Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин

Из любимых книг моего детства я бы вместе с «Республикой ШКИД» Пантелеева и Белых отметил бы «Кондуит и Швамбранию» Льва Кассиля. Назвал бы ещё и «Улицу младшего сына», написанную тем же Кассилем в соавторстве с Марком Поляновским.

Поэтому когда я впервые увидел Льва Кассиля, я ему обрадовался. Но зашёл он в «Литературную газету», как выяснилось, по сутяжному делу.

Я в «Литгазету» пришёл недавно, вёл там поэзию, материалы о поэзии. И почему-то мне отдали ещё и детскую литературу. О ней газета писала редко, а тут в номере, который выходил в Международный день защиты детей, обратились к детским писателем с небольшим вопросником, смысл которого – представить читателю картину сегодняшней детской литературы.

Не помню, к кому я обратился. К Сотнику, Прилежаевой, Дубову, ещё к кому-то, кого назвал мне наш куратор – зам главного редактора Кривицкий. Номер вышел, и на следующий день ко мне пришёл Лев Абрамович Кассиль.

Почему, спросил он меня, редакция не обратилась к нему? Я ответил, что список был утверждён редакторатом.

– А кто его составлял? – поинтересовался Кассиль. И, узнав, что поначалу составлял я, а редакторат добавил свои кандидатуры, горестно сказал: – А ведь я пока что живой. Живой классик!

Он побывал у Кривицкого, который пообещал ему, что отдел информации в ближайшие дни проинтервьюирует его и что интервью появится в ближайшем номере. Кроме того, мне было приказано заказать именно ему юбилейную заметку о первом же детском писателе, который будет отмечать юбилей.

Не помню, кто с ним делал интервью, но знаю, что отдел с ним намучился. Он требовал, чтобы так или иначе были упомянуты все его регалии. А их оказалось немало: вместе с Поляновским за «Улицу младшего сына» он получил сталинскую премию, являлся членом правления Союза писателей СССР и РСФСР, кажется, был секретарём последнего, имел столько-то орденов. К тому же являлся членом-корреспондентом Академии педагогических наук. За какие-то спортивные очерки он получил, не помню, какую награду. В отделе гадали, как втиснуть всё это в интервью: не задавать же вопрос о наградах!

А много лет спустя я прочитал о Льве Абрамовиче Кассиле, скончавшемся 21 июня 1970 года (родился 27 июня 1905-го), у моего старшего товарища Бенедикта Сарнова, написавшего статью о Кассиле и по просьбе собравшейся печатать её редакции поехавшего к своему герою, чтобы получить от него добро. Кассиль статью прочитал, и она ему понравилась. «Я, – пишет Сарнов, – уже совсем было собрался откланяться, решив, что статья моя как бы уже «завизирована». Но Кассиль его остановил, сказав, что у него есть одно, но серьёзное замечание:

– Почему, – неожиданно строго спросил он, – вы не написали, что я лауреат Государственной премии? Что за свою литературную работу я был награждён орденом Трудового Красного Знамени и двумя орденами Знак Почёта?

«Слегка ошеломлённый, – пишет Сарнов, – я невнятно заверил его, что исправлю эту свою оплошность».

Но оказалось, что этим замечанием Кассиль не ограничился:

«Провожая меня в дверях, он наморщил лоб, словно припоминая что-то важное, и сказал:

– Да… Не забудьте, пожалуйста, упомянуть, что я был депутатом Верховного Совета РСФСР…

Помолчал – и добавил:

– Двух созывов».

Книга Б. Сарнова называлась «Перестаньте удивляться!». Я и не удивился. Сам столкнулся с тем же.

22 ИЮНЯ

Сравнительно недавно мне довелось перечитать «Районные будни» Валентина Овечкина – публицистику, написанную более полвека назад. Прочитал и задумался: вот книга, которая запечатлела время и умерла вместе с ним. Сегодня она читается как «преданья старины глубокой».

А ведь писал об Овечкине мой старший наставник Владимир Михайлович Померанцев в своей статье «Об искренности в литературе»:

«Да, сказал мне приятель, но литература не может всегда быть такой прямолинейной. «Районные будни» – очерки, а не роман. В этом жанре легче брать быка за рога.

Жанр!

