лестницу?

– Ничего я не вытаскивал, – крикнул он. – Какой-то бродяга… – Но в этот момент в открытом окне появилась голова тетушки Наоми, ее глаза прищурились до размера десятицентовиков. Она вскрикнула и показала на него тем, кто стоял внизу.

– Я пойду к ней, – сказала миссис Гаммидж и направилась к дверям дома.

Эндрю всегда ненавидел эту фразу – «пойду к ней». Она его с ума сводила, а в особенности сейчас. В запасе у миссис Гаммидж была целая куча таких фраз Она всегда «протягивала руку помощи», «принимала близко к сердцу», «приходила на помощь», «пригождалась». Он увидел, как ее макушка исчезла под навесом крыльца. Хорошо хоть деньги за аренду платила вовремя… благодаря деньгам тетушки Наоми. Но тетушка Наоми постоянно напоминала ей о долгах, как напоминала, впрочем, об их долгах и всем остальным, и Эндрю знал, что миссис Гаммидж ненавидела эту ситуацию, пожиравшую ее изнутри. Но она была человеком ушлым и не позволяла эмоциям прорываться наружу. Роза была убеждена, что миссис Гаммидж – святая, она в любое время относила в мансарду чашки чая, играла по вечерам в скрэббл[18], пока тетушка Наоми позволяла ей выигрывать.

«Конечно, она позволяет ей выигрывать, – сказал как-то раз Эндрю. – Сочувствует этой женщине».

Роза так не считала. Она говорила, что со стороны тетушки Наоми это проявление щедрости, что объясняется ее природным милосердием. На самом деле ничего такого и в помине не было. Эндрю не сомневался в том, что за этим кроется какая-нибудь мерзость. Избавиться от тетушки Наоми? Оно того стоило. Пусть убирается. Вместе со своими деньгами. А они как-нибудь перебьются. Если бы им только удалось продержаться пару недель, пока не начнется туристский сезон, пока он не приведет в порядок кафе и не откроет его для клиентов. Вот тогда они будут ясно видеть дальнейший путь.

Его пробрала дрожь. Вдруг похолодало. Подул ветер с континента, тревожа листву на дереве, проникая под его хлопчатобумажную рубашку. В сорок два года лазание по деревьям давалось ему не так легко, как в десять. Перебраться на крышу дома с дерева Эндрю никогда бы не смог. Он оказался в ловушке. Но он не слезет отсюда, по крайней мере, пока не уйдут Пенниман и Кен-или-Эд. Настоящее стыдобище, а не голова. Тыква бородатая.

Вон он – стоит там внизу на траве, смотрит на петлю, прикрепленную к трубке. А в петле голова и плечи гипсовой статуи кота, глаза которого сверкают в лунном свете красным стеклом. Эндрю Ванберген рискнул своей жизнью и репутацией, чтобы в час ночи выкрасть этого крашеного гипсового кота с туалетного столика. Он пожал плечами. Такая судьба. В любом случае боги посмеются над этой историей. Пиккетт увидит в ней смешную сторону. Как и дядюшка Артур. Кен-или-Эд бросил кошачью голову в кусты и прислонил стекловолоконную трубку к одной из ветвей камфорного лавра. Он снова покачал головой, словно все это происшествие было выше его понимания, словно оно превосходило все худшие его предположения.

С площадки до Эндрю доносились бормочущие голоса.

– Так ты собираешься спускаться, дорогой? – спросила вдруг его жена, она приложила руку ко лбу и вглядывалась в ветки дерева.

Он подождал несколько секунд, потом сказал:

– Нет, не сейчас. Попозже. Подожду здесь. Этот человек может вернуться. Может быть, он сейчас прячется где-то тут неподалеку. Постойте! Это что там такое? Там, ближе к шоссе!

Кен-или-Эд размашистым шагом пошел прочь, крутя головой – не появились ли где бродяги. Пенниман посматривал вокруг, но без всякой уверенности, потом пробормотал что-то и направился в дом. Никого не найдя, Кен-или-Эд вернулся тяжелой походкой по улице на площадку под деревом. Он громко объяснил жене Эндрю, что, вероятнее всего, делал здесь бродяга при сложившихся обстоятельствах. В молодости он некоторое время занимался полицейской работой, сказал он, и это помогает ему в подобных обстоятельствах. Эндрю закатил глаза и навострил уши, его снова пробрала дрожь, на сей раз холодный ветер дул с океана. Со своего места он видел только макушку жены.

– Безусловно, помогает, – дипломатически заметила Роза, а потом, извинившись, добавила, обращаясь уже к Эндрю, устроившемуся на ветках дерева: – Не задерживайся там надолго. И не пытайся задержать его в одиночку! Зови на помощь. Нас тут достаточно, чтобы тебе помочь, так что никакого героизма.

Эндрю за это ее и любил. Она видела его насквозь, будто он был из стекла. Он это знал. Она ни на йоту не поверила его словам, но и на сей раз все спустила ему с рук.

Она заслуживала мужа получше, чем он. Он принял решение перевернуть эту страницу. И начнет завтра же. Может быть, покрасит гараж. Давно было пора его покрасить. Одна только мысль об этом погрузила его в депрессию. Он проводил взглядом Розу, которая последовала за Пенниманом, а когда они вошли в дом, закрыла входную дверь. Оставшись на площадке в одиночестве, Кен-или-Эд вскоре отправился домой, покосившись на дерево, словно не вполне веря, что там кто-то есть. После этого окно тетушки Наоми захлопнулось, и Эндрю остался один в рассеянном лунном свете, укрытый от посторонних глаз сенью листьев, прислушиваясь к унылым трелям ночных птиц и плеску океанских волн, набегающих на берег.

* * *

Семья Эндрю приехала сюда из Айовы, все они были голландцами с известными фамилиями. Их приехало несколько десятков: тетушки и дядюшки, всевозможные родственники и седьмая вода на киселе, в чьих родственных связах и сам черт ногу сломит.

Семья Розы была не менее многолюдной, только там к голландской крови примешалась еще и шотландская. Выросли они с Розой в Алтоне и поженились по любви. Они фермерствовали, выращивали кукурузу и понемногу передвигались на запад в Колорадо и Калифорнию. Семью разбросало по разным местам. Как в старых семейных записях, какие-то эпизоды были вполне ничего, и если ты в них промелькнул, то тебе повезло. Но были и такие – неинтересные даже для тех, кто в них появлялся, – и это что-то да значило. Эндрю был абсолютно в этом уверен. Бимс Пиккетт мог бы подтвердить. Они