Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина

существ регламентируется Указом № 300, согласно которому лицо, контролирующее подобное создание, обязано предоставить полную и всеобъемлющую информацию о…»

«О правилах содержания модифицированных существ»

Информация.

Она во всем. И поступает постоянно. Мозг на самом деле не любит обрабатывать информацию. Он весьма ленивый орган, который предпочитает пользоваться заготовками.

А то и вовсе отсекает то, что полагает лишним.

И первое, чему учат, – использовать всю доступную информацию. Маг-аналитик не будет пренебрегать не только фактическими данными, но и вторым планом.

Просто раньше у Бекшеева не было нужды задействовать и эти способности.

Звуки.

Запахи.

Пахло апельсинами. Едва уловимый, но при том навязчивый аромат, который хотелось стереть с кожи.

Женщина.

На полу.

Поза расслаблена, даже может показаться, что она спит. И лицо спокойное. Она или знала того, кто пришел, и не боялась его, или просто не успела понять, что умирает.

Они пили кофе…

Две чашки. Та, что в мойке, и вторая, на столе.

Двое пили кофе. И чашку одного женщина забрала, а вот вторая осталась. И это как-то связано с остатками кофе, присохшими к блюдцу. На кофейной гуще гадают, кажется. Если так, то эта чашка того, кто был в доме.

Женщина повернулась… Она мыла посуду.

А он поднялся.

И протянул руку. Привычный жест. Знакомый. И пальцы сдавили позвоночник, разрывая и его, и струну спинного мозга. Смерть быстрая.

Он ей не позволил упасть. Удержал, иначе тело ударилось бы о столешницу, и поза была бы иной. Уложил, даже бережно. А в это время…

Кровь.

Откуда?

Или… у Бекшеева вот частенько носом идет, особенно после обращения к дару. А Софья… могла ли она? Могла. Кофейная гуща. Карты. Она пыталась что-то увидеть.

Может, и вышло?

Рядом с тем, кто и был опасен?

Тогда почему он не убил и Софью?

Это важно.

Дар утверждает, что важно. Но Бекшеев никак не может понять чем. Будто что-то донельзя очевидное и простое ускользает от понимания. Что-то такое, что всем известно.

Он переступает через тело. И принимает пару револьверов, стволы которых жирно поблескивают. Их и чистили, и смазывали.

– Телефон по-прежнему молчит. Этому ублюдку повезло несказанно. – Зима подтягивает ремни кобуры. – Хотя… он бы мог и диверсию устроить, но тут буря. Помехи. Камни не любят бурь.

Камни.

Не любят.

– Почему, кстати?

– Ты у меня спрашиваешь? – Ее ледяное спокойствие пугает. – Хотя… это как-то с энергетическими всплесками связано. Они же по сути передают не сам звук, а матрицу. По подобию. Одинцов как-то пытался объяснить, местами мне даже казалось, что понимаю. Там принцип, что в одной части, то и в другой. А звук там или картинка…

– Или сила. – Все постепенно становилось на свои места. – Сила. Камень. Я нашел тот камень… Никанорова его не взяла с собой. Его. И письма. Но в письмах тех ничего особенного. Обычные… про погоду, природу. Кстати, про Дальний ни слова. А вот сам камень уже был родом отсюда. Я не мог понять зачем. Еще и не ограненный, зашлифованный только.

Принцип подобия.

Сила.

Ему нужны были не просто женщины, но одаренные.

Зачем?

Затем, что кровь, насыщенная силой, восстанавливает. Так он считает.

– Идем. – Зима закинула на плечо обрез. – По дороге подумаешь. Кстати… записку.

Записку она оставила на столе, придавив грязной чашкой кофе.

– Отпечатки…

– Обойдемся.

– Суд…

– Ты и вправду думаешь, что этот угребок до суда доживет? – поинтересовалась она с прежним спокойствием.

Машину Зима взяла Сомовскую, ту, которую градоправитель для матушки выделил, может, к слову, не совсем добровольно. Но возражать он, как думалось, не станет.

В окнах дома горел свет.

И…

– Оставайся? – предложила Зима. – Я Тихоню возьму…

– Нет.

Это… глупо. Крайне. А Бекшеев всегда был человеком разумным. Но сейчас почему-то разум отступил, оставив одно желание – разобраться.

Самому.

Самонадеянно. Неправильно. Не вписывается ни в какие процессуальные нормы. Но… он должен. Сам. До конца.

Увидеть.

Понять.

И найти…

За руль села Зима. И выехала, едва не протаранив знакомый уже грузовик.

– Эй, ты чего творишь?! – распахнув дверь, заорал Сапожник. – Ты куда это…

– Магда. В моем доме. Тело. – Зима остановилась резко, так, что Бекшеева кинуло вперед. – И за домом пригляди.

– Доброй охоты. – Сапожник просто вернулся за руль.

– Вот так?

– А как ты хочешь? – Зима не повернулась. Она смотрела вперед, и лицо ее менялось, оплывая. – Фанфары и красную дорожку?

– Но… это неправильно.

– А то. Но ты же здесь. Почему?

– Не знаю. – Бекшеев вцепился в ручку, приваренную над сиденьем. Машину кидало из стороны в сторону. За окном в серой мути проносились дома. Еще немного, и город останется позади. – Наверное, хочу доказать себе, что я не слабак. Что стою чего-то вне… кабинетов.

– А надо?

– Доказывать?

– Ты хорош в том, что делаешь.

– Был хорош. И да, в числе лучших. Уровни брал… гордился. А потом раз, и все… Как… кусок души отрезали.

– Это дар. – Она все же слегка успокоилась.

А дождь усиливался. И по стеклу расползались грязные потоки.

– Дар… знаю. У матушки так же.

– Она…

– Попала. В плен. В полевом госпитале работала. Заведовала. Прорыва не ждали, а он случился. Ну и… не убили. Кровь и вправду ценна, особенно сильная. Но пальцы изломали. Да и не только их. Боль заставляет тело излечивать себя. Раз за разом. И это отражается в крови.

– В крови, – эхом повторила Зима. – В крови… И там тоже кровь была. И на Мишке… Кровь ведь можно насытить. Складывается… кристаллы и кровь.

– Что?

– Способ такой… если надо восстановиться. Срочно. Даже обычного человека можно сделать ненадолго одаренным, если всыпать в глотку порошок альбита. Камни растирали в пыль. Носили с собой. Заставить выпить… и самим можно. Но лучше через кого-то. Хорошо так уровень дара поднимает.

– Я не знал.

– Ну… об этом не особо говорить любят. – Девочка, устроившаяся на заднем сиденье, широко зевнула. – Но тогда да… Смотри, он искал одаренных, как ты сказал. Тянул на остров… А если так, то они могут быть живы.

– Что?!

– Из трупа много крови не выкачаешь. А если потихоньку брать, то надолго растянуть можно. Обездвижить, скажем… И Янка жива должна бы… надеюсь, что жива.

– Янка?

– Пропала. А Отуля беременна. Яжинский – скотина. Выгнал ее. Собирался Янку отдать то ли в жены, то ли так…

– Она же несовершеннолетняя!

– Думаешь, тут это кого волновало бы? Нет, если бы добралась заявление написать, тогда да, скандал. А так… она сбежала.

Зима вцепилась в руль.

Выдохнула.

И заставила себя говорить спокойно.

– Поэтому… пропадали ведь не часто, так? Это же время надо. Списаться. Привязать к себе. Подарочек отправить, убедиться, что