В договор не входит - Лина Ласс

внимательным взглядом. – С такими данными как у тебя я бы выбрала модельный бизнес, если нет других талантов. Это ведь всё своё?

Она щёлкнула пальчиком по кончику моего носа.

– У тебя бы отлично получилось. Если представится такой шанс, хватайся за него обеими руками.

Я продолжала стоять, смотря перед собой, но слабо понимая, где нахожусь. Элена ещё что-то говорила, даже смеялась, но голос её тонул в моём сознании. Мысли роились в голове, разрывая её на части. Всполохи воспоминаний перемежались один за другим. Брошенные фразы, поступки, всё спуталось в огромный клубок, пока не стало распускаться одной стройной нитью.

Если он помог Элене войти в мир кино, что помешало бы ему поступить так с другими… со мной.

Меня словно окатило ледяной водой.

Даниэль! Так встреча с ним не была случайностью? Всё это было продумано – наша с Марком прогулка по рынку, случайная встреча с Бонье, оказавшимся модельным скаутом, настойчивость Максима в том, чтобы я ухватилась за этот шанс, будто посланный самой судьбой. Чушь! Он сам всё и подстроил, буквально преподнеся мне его на блюдечке.

И Даниэль всё знал! В этом не было никаких сомнений. Знал и участвовал, ни словом не обмолвившись со мной. Значит, Эккерт запугал и его – это он умеет. Вот почему Бонье пытался предостеречь меня – знал, чем вскоре это кончится.

«Он тебя купил, обошёлся с тобой как с вещью. Думаешь, такие люди способны отвечать взаимностью?»

Максим не мог… не мог так манипулировать мной, так жестоко решать за меня, так выстраивать мою жизнь, создавая иллюзию того, что я всё решаю сама.

Не мог? Разве? А как же всё, что было до этого? Начиная с того дня, как я согласилась на унизительное предложение, всё шло именно по его плану. Единственный раз, когда он позволил мне выбрать, была точка на карте, куда мы и отправились после Сардинии.

Кажется, я не дышала несколько минут. Корсет стал невыносимым, сильно сдавив рёбра. Я с трудом вобрала воздух в лёгкие и поняла, что нахожусь в уборной одна, всё ещё опираясь на раковину, вцепившись в её борта так крепко, что могла сломать мраморный край. Когда ушла Элена, и сколько времени я простояла в одиночестве, было непонятно. Стоило отпустить руку, как опора перестала держать меня на ногах. Я сползла на пол, подперев плечом стену и чувствуя полное бессилие.

Он всё решил. Я подписала контракт с журналом, моё блестящее будущее было обеспечено, а это значит…

«Как только меня утвердили на роль, Эккерт разорвал контракт», – голос Элены отозвался в голове.

Значит он меня бросит. Отпустит. Наш договор больше не будет иметь силы. Вот почему утром он так переживал, подписала ли я контракт с журналом. Разорвать одно соглашение, чтобы отдать меня другому.

А ведь я позволила себе думать, что смогла что-то переломить в нём. Его взгляд, его губы – они не могли лгать. Нельзя так пылко отдаваться другому в притворстве. Нельзя смотреть на меня с таким обожанием. Нельзя держать в своей ладони мои руки и говорить то, что он говорил. Как он говорил! Нельзя целовать с такой страстью и при этом не чувствовать того же, что и я. Ну хотя бы части.

Вновь надменный голос Элены застучал в голове.

«Целуется как бог…»

Я взвыла, кусая губы. Сердце, моё чёртово сердце сжалось до горошины. Грудь горела огнём, хотелось выцарапать в этом месте плоть. Я выдержу, раны мне не страшны. А вот разбитая душа убивала изнутри.

Вот, что заставляло думать, будто я особенная. Максим говорил, что так не делает, что это отвлекает его и вызывает ненужные эмоции и чувства. И когда он нарушил свои собственные правила, это и дало мне надежду, что что-то изменилось.

Я ошиблась. Я не особенная. Я полная дура, а он лжец. О чём он ещё врал? Что ещё скрывал? Где притворялся?

Меня раздирало на части от противоречий. Одни его поступки не находили объяснений, но некоторые намёки, на которые я не обращала внимания, теперь обретали свою суть. Ещё цепляясь за хрупкую надежду, я понимала, что это финал. Точка, к которой я не была бы готова даже по прошествии всего срока, даже спустя несколько лет.

Беспощадная реальность оказалась сильнее наивных надежд, выкачивая из меня последний свет. Слёзы должны были помочь справиться с этой тьмой, но всё внутри будто застыло, не давая им пролиться. Я так часто плакала из-за Максима, когда мои чувства ещё не раскрылись, а теперь не могла выдавить из себя ни слезинки.

Где-то вдалеке послышался стук двери и цокот каблуков. Кто-то вошёл в уборную, но я даже не потрудилась встать, безразличная ко всему.

– Мила? Что случилось?

Я с трудом подняла голову и встретилась взглядом с обеспокоенной Сарой.

– Тебе плохо? Нужен врач?

Она опустилась на колени рядом со мной, отбросив в сторону сумочку и осматривая меня. Не знаю, в каком виде я перед ней предстала, но чувство было такое, словно меня избили и бросили умирать. Её забота даже тронула, но сейчас было бы лучше, если бы меня просто оставили в покое.

– Нет, – я попыталась отмахнуться от неё, выдумывая на ходу. – Не нужно врача. Туфли натёрли, и я решила… решила дать ногам отдохнуть.

– На полу? Ты с ума сошла! Господи, ну и напугала же ты меня. Максим тебя уже обыскался. Не знал, что и думать.

Его имя больно кольнуло в сердце. Искал меня. Беспокоился. Интересно, почему? Ах да. Пункт шесть точка два. Заказчик несёт ответственность за жизнь и здоровье исполнителя. Эккерт пока ещё отвечает за меня.

Сара помогла мне подняться, и я словно призрак побрела за ней в главный зал. Толпа гостей смешалась в неясную массу, состоявшую из голосов, теней и смеха. Я не замечала лиц и фигур, они превратились в бесформенный туман. Всё расплывалось при мысли, что сейчас мне предстоит посмотреть в любимое лицо. Но из всей публики я вдруг ясно увидела провожающий меня холодный взгляд серых глаз.

Встреча с Манцевичем теперь стала для меня такой несущественной и пустой, что я не понимала, как такая мелочь вообще могла взволновать. И тошнота, подступившая к горлу никак не была связана с тем, что он сказал.

– Я нашла её, – сказала Сара кому-то впереди, чьё лицо, как и лица всех остальных, было размыто.

– Что с тобой?

Какой знакомый голос. Кому он принадлежит? И почему так встревожен?

– МИЛА!

И почему так темно?