Поправки - Джонатан Франзен

– Эй, Дениз, слышь, черт возьми! – заводил разговор Ларедо Боб, вечно потный техасец, глядя, как она разрезает и складывает светокопии.

– Что?

– Будешь так усердствовать, сгоришь на работе.

– Вообще-то мне нравится. Главное – войти в ритм.

– Знаешь, кое-что можно и на завтра отложить, – советовал Ларедо Боб.

– Мне это не настолько нравится.

– Ладно, но сейчас у нас перерыв на кофе. Ты меня слышишь?

Чертежники весело окликали друг друга по пути в коридор:

– Кофе пить!

– Закусь прибыла!

– Кофе пить!

Дениз работала, не снижая скорости.

Ларедо, коротышка, обычно исполнявший всю эту рутинную работу, пока в летние каникулы не приходили на помощь студенты, мог бы злиться, глядя, как Дениз на глазах у босса за полчаса управляется с бумажной волокитой, которой лично он предпочитал посвятить все утро, пожевывая при этом сигару «Свишер свит». Однако Ларедо Боб полагал, что судьба человека определяется характером. Трудолюбие Дениз явно свидетельствовало о том, чья она дочка, и вскоре она конечно же сделается начальницей, как ее папаша, а Ларедо Боб так и будет возиться с бумажной рутиной в том неспешном темпе, в каком выполняют подобную работу люди, обреченные выполнять ее пожизненно. Кроме того, Ларедо Боб искренне верил, что все женщины – ангелы, а мужчины – жалкие грешники. Ангел, взятый им в жены, проявлял свою кротость и милосердие главным образом в том, что, не попрекая мужа за курение, кормил и одевал четырех детей на скудные его доходишки, но Ларедо Боб нисколько не удивился, когда вечная женственность обнаружила сверхъестественное прилежание, сортируя по алфавиту тысячи ящичков с микропленками на карточках и наклеивая на них ярлычки. Дениз сделалась в его глазах существом дивным и прекрасным. Вскоре у Ларедо Боба появилась привычка напевать при виде Дениз – поутру и когда она возвращалась после обеденного перерыва из маленького убогого городского парка через дорогу – нечто вроде кантри-рока: «О Дениз, ты зачем это сделала?»

Начальник чертежного отдела, Сэм Бейерляйн, грозился следующим летом платить Дениз за то, чтобы она не ходила на работу, ведь нынешним летом она вкалывала за двоих.

Веселый арканзасец Ламар Паркер (у него были очки с толстенными стеклами и предраковые шишки на лбу) поинтересовался у Дениз, предупреждал ли папочка, какие никчемные и подлые ребята работают тут, в сигнализации.

– Просто никчемные, – поправила его Дениз, – насчет подлых он ничего не говорил.

Ламар захихикал, попыхтел «Тарейтоном» и повторил слова Дениз во всеуслышание, а то вдруг до кого-нибудь не дошло.

– Хе-хе-хе, – с неприязненным сарказмом проворчал Дон Армор, чертежник.

Единственный в отделе сигналов он, видимо, недолюбливал Дениз. Это был крепко сбитый, коротконогий ветеран вьетнамской войны, выскобленные бритвой щеки отливали синевой, точно сливы. Массивные плечи с трудом помещались в рукавах блейзера; циркуль и карандаш в его руках казались игрушечными; выглядел он, словно подросток, застрявший в первом классе. В отличие от коллег, Дон Армор не ставил ноги на круглую опору высокого кресла-вертушки, а свешивал их и мысками касался пола. Он всем телом ложился на ватман, от глаз до рапидографа – считаные сантиметры. Проработав часок в такой позе, он сдавался, утыкался носом в стол или закрывал лицо руками и стонал. Перерыв на кофе он проводил, рухнув головой на стол, точно убитый, зажав в кулаке пластиковые авиационные очки.

При первом знакомстве с Дениз Дон Армор, глядя в сторону, еле-еле пожал ей руку. Работая в дальнем конце помещения, она слышала, как Дон что-то бормочет вполголоса и мужчины рядом с ним смеются, но, едва она подходила ближе, Дон замолкал и только яростно фыркал у себя за столом. Дениз он напоминал «умников», что в классе сидели на задних партах.

Однажды в июле, зайдя в туалет, она услышала снаружи голоса Армора и Ламара – эти двое стояли у питьевого фонтанчика. Ламар ополаскивал чашки из-под кофе. Став у двери, Дениз прислушалась.

– Помнишь, мы-то считали трудоголиком старину Алана? – сказал Ламар.

– Надо отдать должное Джамборетсу, – откликнулся Дон Армор, – смотреть на него было куда приятней.

– Хи-хи!

– Поди-ка поработай, когда красуля, не хуже Алана Джамборетса, разгуливает рядом в коротенькой юбочке.

– Алан собой хорош, что правда, то правда.

