Чувствуй себя как хочешь - Саммер Холланд

сам. Ей только нужно было время – может, она и смирилась бы со всем. Невозможно по щелчку пальцев принять тот факт, что твой парень убил человека. Да, семь лет назад и случайно, но это все равно убийство. Чего он от нее ожидал?

Злость на Джека не дает Флоренс по нему скучать, и, наверное, это хорошо. Обида лучше, чем переживания.

Потому что на самом деле выходные без Джека ужасны. И никакая книжка и никакой фильм его не заменят.

В понедельник Флоренс поднимается рано: ей нужно попасть в Квинс к девяти. Тьяго обещал не проспать – в это слабо верится, конечно, – значит, и ей опаздывать нельзя. В шкатулке с украшениями попадается браслет. Флоренс заталкивает его в коробку, стоящую в дальнем углу шкафа. Теперь это не больше чем ее капитал на черный день. Жалко, чека не осталось – можно было бы вернуть в магазин.

Ей не нужен его подарок: сейчас необходимо выбросить Джека из головы как можно быстрее. Желательно еще и не натыкаться на него в городе и даже не проезжать мимо офиса «Феллоу Хэнд».

Хорошо, что сейчас. Господи, спасибо, что именно сейчас.

«Шеви» недовольно кряхтит – Флоренс так и не добралась до автомастерской, и теперь там уже что-то не то под капотом. Может, продать ее? Еще одним воспоминанием меньше. К черту этих бандитов из Манчестера. Один ушел к малолетней девице, другой просто ушел…

Нашлись тоже золотые мальчики. Как Джек мог ее бросить? Просто подняться и уйти, хотя видел, что она в шоке и ступоре? Флоренс недовольно морщится и выруливает на дорогу. «Шеви» точно нужно продать. Купить свою машину. Хоть что-то в этом мире купить самой, а не ждать подачек от мужчин, которые все равно ее бросают.

Ей не настолько нужны отношения. У нее прекрасное образование, отличная работа, уютная квартира, особенно если вычесть из уравнения постоянный запах травки с нижнего этажа, разваливающиеся трубы и оглушительные тусовки все выходные. Ее окружают чудесные люди. Даже мама, и та призналась, что гордится ею.

Когда она подъезжает к мастерской Тьяго, на улице уже стоит Моника. Девушка с обложки: хоть и слишком рано, но ее укладка и образ безупречны. У нее же парень есть, почему тогда… Ладно, это все равно не дело Флоренс. Не осуждать и не лезть в чужую жизнь. Сама спала с братом бывшего, еще и влюбилась, как малолетка.

Флоренс паркуется и выбирается из «Шеви». Чертова царапина на боку мозолит глаза, напоминая почему-то о Гэри. Классно, запретила себе думать об одном бывшем, а мозг услужливо подкидывает другого.

– Как думаешь, он проснулся?

– Тья… Мистер Морено? – улыбается Моника. – Да, он уже на месте и ждет нас.

– Вы созванивались? – Флоренс придирчиво осматривает царапину. Она стала больше, что ли?

– Списывались, я хотела подтвердить встречу.

– Похвальная пунктуальность в такое время. – Точно, царапина была меньше. Но когда успела?

– Думаю, он просто не хочет тебя подвести, – мягко произносит Моника. – Может, и нам не опаздывать?

– Да. – Флоренс выпрямляется и невольно морщится: это тоже стоит денег, сначала надо исправить, потом продавать. – Идем. Если окажется, что он еще и хорош – это будет новым нью-йоркским чудом.

– В газетах фотографию напечатают, – кивает та. – Художник месяца: не опаздывает на встречи, вежливый и еще и хорошо пишет.

– Если не будет играть в диву, – смеется Флоренс, – станет художником года.

Внутри скромно, но уютно: мастерская Тьяго представляет собой небольшое, но чистое помещение со светлой отделкой, до странного голыми стенами и деревянными балками, которые, кажется, появились недавно. Картины стоят на стульях вдоль стены, закрытые тканью.

– Спасибо, что приехали. – Из соседней комнаты выходит Тьяго, одетый в клетчатую рубашку и особенно тщательно расчесанный.

– Привет, кузен.

Флоренс быстро обнимает Тьяго и целует в щеку. Тот смущается: видно, что ему неловко от происходящего.

– Ты решил устроить сюрприз? – кивает она на картины.

– Просто хочу, чтобы вы посмотрели в правильном порядке, – качает головой тот. – Может, кофе?

– Нет, спасибо, – отвечает Флоренс. – Ты меня уже заинтриговал, так что…

– Понял. – Тот хмурит брови, выходит вперед и аккуратно снимает ткань с первой картины.

Моника сзади удивленно вздыхает.

– Мне тут не на что их поставить, – произносит он и по-медвежьи отходит, – а на стены вешать как-то пафосно.

Гиперреализм, и с первого взгляда – безупречный. Не на сто процентов ее стиль, но у Флоренс перехватывает дыхание: она узнает в главном герое маленького Тьяго. Он испуганно смотрит зрителю в глаза, а позади, с доброй сотней мелких деталей, изображен Медельин, из которого родом их семьи.

– Давай я сначала все открою, а потом объясню? – предлагает Тьяго.

– Конечно, поступай, как считаешь нужным, – произносит Флоренс.

Пять картин объединены одним персонажем, взрослеющим по мере того, как обнажаются полотна, но фон постоянно меняется. Разные люди, предметы, настроение. Его объяснения здесь не нужны: тема понятна с первого взгляда. Недавно она уже видела эти эмоции. Тот стрит-арт в Париже… Их объединяет одна тема. Мигранты, их чувства, их боль. То, с чем они сталкиваются каждый день, от брезгливого непонимания до откровенной ненависти.

И что бы ни происходило, персонаж – хоть это и сам Тьяго – остается колумбийцем. Флоренс чувствует, замечает в маленьких деталях. Сложно дышать: ей будто спустили знак свыше.

– Как называется? – сглотнув комок в горле, спрашивает она.

– Пять стадий, – отвечает Тьяго.

Флоренс снова переводит взгляд на первую картину. Как она сразу не заметила? Это ведь испуганное отрицание. В подростке на второй – гнев. В школьнике, одетом в форму футболиста, но все равно перемазанном краской, – торг. В уставшем студенте, сидящем на каменном полу мастерской, – депрессия.

На последней картине Тьяго того же возраста, что и сейчас. Он вплетает колумбийские мотивы в свой образ, но уже не переживает так сильно. Он спокоен и куда более уверен в себе. Принятие.

Это то, чего не хватало парижскому граффити. Там было чистое отчаяние, где нет выхода. Нет светлого будущего – все предопределено, бесконечная борьба не имеет исхода.

У Тьяго получается сделать жизнеутверждающее высказывание, которое в конце оставляет только светлые чувства.

– Я хочу это выставить, – шепчет Флоренс и поворачивается к нему.

– Правда? – удивленно открывает рот тот. – Но я…

– Мы – родня, – слабо улыбается она, – ты же не откажешь?

– Нет, что ты, я наоборот… Да, да, конечно.

Эти картины должен увидеть Джек: в них как раз то, чего ему не хватает. Надежда.

Внутри щелкает, глаза мгновенно намокают. Горло перехватывает, и сказать что-то становится невозможно. По щекам катятся слезы, Флоренс начинает мелко трясти. Черт,