Балаустион - Сергей Конарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, с меня довольно, — Леонтиск осторожно почесал бок, поморщился. — Мое ребро весьма критически отнеслось к тем акробатическим трюкам, которые мне пришлось проделывать. Эта Коронида такая выдумщица! Один раз, когда она билась в экстазе, я чуть не потерял сознание — так она в меня вцепилась. Так что, друг Эвполид, я пока воздержусь, иначе мне и за месяц не выздороветь. Развлекайся сам, дружок.
— Хотя, — добавил сын стратега уже с мрачной ноткой, — вряд ли нам придется долго радоваться жизни. Чувствует мое сердце, что господин Горгил нам устроит развлечение….
— Если это будет упражнением для моего меча, то я согласен, клянусь богами! — воскликнул Эвполид. — После хорошей любви нужна хорошая драчка.
— Хм, не знаю, — протянул Леонтиск. — Вряд ли этот наемный мастер убийств… Что такое?
— Ты о чем? — встревоженный мелькнувшим в голосе товарища выражением, сын Терамена поглядел на него. Леонтиск, напрягшись, смотрел вперед, на уже видневшуюся отсюда ограду особняка Эврипонтидов.
— Там, на углу. Ты ничего не заметил?
Эвполид покачал головой, тоже уставившись в направлении, указанном другом.
Леонтиск прибавил шагу, его правая рука потянулась к рукояти висевшего на боку меча. «Проклятый мой язык! — пронеслось в голове. — Брякнул о злодействе и накликал беду!» Сердце заколотилось о ребра, сладкая расслабленность, оставшаяся после встречи с прекрасногрудой Коронидой, испарилась, словно унесенная порывом студеного ветра. Эта черная тень у ограды, мелькнула она на самом деле или показалась? Боги, неужели убийца, едва въехав в город, уже начал действовать? А он, «спутник», горе-телохранитель, предается любовным утехам, в то время как смерть подбирается к царевичу! Испуг и презрение к самому себе завладели сознанием афинянина, но только на мгновение, потому что в следующий миг он явственно увидел движение на самом верху каменной стены, ограждавшей дом Эврипонтидов.
— Эвполид, за мной! — заорал Леонтиск, срываясь в бег. Ребро, конечно, тут же ответило на сотрясение чувствительными толчками боли, но молодой воин видел только одно — темный силуэт на стене. Поняв, что его заметили, злоумышленник на какое-то мгновенье застыл в нерешительности, по-видимому, колеблясь, спрыгнуть ли ему во внутренний двор или же попытаться скрыться в темноте ночных улиц. Возобладало последнее: тщедушная фигура — теперь Леонтиск видел ее совершенно отчетливо — соскользнула в окружающий стену густой кустарник и, с треском прорвавшись сквозь него, бросилась прочь.
— Стой! Тварь! — прорычал Леонтиск, кидаясь вслед, точно охотничий пес за раненой дичью. За ним с обнаженным мечом в руке несся Эвполид.
Преследуемый, бежавший со всех ног, выскочил на перекресток и свернул налево.
— Есть! — азартно завопил Леонтиск. — Попался, паскуда! Там тупик!
— Вот и началась потеха! — в предвкушении выдохнул Эвполид.
— Не вздумай его убить! — испугался сын стратега. — Живым, этот гад нам нужен живым!
Вылетев на перекресток, они вбежали в узкий проулок, в котором было темно, как в могильной яме. Впереди яростно залаяли собаки — спартанские псы славились как свирепые и верные охранники. За несколько ударов сердца друзья преодолели половину короткого проулка. Он заканчивался высокими, обитыми медью воротами, за которыми и заливались бешеным лаем четвероногие бестии.
— Ничего не вижу, где он? — с напряжением в голосе вскричал Леонтиск. — Проклятье, неужели взобрался на стену? Не может быть!
Действительно, стены, составлявшие переулок, были приличной высоты, и потребовалась бы немалая ловкость вкупе с некоторым количеством времени, чтобы перебраться через них.
— Вот он! — крикнул в этот момент Эвполид, указывая пальцем в сгусток тьмы, сконцентрировавшийся за стволом векового платана, росшего вплотную к левой стене. Друзья бросились вперед. Преследуемый, похоже, с кем-то боролся: в темноте были видны только судорожные движения катающихся по земле тел, да слышалось сдавленное хрипенье. «Беда, если какой-то из шальных псов пролез под воротами и вцепился негодяю в горло», — испугался Леонтиск, и, позабыв об осторожности, бросился к месту схватки. Еще по отроческим ночным вылазкам, совершаемым совместно с товарищами по агеле, он помнил страшные зубы псов спартанской породы. Если такие зубищи добрались до шеи — все, пиши пропало. Невольно прижав подбородок к кадыку, Леонтиск нервно сглотнул и покрепче сжал рукоять меча. Пса нужно убить одним ударом, причем не задев при этом мерзавца, который должен еще рассказать, кто его послал. Проклятая темнота!