Но, во-первых, не всякий писатель умещается в жанр, и «Районные будни» – не очерки обычного типа. «Гости в Стукачах» того же Овечкина написаны в жанре рассказа, но количество мыслей от этого вовсе не снизилось, а вместе с красками выросло. Яркую речь деда-сторожа вы невольно прочитаете несколько раз, и она западает вам в память, потому что вместе с метафорами запечатлелись и мысли. Очерк! Нет, художественная публицистика Валентина Овечкина куда ближе к искусству, чем иное искусство к публицистике, заслуживающей именоваться художественной.

Во-вторых, дело вовсе не в том, чтобы брать быка за рога. Ведь хозяйственные соображения об МТС и колхозах Овечкин мог сообщить докладной запиской в ЦК. Но они справедливо сделались литературной темой, когда за ними читатель увидел живых трактористов, комбайнеров и районных партийных работников, услышал переливы их голосов, почувствовал в этих людях биение непрестанно ищущей мысли.

Именно новые мысли волнуют нас в этой книжке. Поэтому-то мы и ездим с Овечкиным, ищем, поражаемся, решаем и думаем, чтобы снова решать. Мы недовольны, когда Овечкин высаживает нас из мартыновской брички и не позволяет дознаться во всём до конца. Но если мы вместе не доискались, то станем додумывать сами. Пусть Овечкин не резюмирует – наша мысль уж разбужена.

Возя нас по району, Овечкин невольно, без всякого умысла, заставил потускнеть и поблёкнуть председателей колхозов из кубанской станицы. Мы почувствовали предельные линии романа о них, отсутствие в нём проблематики. Читая его, нам не о чем было задумываться».

«Председатели колхозов из кубанской станицы» – это о романах С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды», «Свет над землёй» в двух книгах, за которые Бабаевский получил три сталинские премии (да, за каждую книгу «Света над землёй» отдельно!). Померанцев не показывает фиги в кармане: переходя к очеркам Овечкина, он называет бездарного автора: «Когда появились романы С. Бабаевского, то я не узнал из них чего-либо такого, что не было бы раньше известно по однотемным книжкам и очеркам и даже просто из газетных статей. Открытий они, на мой взгляд, не содержали. Я не понял, почему критики так безудержно захваливают эти книги».

Собственно, потому и попала статья Померанцева, напечатанная в «Новом мире» в 1953 году, под жестокий огонь из орудий всех критических калибров – вплоть до возмущённых выступлений делегатов второго съезда писателей СССР (1954), что он противопоставил правду жизни в очерках Овечкина раскрашенной чудовищной лжи, процветавшей в таких романах, как у С. Бабаевского. И когда в первый раз снимали Твардовского с поста главного редактора «Нового мира», ему в вину были поставлены, в частности, и публикация статьи Померанцева, и публикация очерков Овечкина.

Что мы выносим из очерков Овечкина? Что сталинская колхозная жизнь была не тем крепостным правом, которое существовало в России XIX века. А тем, какое было значительно раньше – не оброчным, а барщинным – когда крестьяне гнули спину от зари до ночи на помещика. Не зависимого от кого-либо помещика с председателем колхоза не сравнишь, как и с его непосредственным начальником первым секретарём райкома партии. Да и у райкома было взыскательное начальство и у обкома было не менее взыскательное. Овечкин не выступал против колхозов, по существу он призывал ввести более лёгкую стадию этого нового крепостного права – оброчную. Что до его героев, то мне они показались чуть отретушированными и слегка загримированными. Но и в таком виде они обрадовали Померанцева. И понятно: до сих пор в художественной литературе о колхозном селе действовали не люди, а манекены.

Но в то время критиковать устройство колхозной жизни значило – покушаться на государственные устои. Потому и били Валентина Владимировича Овечкина, родившегося 22 июня 1904 года.

Любопытно, что в двадцатых годах Овечкин был председателем сельскохозяйственной коммуны, работал секретарём сельского парткома, заведующим орготдела райкома партии.

Но после войны, которую он прошёл офицером пехоты, в первой же своей повести «С фронтовым приветом» Овечкин выразил надежды на то, что будут исправлены недостатки, какие он видел в довоенной деревне.

С 1948 года он живёт в Курской области в городе Льгов, где написал пьесу «Настя Колосова», затронувшую вопросы о показных успехах в колхозной жизни и о сокрытии недостатков в ней.

Его очерки, помимо прочего, затрагивали и партийную номенклатуру. Точнее будет сказать: районного номенклатурщика, который выведен Овечкиным в образе первого секретаря райкома Борзова. Всего только одного, но по тем временам это было неслыханной дерзостью, которую, по мнению партийного начальства, следует окоротить.