Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современники без труда узнавали здесь Свиньина, который, как вспоминал мемуарист той эпохи, хорошо знавший её литераторов, Дмитрий Николаевич Свербеев, «для каждой книжки своего журнала создавал… какого-нибудь русского гения-самоучку», какой «сам по себе собственным трудом доходил до решения задач, давно уже известных и одним им только неведомых». В.В. Стасов назвал такую черту Свиньина «беспокойно-преувеличенным патриотизмом». Можно сказать, что этим Павел Петрович предвосхитил многих деятелей культуры моего сталинского детства.
А сами по себе произведения Свиньина художественной ценности не представляют. Хотя он трудился, что называется, в поте лица во всех жанрах. Но остался со своим ликом в произведениях сатирических писателей.
Умер 21 апреля 1839 года.
* * *Юрий Тимофеевич Галансков, родившийся 19 июня 1939 года, активно участвовал в поэтических чтениях у памятника Маяковского в 1958–1961 годах. В 1961 году выпустил одно из первых изданий самиздата – литературный и общественно-политический альманах «Феникс». Он подготовил издание ещё одного «Феникса» в 1966-м.
Хотел создать пацифистскую организацию, разработав проект программы Всемирного союза сторонников всеобщего разоружения. Был одним из организаторов первых митингов против подавления свободы в СССР – 5 декабря (день советской конституции) 1965 и летом 1966 на Пушкинской площади в Москве. В это же время сблизился с Народно-трудовым союзом.
Ясно, что такая деятельность безнаказанной оставаться не могла. В январе 1967 года Галансков был арестован. Год, пока длилось следствие, находился в Лефортовской тюрьме. Он был тяжело болен – воспаление язвы кишечника. Несмотря на болезнь, его приговорили к 7 годам строгого режима и отправили в посёлок Озёрный (Мордовия).
Тяжёлая работа, недостаточная медицинская помощь, невозможность лечебного питания были чекистскими средствами умерщвления узника. Тюремщики своего добились. Юрий Тимофеевич умер после операции в Центральной больнице Дубровлага 4 ноября 1972 года.
После смерти Галанскова в 1980 году во Франкфурте-на-Майне издательство «Посев» выпустило книгу «Галансков», включив в неё некоторые статьи, обращения, письма, часть стихов и неоконченную повесть. В 1994 году книга с дополнениями была переиздана в Ростове-на-Дону.
В 2006 году в Москве друг Галанскова Геннадий Кагановский подготовил и издал книгу «Хроника казни Юрия Галанскова в его письмах из зоны ЖХ-385, свидетельствах и документах».
20 ИЮНЯ
С Юрой Визбором я познакомился в журнале «Кругозор», где работал временно два месяца 1966 года, заменяя поэта Евгения Храмова по его просьбе: Женя ушёл в небольшой творческий отпуск. Я вёл там отдел литературы, а Юра, как это ни странно сейчас прозвучит, отдел политики. Причём у Визбора был ещё и подчинённый ему сотрудник Серёжа Есин, впоследствии ставший писателем.
На второй день моей работы в этом журнале по пропуску, выписанному музыкальным редактором Люсей Кренкель, дочерью знаменитого полярника и женой Жени Храмова, пришёл в редакцию композитор Микаэл Таривердиев с большой сумкой, в которой было столько вина и закуски, что мы пировали всё рабочее время, отвлекаясь от стола на музыкальные паузы, которые устраивал тот же Таривердиев, наигрывая на рояле недавно сочинённые им мелодии для кинофильмов «Прощай», «Любить», «Последний жулик». Как потом я понял, он отмечал в редакции выход журнала с его пластинкой, на которой были записаны песенки из этих кинофильмов.
– А вы не стесняйтесь, – сказал он мне тихо, пожимая на прощанье руку, – держитесь раскованней.
– Он не стесняется, – отозвался за меня стоявший рядом со мной Юрий Визбор. – Он новенький.
Точно! Таривердиев был, наверное, наблюдательным человеком и заметил, как напряжённо я улыбался, когда кто-то из редакции рассказывал о ком-то или о чём-то невидимом и слышал в ответ взрыв хохота. Все смеются, а я не знаю над чем. Естественно, что я чувствовал себя чужим в этой редакции.
Недолго. И в том, что чувствовал себя чужим недолго, я обязан Визбору.
