Удача колес (Колеса удачи) - Робин Хобб

покинул Текум, заметив мимоходом, что половина города объята пламенем. Это казалось странным способом завершить фестиваль, но, с другой стороны, он никогда по-настоящему не понимал, что они вообще празднуют.

Он попытался вспомнить, куда ему следовало направиться. Дом. Вот и все. Это было прекрасно. Пришло время нанести визит домой. Когда перед ним забрезжил рассвет, он понял, что лошадь замедлила ход и перешла на рысь. Он перевел ее на шаг, поднял глаза к восходу. Внезапно ему на ум пришла Ки, а затем воспоминание о том, что он умирает. У него были считанные минуты для своего горя. Физическая боль поразила его первой, выбив из седла еще до того, как его скрутила первая судорога. Когда приступ, наконец, прошел, его зрение казалось необычайно ясным. Его тело подарило ему последний момент неподвижности, последний проблеск восхода солнца, пробивающегося над зелеными холмами отцовской крепости. Великий холод разлился внутри него. “Я вернулся домой, отец”, — сказал он тому, кто ждал его, и провалился в темноту.

Глава 19

В его копыте не было камня; она не чувствовала ни жара, ни опухоли. Черт, и черт, и черт. Ей оставалось надеяться, что это всего лишь синяк. Она похлопала Сигурда по грязному плечу и снова взобралась на сидение. Значит, они пойдут медленно. Это случилось как раз тогда, когда ей нужна была скорость. Она раззадорила упряжку, откинулась на спинку сидения и попыталась успокоиться. Это не сработало. В походке Сигурда была заметная заминка, которая наполнила ее яростью. Она хотела бы убить Уиллоу и Винотора. И если это был рассвет над Текумом, то Козел и Деллин должны были ожидать ее с минуты на минуту, а ее там не было.

Рассвет означал и другое, то, что она отодвинула на задний план. Рассвет означал, что Вандиен мертв, от яда Келлича или от меча герцога. Не имело большого значения, что его убило. В любом случае он был все равно что мертв. Так же мертв, как и все, что у них было общего. Она обнаружила, что может думать о нем спокойно. Большая часть гнева и слез была выплеснута с помощью обоюдоострого топора и стены сарая Винотора. На смену им пришло оцепенение. К этому времени он был мертв. Какая разница, погиб он за восстание или думал о ней? Он все так же был мертв. Она все так же оцепенела.

Она потерла глаза грязными руками, посмотрела снова. Да, начинался рассвет, но не над Текумом. Розовое зарево над городом должно было быть чем-то другим. Пожар? Возможно, но кто мог поджечь половину города?

На самом деле, более половины города было охвачено пламенем, и пламя распространялось. Долгие жаркие дни сделали все, что можно было сжечь, сухим, как трут. Искры разлетались по узким улочкам от ветра дыхания огня. Она пробиралась через город, часто сворачивая, чтобы избежать пожаров. Даже избегая улиц, где здания все еще горели, Ки задыхался в дыму и развевающемся пепле. Казалось, никто ничего не предпринимал для борьбы с пожарами. Пожары, должно быть, стали последней кульминацией недавных волнений. Она увидела только одно тело, но следы более раннего насилия были повсюду. Сломанная мебель была разбросана по улицам, а кожаная обивка дверей болталась и хлопала на ветру от пожара. Она видела очень мало людей, а те, кого она видела, были либо спасателями, либо мародерами; Ки не была уверена, кем именно.

Обсаженная деревьями главная улица приняла на себя самое худшее из того, что здесь произошло. Ки вела упряжку между обломками фестивальных киосков, мимо сгоревших зданий, между деревьями, листья которых почернели и безжизненно свисали от жара огня. Возможно, это началось здесь; ни одно здание вдоль этой полосы уже не горело. Стены из глинобитного кирпича, потрескавшиеся и обезумевшие от жары, зияли пустотой, их соломенные или деревянные крыши сгорели дотла. Ки увидела нескольких беспризорных детей, которые собирали остатки еды из разрушенных киосков. Они соревновались с воронами, и обе группы прекратили клевать, подозрительно наблюдая за Ки.

Сначала она не узнала две фигуры, приближающиеся к ней. Мальчик шел рядом с мужчиной, рука мужчины лежала у него на плече. Поравнявшись с ними, Деллин приветственно поднял руку. Она остановила упряжку. Козел немедленно забрался в боковую дверь кабинки. Деллин пожал плечами и неловко вскарабкался на соседнее сиденье.

— Ты знаешь, что произошло? — спросил Ки.

Деллин покачал головой.

— Брурджанцы обезумели, они мародерствовали и разрушали. Они забрали все, что хотели, и разрушили остальное. Затем они ускакали в сторону Алгоны, — он снова покачал головой, словно пытаясь прояснить ее. — Какие эмоции таят в себе эти существа! И прошлой ночью их ничто не сдерживало. Я пытался защитить мальчика, но… — он снова покачал головой.

— Что случилось с твоим мулом? Брурджанцы?

— Нет. Кто-то поджег сарай, где мы отдыхали. Нигде больше не было безопасного места, поэтому я решил прийти и найти тебя. Но как только мы выехали на дорогу, мы встретили волну людей, спасающихся от разрушений в городе. Торговец с двумя тяжелыми сумками и ножом потребовал нашего мула. Он был так полон жадности и страха, что убил бы нас за это. Мул того не стоил, поэтому я позволил ему забрать его. Я был слишком занят, пытаясь защитить разум мальчика, чтобы и физически защитить его.

— Разве это не удивительно, — с горечью заметила Ки, — как невзгоды выявляют лучшее во всех нас? Брурджанцы нападают на торговцев, а торговцы нападают на вас. Но что послужило толчком ко всему этому?

Деллин пожал плечами.

— Я думаю, брурджанин взбесился и убил герцога. По крайней мере, брурджанцы выкрикивали его имя на улицах и говорили, что он отдал им город. Это был Кеклокито.

Итак, даже этот сюжет пошел наперекосяк. Она гадала, где и как упал Вандиен. Серые неподвижно стояли на улице. Глаза Ки блуждали по обломкам.

— Куда мне идти? — спросила она у пустой улицы.

Готерис высунул голову из двери кают-компании.

— Ты не нашла Вандиена? — спросил он. Она услышала тревогу в его голосе.

— Нет, — ответила она, и это слово прозвучало жестче, чем она хотела. Деллин с любопытством посмотрел на нее, и она почувствовала, что не в силах остановить прощупывание.

— Связь исчезла.

Она пожала плечами.

— Он мертв.

— Связь исчезла. Пока она была, я мог сказать, что он жив. Но теперь ее нет. Он отпустил. Или ты отпустила.

— Он