Измена. Закрывая гештальты - Дора Шабанн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все было к лучшему.
— Круто. Ты меня успокоила, а то жуть же, — Лера передернула плечами.
Да не то слово. Вспомнила последние годы своего замужества — чуть не стошнило.
Так, а это еще что?
То плачу, то тошнит.
Нет, не может быть.
Ужас и паника, вероятно, отразились на лице.
— Мам, что? Тоже страшно?
Выдохнула медленно:
— Ой, и не говори.
И это не о том, о чем ты подумала. Да.
— Ну вот. Кир так ненавязчиво все это время пытается вызнать у меня — где вы. Я прикидываюсь дурочкой.
— Продолжай в том же духе. Это совершенно не его дело.
Ну, хоть тут хватило соображения навести тень на плетень. Растет, радость моя. Мозги подвозят.
— Ма-а-ам…
— Нет, моя дорогая. Я сама разберусь. Твое дело — хорошо учиться. Мы с победой ждем тебя домой в конце февраля.
Дочь оживилась:
— О, ты не представляешь. Тут тоже по семестрам учатся, так что я приеду, скорее всего, в середине января, как только защищу и сдам отчетную работу.
— Какая новость шикарная. Мы ждем тебя, моя маленькая радость.
Чуть не расплакалась от неожиданного, но такого приятного сюрприза.
— Ма-а-ам, что случилось?
— Вот вернешься, и мы с тобой пошушукаемся. Береги себя, моя крошечка.
— Что-то ты темнишь, — укоризненно качающая головой дочь вызывала умиление. И гордость.
Хмыкнула, демонстрируя, кто здесь пока еще «всегда прав»:
— Взаимно, правда?
— Я все — все расскажу. Обязательно, мам. Люблю тебя. Коту привет.
Положив трубку, я долго сидела, глядя в окно, но совершенно не видела ничего и не слышала.
Голова была пустая и гулкая. Только лишь одна мысль перекатывалась там.
Но тупить дальше я не могла себе позволить, поэтому решила добежать до аптеки на углу.
Выбегая на улицу в приличной обуви, с телефоном, ключами и карточкой, замерла. Показалось, что слышу знакомый рев мотоцикла.
Глубоко вздохнув, вышла на порог.
И засомневалась в собственной адекватности. А может, я сплю?
У ворот моего дома только что припарковался автомобиль Алены Ивановны, а с его пассажирского сидения вышел Рома.
Мать махнула мне рукой.
Вот это подстава.
— «Никому не здрасте!», — пробормотала, спускаясь с крыльца.
— Арина, вам обязательно нужно поговорить с Ромой. Я пока до Наташи пробегусь, — раздала указания моя мать, которая за прошедшее время так и не уловила, что все в наших отношениях изменилось.
— Мне нужно в аптеку. Если Роман Николаевич желает что-то обсудить, может пройтись со мной.
Роман стоит, удивленно вытаращив на меня глаза, трясёт головой, открывает рот.
И что?
Что я слышу?
— Хорошо, Ариш.
Обалдеть!
Его что, по голове долго били? Откуда такой разворот сознания?
Сердито выдыхаю. Вообще-то, мне не нужна компания в этом походе, но и домой я их пускать категорически не желаю.
— Пойдем.
Мы некоторое время идем молча, а потом бывший муж вдруг начинает:
— Я так по вам соскучился. Отдых пошел тебе на пользу. Выглядишь лучше. Как думаешь, в администрацию тебя обратно возьмут?
Езус-Мария!
Как есть, его били. И сильно.
Это что еще за бред сумасшедшего?
— Я скажу сразу и прямо. Как ты меня научил: приехали вы зря. Я не вернусь. Ни к тебе, ни в администрацию, ни в Питер. Все. Можешь возвращаться.
Но когда Роман Николаевич слушал голос разума?
Вот то-то и оно.
И он начинает свое бессмысленное выступление.
Ну, в принципе, абсолютно те же самые слова, в голове отдающиеся эхом:
— Нет, только не ты! — машет в отрицании руками.
— Не может быть! Я не верю! — ерошит на затылке шевелюру.
— А как же наша любовь? — хватается за голову.
Останавливаюсь, смотрю на всякий случай вокруг, а потом задумчиво гляжу на бывшего мужа:
— Что же, Роман Николаевич, я говорила той зимой тебе абсолютно вот это вот все. Слово в слово.
Да, двадцать лет просто так никуда не выкинешь, и словарь у нас общий.
Был.
До той зимы.
А теперь у нас все разное: и дороги, и будущее, и словарь…
Качаю головой и собираюсь переходить улицу к торговому центру, с торца которого расположено искомое.
— Ну, котёнок, мы все исправим, всё вернём… — внезапно хватает меня за руку бывший муж.
Отпрыгиваю, хорошо хоть без воплей и матов.
Ругаюсь про себя, а, отмахнувшись от его навязчивых рук, устало поясняю то, до чего дошла еще у Фисы на даче в мае:
— А нечего возвращать, Рома. Брак наш, по сути, держался на том, что я периодически прикладывала огромное количество усилий, чтобы как-то оживить наши чувства, освежить, добавить чего-нибудь нового. Потому что мне это было надо. А теперь все.
— Что всё?
— Всё всё. Мне это больше не надо. Я не хочу.
Как прекрасно — иметь смелость, сказать об этом вслух тому, кого давно привыкла молча слушать.
— Не хочешь? — о, какое яркое изумление и недоумение.
Пожимаю плечами и шагаю к аптеке:
— Не хочу: ни тебя, ни наш тоскливый брак возвращать. Ничего я с тобой не хочу.
— Как ты можешь, у нас же дети!
— Что-то эти дети не сильно тебя остановили от того, чтобы пойти налево, — фыркаю, лишь бы не засмеяться.
Какой-то сюр.
Рома тяжело вздыхает, потирает лоб:
— Я ошибся, я это понимаю, признаю.
— Поздравляю! Ну а мне-то что?
Тихонько начинаю ощущать себя внутри любовного романа причем от не самого топового автора.
Скучно, коряво, глупо.
— Ну как же, теперь мы можем начать все сначала! — этот бы энтузиазм, да лет десять назад.
А сейчас мне слышать такое странно и даже смешно:
— И снова говорю тебе: услышь меня! Я не хочу!
Отец моих детей тяжело вздыхает и смотрит на меня удивленно:
— И что же делать?
— Поезжай домой.
— В смысле — домой, а ты?
— А я уже дома!
Как же ты меня утомил-то всего за пятнадцать минут.
Нет, страшно подумать, что можно вновь оказаться с тобой под одной крышей.
— Но как же наша семья?
Тяжело вздыхаю.
Трудно мне с этим бараном.
— А её нет, Рома. Нашей семьи больше нет.
— Что⁈
Холера ясна. Что сделать, чтобы до тебя дошло-то?
Жаль, ревнивого поклонника нет под рукой.
— Все. Наша семья закончилась тогда, когда ты решил,
