Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

мигом нас прикроет. Я ни на йоту не верю Кену-или-Эду. Ты видела, как он тут разгуливал? А потом еще и Пенниман. Как ты думаешь, остался бы он здесь хоть на минуту, если бы знал, что тут толпы опоссумов ходят, как у себя дома. Он бы собрал вещички и исчез, а вместе с ним и двести долларов в месяц, тут и к бабке не ходи. Прежде всего нужно понимать психологию опоссумов. Обычный преступник съезжает, когда понимает, что ты начинаешь его подозревать. А опоссуму все равно. Он заселяется со всем своим выводком и имеет намерения оставаться подольше, а Пенниман съезжает. А с ним в мгновение ока и две сотни, как я тебе уже сказал. А потом по кварталу проходит слух, что от опоссумов тут житья нет, и у нас на весь сезон исчезают постояльцы. Так гостиница и накроется… Этот дом переходит во власть опоссумов, да уже, считай, перешел.

Он мрачно покачал головой, словно удивляясь тому, что такие вещи нуждаются в объяснении.

– Еще чашечку кофе? – спросила жена, скосив на него глаза и подняв огнеупорную стеклянную кофеварку от «Хемикса». – А чем тебя не устраивает электрическая кофеварка?

Он отрицательно покачал головой, отказываясь от предложенного ему кофе.

– Температура не та. Слишком высокая. Если выше ста восьмидесяти градусов, то из воды выделяются все горькие масла. Разрушает желудок. И парить на кипятильнике нельзя. Если так готовить кофе, то у него будет вкус скипидара.

– Помой-ка лицо, – сказала она. – Оно у тебя все в саже. А попозже проведаешь тетушку Наоми. Объяснишь ей все. Не удивлюсь, если она, бедняжка, собирает вещи, чтобы съехать.

– Ты ничуть не удивишься, если она заставит меня упаковать ее вещички, потом увезти на вокзал, чтобы она просидела там три часа, прежде чем смилостивиться и вернуться домой.

– Все равно загляни к ней. Сейчас с ней миссис Гаммидж, но она не обязана ее успокаивать. Потому что это ты гонял…

– Опоссумов… Я гонял опоссумов. – Он поднялся и пошел к двери. – Загляну в одну фирму, которая занимается поставками продуктов и инвентаря для ресторанов. Видела мой экземпляр «Гида Гроссмана»[22]? Я теперь без него шага не могу ступить.

– Есть дела поважнее.

– Потом. Обещаю, сегодня днем все сделаю. Составь мне список. Ресторан либо откроется, либо нет. Я не думаю, что твое желание открыть его побыстрее сильнее моего.

– Я думаю, нам нужен шеф-повар, но сомневаюсь, что мы можем позволить себе такие траты.

– В этом-то все и дело. Шефом буду я, а Пиккет вызвался поработать метрдотелем, пока мы не встанем на ноги, но пока я не наведу порядок, у нас нет ни малейшего шанса. Мне, кстати, понадобятся еще деньги. Я уже вышел за рамки бюджета.

– Поговори с тетушкой Наоми.

– Может, лучше тебе, а то куда мне лезть со своими разговорами про опоссумов и все такое.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку, стараясь выглядеть веселым и обязательным и давая себе клятву, что закончит сегодня покраску гаража. Определенно закончит, как только завершит планирование бара. Однако одна только мысль о необходимости поговорить с тетушкой Наоми приводила его в ужас.

– Ты уж помирись с ней до конца дня, – сказала Роза. – Она не кусается. Объясни свои мотивы, и она все поймет. Только, бога ради, не затевай разговор про опоссумов. Она решит, что ты спятил. Ты ведь это понимаешь? Помнишь, как ты ей наплел о том, сколько новорожденных опоссумов может уместиться в чайной ложке, а потом пытался сказать, что именно так матери-опоссумы и переносили свои выводки? В ложке. Не говори таких вещей. По крайней мере, при тетушке Наоми. Ты можешь нести эту ахинею хоть целый день с Пиккеттом, но, бога ради, не говори ни о чем таком с людьми, которые тебя не поймут.

Он кивнул, словно одобряя ее совет, но она снова смерила его этим своим взглядом, который говорил, что она видит его насквозь, а потому он подмигнул ей и вышел, пытаясь делать вид, будто у него настроение – лучше не бывает. Роза, конечно, была права. После ланча ему придется поговорить со старухой. Он купит ей шоколад и цветы, расскажет про мистического опоссума, но не для того, конечно, чтобы напугать ее до смерти или сказать ей какую-нибудь дурь. Он поведает, каким тот был большим – размером с собаку, что представлял угрозу для ее котов, расскажет, как эта тварь пыталась проникнуть к ней под простыню и устроить там себе гнездо. Если он постарается, то сможет убедить ее в чем угодно.

* * *

Жюль Пенниман присел на корточки перед кухонной дверью, протирая свои туфли тряпкой. Туфли уже и без того были отполированы – они вообще были совсем новые, – а потому, вероятно, и не нуждались в протирке. Но он все равно протирал их все с тем же методическим прищуром и наклоном головы, с которыми рассматривал себя каждое утро в зеркале, когда подравнивал усы и бороду. Ноги у него болели, словно туфли были на два размера меньше, чем требовалось. Но с этим он ничего поделать не мог, кроме как скрывать эту боль и ждать, когда она станет еще сильнее.

Он носил вандейковскую бородку, заостренную бритвой до такой степени, что вполне могла бы пронзить картофелину. Его серебряные волосы были аккуратно зачесаны назад и принадлежали к тому типу волос, которые не могут допустить ни малейшей растрепанности, если только ситуация категорически не требует этого. Его вполне можно было принять за парикмахера, обсыпанного с головы до ног косметической пудрой и облитого розовым маслом, с усами, загнутыми на кончиках. Но кто он такой на самом деле, не знал толком никто. Он «отошел от дел», а прежде руководил бизнесом, связанным с экспортно-импортными операциями. Он носил белый костюм. Собирал серебряные монеты. Он был продуктом «старой школы», как сам любил об этом говорить. Он появился на пороге дома несколько недель назад, вернувшись из путешествия по Востоку, а теперь искал, по его словам, место, откуда мог бы «видеть море». И у него была привычка платить за аренду вовремя, даже раньше срока. Этой его последней добродетели было достаточно для получения отличных рекомендаций. Достаточно, по крайней мере, для Розы.

Ко всему прочему, он был хорошо начитан. Поначалу Эндрю это даже понравилось, и он, с прицелом на задуманную им библиотеку, нарочито консультировался с Пенниманом. У них были две дюжины старых книжных полок, которые вместе с прочей мебелью, моделью клипера, торшером и старым китайским ковром,