Послышался стон.

– Богом клянусь, Ламар, – сказал Дон Армор, – я жалобу подам в охрану труда. Это жестокое и необычное наказание. Ты видел ее юбчонку?

– Видел-видел. Давай потише.

– Я с ума схожу.

– Сезонная проблема, Доналд. Через пару месяцев рассосется.

– Если Роты меня раньше не уволят.

– С чего ты взял, что слияние все-таки произойдет?

– Восемь лет я потел в поле, пока добрался до конторы. Самое время большому начальнику прийти и дать мне пинка под зад.

На Дениз в тот день была короткая юбка цвета электрик, купленная в комиссионке, – по правде говоря, даже странно, что мать, с ее мусульманскими понятиями о женской одежде, не возражала против такого приобретения. Отчасти допуская, что Ламар и Дон Армор говорили о ней, – а эта мысль застряла у Дениз в голове как нечто чуждое, но неустранимое, вроде постоянной тупой мигрени, – она чувствовала себя глубоко задетой, словно Дон устроил вечеринку в ее доме и забыл ее пригласить.

Когда Дениз вернулась в чертежную, Дон, на мгновение подняв голову, обвел скептическим оком всех, кроме нее. Когда его взгляд скользнул мимо Дениз, она ощутила странную потребность вонзить ногти в свое тело или пощипать себя за соски.

В Сент-Джуде начался грозовой сезон. Воздух пропах мексиканской яростью, ураганами, переворотами. Поутру с наглухо затянутого тучами неба гремел гром, глухие раскаты доносились из крошечных городишек к югу, где не бывал никто из общих знакомых. Размеренные полуденные удары – будто молотом по наковальне – среди почти ясного неба. Тревожный гром громыхал ближе к вечеру, когда на юго-западе собирались плотные сине-зеленые, словно волны, тучи, а над головой ярко светило солнце, и жара становилась совсем уж невыносимой, будто напоследок брала свое. К ужину начиналось драматическое представление: грозовые фронты закрывали небо в радиусе пятидесяти миль по всем направлениям, давили друг друга, точно огромные пауки в тесной банке, напирая со всех четырех сторон.

Шквал за шквалом обрушивались крупные дождевые капли; окно превращалось в черно-белый экран, картинка расплывалась, лишь вспышки молний выхватывали из хаоса дома и деревья; детишки в плавках, накинув на плечи насквозь промокшие полотенца, стремглав мчались домой, точно дезертиры. А поздно ночью барабанная дробь, грохот летней артиллерии на марше.

Каждый день в газетах Сент-Джуда печатались слухи о предстоящем слиянии: назойливые женихи «Мидленд-Пасифик», близнецы Хиллард и Чанси Рот, якобы вели в городе переговоры с главами трех профсоюзов: Роты якобы в Вашингтоне, где опровергали перед сенатской комиссией жалобу «Мидпас». Сообщалось, что «Мидпас» просила «Юнион-Пасифик» выступить в качестве благородного рыцаря. Роты отстаивали правоту своих действий по реструктуризации «Арканзас-Саузерн». Представители «Мидленд-Пасифик» призывали всех заинтересованных жителей Сент-Джуда писать и звонить конгрессменам…

Дениз вышла из офиса на ланч, когда часть неба заволокло тучами и в квартале от нее взорвалась верхушка телеграфного столба. Она увидела ярко-розовую вспышку, дуновение грозы коснулось ее кожи. Секретарши с воплями неслись через парк. Дениз повернулась на каблуках и поспешно возвратилась со своей книжкой, сандвичем и сливами на двенадцатый этаж, где каждый день за двумя столами играли в пинокль. Она села у окна, но не стала на глазах у всех читать «Войну и мир» – это было бы демонстративно и недружелюбно. Дениз просто глазела то на творившееся за окном безумие, то на карточную игру в комнате.

Дон Армор развернул сандвич, посмотрел на кусок копченой колбасы, на горчицу, сохранявшую точный отпечаток хлеба, и пожал плечами. Небрежно упаковал сандвич обратно в фольгу и покосился на Дениз так, словно это она испортила ему день.

– Объявляю шестнадцать.

– Кто тут намусорил?

– Эд, – сказал Дон Армор, разворачивая карты веером, – ты поаккуратнее с бананами.

Эд Албердинг, самый старый из чертежников, фигурой напоминал кеглю, а седые его волосы курчавились, точно перманент на голове старой девы. Часто мигая, Эд жевал банан и напряженно всматривался в карты. Ошкуренный фрукт лежал перед ним на столе. Он отломил еще кусочек.

– В бананах ужас как много калия, – заметил Дон Армор.

– Калий полезен, – откликнулся сидевший напротив Ламар.

Дон Армор положил карты и мрачно воззрился на Ламара.

– Шутишь, что ли? Врачи дают калий, чтобы сердце остановилось.