Измена. Закрывая гештальты - Дора Шабанн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было и смешно, и грустно.
А ночами мне снился Глеб.
Иногда просто моменты из нашего общего яркого, стремительно пролетевшего прошлого, порой — пронзительные и острые мгновения откровений, от которых сердце с утра болело сильнее. А бывали такие сумасшедшие фантазии, что я проснувшись, не успевала умыться. Потому как бросалась к компьютеру, лишь бы успеть записать все то, что постепенно перерастало-таки в сборник небольших историй в жанре «романтическая эротика». Та самая, некогда бывшая бесконечно далекой от меня.
Из дикой тоски по Глебу у меня рождался невероятный по накалу страстей, вероятно, все же роман с рейтингом 21+ про спонтанно возникшие отношения Иры — скромной сорокалетней труженицы бухгалтерии и молодого, откровенного и свободолюбивого Ильи — байкера и тату-мастера.
Писала урывками, пламенея щеками, стыдливо оглядываясь, жмурясь и периодически рыдая взахлеб.
Постановила для себя, что это будет «Дюжина невозможных свиданий».
Двенадцать историй, где были все эпизоды нашего с Глебом короткого и страстного романа и ещё пять из тех, что ожидались, были запланированы, но так и не нашли своего претворения в реальность: встреча в лесу, зимняя баня, внезапная страсть на обочине дороги в путешествии, поход в кино и классический, дико ругаемый в сети «секс на пляже» (и совсем даже не коктейль).
По моей задумке в финале двенадцатой истории герои разъезжаются в разные стороны, чтобы больше никогда не встретиться.
Где были мои мозги, когда я завела себе отдельный аккаунт для этих «неприличностей» и начала выкладку романа по частям? Чем я думала и о чем? Нет, подозрения есть, конечно, но на самом деле это был провал…
Потому что читатели как-то внезапно набежали, начали активно обсуждать сперва невозможность такого романа в действительности, а потом втянулись в переживания не только эротические, но и драматические. А когда стало понятно, куда автор ведет в финале героев, то в комментариях начался откровенный бум, скандал и дебош.
Мне слали в личные сообщения даже романтические тексты вроде: «И наконец, Илья нашел слова, чтобы сказать ей о своих чувствах. Он признался в любви, несмотря на все преграды и сомнения. Его голос звучал твердо и уверенно, и в его глазах горел огонек, который никогда прежде не видела Ирина…»
Народу срочно требовался хэппи-энд.
Обязательно. Непременно. Вот-прям-щас.
Я ночами рыдала оттого, что признания — это еще не венец отношений в нашей жизни.
А дать Ире и Илье счастливое совместное будущее я просто не могла, потому что сама ежедневно умирала от его отсутствия и полной невозможности в реальности.
Поэтому вместе с автором-неврастеником страдали и герои. Вдумчиво и обстоятельно. Долго и качественно.
Нет, это все разбавлялось безумно страстным сексом, но та горькая полынная нота, которая сигнализировала о грядущем открытом финале, была в каждой рейтинговой сцене.
Дни шли.
Душа болела, сердце скорбело.
Мозг ежедневно напоминал, что Арина Егоровна — дура и трусиха, которая сама все для себя решила. Пусть теперь хоть утонет в своих бессмысленных слезах.
Глава 72
День песца
'Придумано не мной, что мчится день за днем,
То радость, то печаль кому-то неся.
А мир устроен так, что все возможно в нем,
Но после ничего исправить нельзя…'
Леонид Дербенев «Этот мир»
Неизменно радовала дочь.
Первые пару-тройку недель.
А потом у матери внезапно проснулись и заработали мозги.
Ежедневные подробные фото и видео-отчеты, частые звонки и исключительно довольное личико — ну просто не могли не вызывать подозрений.
— А теперь, радость моя, выйди туда, где тебя никто не видит и не слышит. Я дома одна. Кот на тренировке. И я жду правду.
— Мам, а как ты поняла? — на лице искреннее недоумение и обида.
Как? Как у меня не остановилось сердце?
Вероятно, оно просто больше не могло. Или мозг сейчас функционировал с запозданием, и сигнал паники пока еще не дошел куда следует.
Как вариант.
— Леруша, пожалей старую мамочку. Я тебя слушаю.
Миллионы самых ужасных версий от смертельной заразы до трагедии из-за прогулок по незнакомым заброшенным трущобам ночной порой пронеслись в голове со скоростью сверхзвука.
— Мы общаемся с Киром.
Што⁈
И глазки, блестящие, в пол.
О-ля-ля.
Так, дышим медленно, молчим.
Молчим, Арина Егоровна.
— Ну, он меня нашел в сети недавно. Сначала был зол, но я ни в чем не виновата, так и сказала. А сейчас, ну, мы переписываемся. Иногда фотками обмениваемся. Мам, а что там у вас за трэш?
У меня в голове был такой кавардак, что соображалось с трудом, но реагировать надо было немедленно.
Ухватила первую попавшуюся мысль:
— Я надеюсь, наш с Костей переезд вы не обсуждали?
— Куда? Мам, что случилось? Только не говори, что ты его простила! После всего? Мама! Как? — паникующий за тысячи километров от тебя твой ребенок — так себе удовольствие.
— Тормози. Я не успеваю за полетом твоей мысли. Кого я должна была простить?
Сердце замерло.
Кот так мечтал, чтобы мы с Глебом помирились, а вот Леруша оказалась против.
Почему? Ей что-то сказал Кир?
— Романа Николаевича, — зло фыркнула дочь.
О!
К стыду своему, я не сразу сообразила — кто это.
Капец.
— С чего я должна вдруг простить твоего отца? — недоумевала я искренне и до глубины души.
Даже если небо упадет на землю, реки поворотятся вспять, а Рома приползет ко мне на коленях из самого Петербурга с моими и своими родителями на подтанцовке, я его не прощу. Вернее, простить прощу, но о возвращении и воссоединении даже речи не может идти. Ни в одной из реальностей.
Дочь смотрела хмуро, лицо явственно кривилось:
— Да, так. Слухи ходят. Я думала бред, а ты сказала про переезд. Вот я и испугалась.
— Лер, я не вернусь к твоему отцу. Мы переехали на Валдай, в дом моей бабушки. У Кости областной грант и новый клуб с полным пансионом и обеспечением.
Глядя, как светлеет личико дочери, поздравила себя, с тем, что в марте сделала