В этот момент из-за края левой стены, за которой находился сад, окружающий дом царевича Пирра, показалась мощная рука, сжимавшая горящий факел. Затем появилась большая свирепая физиономия, сжимавшая в зубах обнаженный меч. Свободной рукой силач цеплялся за край стены.
— Ни ш мешта! — не разжимая зубов, прорычал он. — Штоять, или будеше убишы!
Ослепленный своим факелом, он не мог их ясно видеть, зато сам был прекрасно освещен.
— Это мы, Энет! — крикнул ему Леонтиск. — Давай скорее сюда свет!
Энет тяжело спрыгнул вниз, за ним стену перемахнул Лих, ловкий, как рысь. Когда пламя факела осветило место действия, стало ясно, что ночной гость ни с кем не борется, а то, что казалось борьбой, есть лишь смертные конвульсии тела, прощающегося с отлетающей от него душой. Конечности худощавого невысокого мужчины лет тридцати с небольшим судорожно скрючились, глаза вылезли из орбит, острые зубы обнажены в страшном оскале.
— Мертв, — констатировал нагнувшийся над телом Эвполид.
— В чем тут дело? — настороженно поинтересовался подошедший Лих. — Кто это такой?
— Думаю, посланец нашего дорогого гостя, — мрачно ответил Леонтиск. — Мы застали его, когда он уже почти перелез через ограду дома царевича.
— Убийца? Горгил? — вскинулся Лих, его глаза блеснули.
— Не думаю. Скорее всего, шпион, которого хозяин послал разведать и разнюхать.
— Так какого беса вы его убили? — вскипел Коршун, пиная уже застывшее в смертном спазме тело. — Ты что, идиот?
— Мы его не трогали, — холодно прервал товарища Леонтиск. — Взгляни на него, он подох от яда. Сожрал его, когда понял, что не сможет сбежать.
— Видимо, этот мастер убийств привез с собой фанатиков-подручных, которые должны убивать себя, если есть опасность попасться, — добавил Эвполид. — Я слыхал о таких.
Лих смерил афинян злобным взглядом.
— Ладно, пойдемте в дом, — зло бросил он, обращаясь к одному Леонтиску. Эвполида он как будто и не замечал. — Сам расскажешь царевичу, как обосрался, не сумев взять шпиона живьем….
Энет, подхватив покойника за пояс, легко закинул его на плечо. Остальные внимательно осмотрели при свете факела окрестности — не обронил ли чего-нибудь лазутчик, но ничего не нашли. Войдя в дом через главные ворота, они отправились к Пирру.
— …Выходит, наш любезный господин Горгил времени зря не теряет. Одно утешает — теперь мы можем точно знать, что он в Спарте, и что-то затевает, — задумчиво произнес царевич, выслушав рассказ Леонтиска и Эвполида. Черные брови Эврипонтида сошлись на переносице, взгляд не отрывался от тощего тела шпиона, лежащего посреди освещенного факелами андрона. «Спутники» сына Павсания, застывшие меж колонн, тоже с ненавистью сверлили глазами труп.
— Увы, теперь в этом можно быть уверенным наверняка, — вздохнул Леонтиск. — Прости, командир, что не смог взять этого пса живым, уж мы бы смогли развязать ему язык….
— Он бы не просто рассказал, кто его послал, а гекзаметром спел бы, паскуда! — зловеще усмехнулся Феникс, сверкнув острыми, как у кота, зубами.
— Ерунда, — отмахнулся Пирр. — Если этот Горгил действительно серьезный организатор, то и люди у него подобраны соответствующие.
— Правда твоя, командир, — кивнул Тисамен. — Теперь бы выяснить, кто этот лазутчик — один из слуг, приехавших вместе с делегацией, или человек альянса, проживавший в Спарте.
— В любом случае, это не гражданин, — уверенно произнес Лих, сосредоточенно вглядываясь в лицо покойника. — Но, быть может, кто-то из периэков….
— Кто-нибудь видел его раньше? Поглядите внимательно, — велел Пирр.
«Спутники» царевича подошли поближе, тщательно разглядывая перекошенный смертью лик, но в конце концов все покачали головами.
— То, что мы его не знаем, еще ничего не значит, — покачал головой Тисамен. — Этих торгашей, мастеровых и других гражданских сейчас столько….
— Точно, как собак блохастых, — поддакнул Феникс.
— Однако одежа на нем не наша, не лаконская, — подметил Аркесил.
— Это значит еще меньше, — с досадой махнул рукой Леонтиск. — Клянусь копьем Афины, в Спарте сейчас только молодняк в агеле да не более половины граждан-гоплитов носят лаконские хитоны. А остальные — кто во что горазд.