Юра лучился добротой. Охотно объяснял, кто есть кто в Радиокомитете, чьим органом был «Кругозор», улыбался мне, подбадривал, с удовольствием пел песни.
Предчувствую, что по поводу этого «пел песни» ни у кого и сомнения не возникнет – чьи?
Но в том-то и дело, что свои песни Юра не пел. Мы сошлись с ним на том, что оба были страстными поклонниками Булата Окуджавы. Юра пел его песни. «Эту знаешь? – спрашивал. – А эту?»
Нас сблизило ещё и то, что оба мы были знакомы с Булатом.
Я знал, что Визбор пишет песни, слышал некоторые, но они для меня не шли ни в какое сравнение с любимыми мной песнями Окуджавы. Я и сейчас небольшой любитель авторской песни. Барды меня не захватывают. Но – таково обаяние личного знакомства – мне захотелось, чтобы Визбор спел и свои песни. Я его об этом попросил, и он немедленно откликнулся.
Не все, конечно, песни, которые он пел, но некоторые мне понравились. Например, «Спокойно, дружище». О чём я ему и сказал. Он обрадовался.
Через несколько лет, когда я работал в «Литературной газете» я позвонил ему, уже известному киноактёру, и позвал на так называемый «вторник «ЛГ». Программу этого культурного мероприятия составлял я, как член месткома, курирующий «вторник» и за него отвечающий.
Юра приехал.
Его песни встретили очень хорошо. Но для чего-то он запел песни Окуджавы, которые и вовсе привели в восторг литгазетовскую публику. Зал аплодировал бешено. Посыпались заказы, на которые Визбор охотно откликался. Мне было неловко. Но Юра, прощаясь, сказал:
– Спасибо, дорогой! Я ведь и сам получил наслаждение. Люблю Булата!
И сейчас, когда это пишу, в моих ушах отдаётся это мягкое визборовское: «Люблю Булата!»
Я полюбил этого обаятельного человека, Юрия Иосифовича Визбора, родившегося 20 июня 1932 года и прожившего на свете 52 года: умер 17 сентября 1984-го. И Булат Окуджава его любил. В этом я убедился после смерти Визбора, когда Булат вдруг пропел его песню и сказал: «Чудесный человек. Мне хорошо было с ним!»
* * *Неотправленное письмо хирургу
Уважаемый доктор!Вы ещё не знаете,что будете делать мне операцию.А мне уже сообщили,что в мозгу у меня находится опухольразмером с куриное яйцо, —(интересно,кто ж это вывел курицу,несущую такие яйца?!..)В школе по анатомии у меня были плохие отметки.Но сегодня мягкое слово «опухоль»карябает меня и пугает, —(тем более что она почему-то растётвопреки моему желанию)…Нет, я верю, конечно, рассказам врачей,что «операция пройдёт как надо»,верю, что она «не слишком сложна»и «почти совсем не опасна»,но всё-таки, всё-таки, доктор,я надеюсь, что в школе у Вас,с анатомией было нормально,и что руки у Вас не дрожат,а сердце бьётся размеренно…Ваша профессия очень наглядна, доктор,слишком наглядна.Но ведь и мы – сочиняющие стихи —тоже пытаемся оперировать опухоли,вечные опухоли бесчестья и злобы,зависти и бездумья!Мы оперируем словами.А слова – (Вы ж понимаете, доктор!) —не чета Вашим свёрлам, фрезам и пилам(или что там ещё у Вас есть?!).Слова отскакивают от людских черепов,будто градины от железных крыш…Ну, а если операция закончится неудачей(конечно, так у Вас не бывает, но вдруг…)Так вот: если операция окончится неудачей,Вам будет наверняка обидно.А я про всё мгновенно забуду.Мне будет никак.Навсегда никак……Однако не слишком печальтесь, доктор. Не надо.Вы ведь не виноваты.Давайте вместе с Вами считать,что во всём виновата странная курица,которую кто-то когда-то вывеллишь для того,чтоб она в человечий мозгнеслаэти яйца-опухоли.
Пронзительные строки, правда?
Их написал Роберт Рождественский, у которого действительно нашли опухоль в мозгу и которого удачно прооперировали во Франции. Так что он после операции смог прожить ещё целых четыре года…
Роберт Иванович Рождественский родился 20 июня 1932 года. Вместе с Евтушенко и Вознесенским считался лидером поколения поэтов-шестидесятников. Но в отличие от остальных почти не подвергался официозной критике.