Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

к этой мере и если бы каким-то чудом в каком-нибудь заведении для душевнобольных нашлась свободная койка, я подозреваю, что персонал этого заведения отказался бы госпитализировать Яна. И этот отказ был бы обоснован тем обстоятельством, что у Яна отсутствовали те психические расстройства, которые позволяли бы удерживать его в лечебнице для душевнобольных без нарушения Закона о психическом здоровье.

Мы сделали все, что могли, чтобы помочь Яну приспособиться к жизни не в тюрьме, а на свободе с чисто практической точки зрения: у него была крыша над головой, он нашел работу и получал определенную поддержку от службы условно-досрочного освобождения и от меня. В плане психологической поддержки мы не могли дать ему больше, чем дали. Ян так и не смог примириться с самим собой, и смерть стала для него лучшим – или единственным – выходом. Независимо от письма Хэмиша Ян стыдился того, что сделал, а, как я уже говорила, стыд – весьма мощный мотиватор насилия, в том числе направленного против самого себя. Когда-то давно я прочитала книгу, в которой говорилось о том, как влияют на человека совершение инцеста или сексуального преступления против ребенка. У нее было запоминающееся название – «Убийство души»[64]. С тех пор я много раз слышала рассказы жертв подобных преступлений о том, что, как им кажется, после того, что с ними случилось, какая-то их часть умерла. Возможно, не совсем корректно рассуждать о том, какой эффект оказывают такие преступления на тех, кто их совершает. Но на основе наблюдений и опыта работы с такими педофилами, как Ян, могу сказать: мне кажется, что многие из них испытывают такое же чувство. Совершая насилие над ребенком, они делают нечто такое, что может привести их к самоубийству. Стыд – это эмоция, которая на самом деле выедает душу [65].

Лидия

Интересно, могли бы люди, проходившие мимо комнаты, в которой должна была состояться встреча, и мимоходом заглядывавшие в нее через дверное стекло, точно определить, кто из находившихся в ней двух женщин медик-профессионал, а кто – заключенная, которой вскоре предстояло выйти на свободу? Обе женщины были приличными на вид, средних лет. Пожав друг другу руки, они стали устраиваться на металлических стульях, крепко привинченных к выложенному плиткой полу по разные стороны небольшого стола. Должно быть, мы обе излучали некие волны «нормальности», и это впечатление, вероятно, лишь усиливали наши простые серьги, скромные часы и самая обычная, невыразительная одежда. У одной из нас, одетой в черный свитер и черные же элегантные брюки, седеющие на концах волосы были коротко острижены аккуратным каре. У другой – а именно у меня – волосы были подлиннее и собраны в не слишком аккуратный узел. Одета же я, как обычно, была таким образом, что становилось ясно: главное для меня – физическое удобство и психологический комфорт. Единственной подсказкой, свидетельствующей о том, что именно я врач, могло служить мое серое пальто, висевшее на спинке стула, но на него вполне можно было не обратить внимания. Я пришла на встречу с улицы, а дело происходило в феврале, в то время как Лидию скоро должны были препроводить обратно в камеру.

В данном случае гипотетические «люди, проходящие мимо по коридору» – это нечто вроде метафоры, которую вполне можно отнести и ко мне. Дело в том, что в случае с Лидией я не смогла разглядеть нечто очень важное, потому что была сконцентрирована на поверхностных деталях. Примерно то же самое произошло и с Зарой, но, как я уже говорила, способность составлять мнение о других людях, исходя не только из их внешности, вырабатывается не сразу – это долгий процесс. По крайней мере, так было у меня. Я уже упоминала о том, что мне нравится представлять себе человеческое сознание в виде кораллового рифа – сложного и таинственного организма, постоянно меняющегося, красивого и в то же время таящего в себе опасность. Думаю, отец американской психологии Уильям Джеймс, сформулировав свою идею «потока сознания»[66], тоже не случайно использовал «текучий» образ, напрямую связанный с водой. На мой взгляд, он весьма уместен и тогда, когда речь идет о человеческой одержимости. Представьте себе сознание в виде потока воды, несущего на поверхности самые разнообразные мысли в виде предметов и людей. То там, то здесь в нем возникают завихрения и водовороты, он может время от времени отклоняться в сторону, обтекая упавшее дерево или груду выброшенного кем-то мусора; примерно так в сознании возникают мыслительные завихрения или рябь вокруг каких-то крупных мыслей и идей. Все это нам всем хорошо знакомо: допустим, у вас в мозгу «застряла» какая-то мелодия-паразит, которая снова и снова прокручивается в голове, – скажем, популярная песня или увиденный недавно рекламный ролик. Это неприятно, но такие вещи являются безвредными и вскоре проходят – их вытесняют другие мысли, и уносит «поток сознания».

Проблема возникает, когда на пути этого потока оказывается большой валун в виде каких-то серьезных переживаний или озабоченности по некоему существенному поводу. Вместо небольшого завихрения в «потоке сознания» возникает целый омут, втягивающий в себя другие мысли и чувства – и все это беспорядочно крутится в мозгу до тех пор, пока у человека не появляется некая мания, бредовая иллюзия. Происходит это постепенно и отчасти похоже на возникновение зависимости, которая может начаться с малого – в виде первой затяжки марихуаной или первого похода подростка в паб, но затем начинает прогрессировать и завладевает личностью человека, лишая его способности контролировать себя. Первой жертвой мании или зависимости становится правда – люди начинают предаваться опасной фантазии, что могут покончить со своим вредным пристрастием в любой момент.

Подобные зацикленности на определенных мыслях, или неврозы, в итоге вызывают у людей неадекватные состояния, которые на практике могут выражаться в том, что принято называть навязчивым преследованием, нежелательным наблюдением и травлей, а в американском Министерстве юстиции определяют как «преступление, характеризующееся созданием у жертвы постоянного ощущения угрозы и боязни того, что она может реально осуществиться». В 2019 году в Британии проводилось исследование[67], показавшее, что модель поведения, которая может быть квалифицирована как навязчивое преследование, в отдельные периоды бывает характерна для значительной части населения, составляющей от 10 до 20 процентов. И эта цифра, разумеется, не включает в себя миллионы тех, кто демонстрирует регулярные проявления такой широко известной мании, как «травля и преследования в “Фейсбуке”». В среднем продолжительность подобных навязчивых состояний составляет от года до полутора, но примерно десятая часть тех, кто им подвержен, страдают от них более пяти лет, а в редких случаях они могут длиться десятилетиями. Упомянутое исследование показало, что в Британии к