Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

На первый взгляд это утверждение кажется прописной истиной, но на самом деле скрывает сложности, которые могут существовать в человеческих взаимоотношениях, где любовь и ненависть порой идеально сбалансированы и всегда есть место для двойственности и неясности. Я считаю ошибочным мнение, что в основе навязчивых преследований и беспокоящего поведения всегда лежит любовь. Возможно, оно является порождением давней эпохи, когда еще существовали томные благовоспитанные леди, сознание которых могло порой зацикливаться на воображаемых воздыхателях, что можно было считать болезненным, но совершенно безвредным и ни для кого не опасным проявлением. Однако сегодня большинство совершающих такое правонарушение, как навязчивое преследование, не испытывают любви к своим жертвам. Одни хотят общаться с ними, другие стремятся добиться того, чтобы объекты их противозаконных действий не забывали о них и о том, кто они такие. Я думаю, что даже те, кто настаивает, что любит своих жертв, на самом деле просто хотят контролировать их, управлять ими. У этих людей отсутствует потребность заботы о тех, кого они преследуют, а также тревоги и беспокойства за них, которые обычно являются неизменными атрибутами любви. Если любовь «назидает», как пишет апостол Павел в своем Послании к Коринфянам (1 Кор. 8:1), то в случаях навязчивого преследования налицо полное отсутствие какого-либо знания о предмете своей страсти, а также какого-либо интереса к чувствам и чаяниям другого человека.

Если исходить из классического определения риска, которое дается в учебниках, то Лидия не создавала высоких рисков причинения ущерба доктору Дабл-ю. Он, впрочем, оценивал ситуацию совершенно иначе. Преследования с ее стороны казались ему агрессивными и к тому же продолжались долго, больше года, и вполне могли отрицательно повлиять на его доход и в целом финансовое положение. Несмотря на тот факт, что Лидия неоднократно заявляла о своей любви к нему, это чувство, если оно и существовало, быстро переросло в обиду и недовольство из-за того, что он отказывался делать то, чего она от него требовала. В итоге Лидия даже обвинила доктора Дабл-ю в нарушении профессиональной этики. Ее главной целью было добиться возможности видеться с ним лично, даже если это подразумевало встречи в ходе разбирательств в контрольно-надзорных органах: для тех, кто существует в искаженной, иллюзорной реальности, даже контакт в такой, мягко говоря, неприятной обстановке все же лучше, чем никакого контакта вообще. Когда же даже это не заставило доктора Дабл-ю уступить требованиям Лидии, она обратилась в полицию и заявила о том, что психотерапевт подверг ее сексуальному насилию в тот период, когда она была его пациенткой. Началось еще одно расследование, что, разумеется, повергло доктора Дабл-ю в еще более глубокую депрессию. Ему пришлось нанять адвоката и снова временно прекратить работу.

Когда стало ясно, что психотерапевт ни в чем не виноват, полиция вынесла Лидии предупреждение. В некоторых случаях этого бывает вполне достаточно для того, чтобы остановить правонарушителя, особенно когда речь идет о людях, которые, как Лидия, в целом производят впечатление законопослушных. Но ее это лишь еще больше разозлило. Она снова подкараулила доктора Дабл-ю у его дома и, когда он припарковал машину и направился к входной двери, атаковала его автомобиль, поцарапав ключом краску и разбив стекла. Затем она сунула в почтовый ящик супруги доктора открытку, где подробно, с рисунками, описала изнасилование, в котором обвиняла ее мужа.

Доктору Дабл-ю порекомендовали оформить через суд защитное предписание, которое Лидия проигнорировала, вновь появившись около его жилища. На этот раз она стала швырять через забор во двор куски тухлого мяса в расчете на то, что собака доктора съест их и околеет. Подобная жестокость к домашним любимцам жертвы (вспомните мстительную стерву из фильма 1980-х годов «Роковое влечение») не является чем-то необычным. Однако она говорит об опасном обострении ситуации, поскольку правонарушитель прибегает к действиям, реально направленным против живого существа, принадлежащего жертве. Следующим объектом посягательств может стать она сама или ее близкие. Теперь поведение Лидии стало трактоваться как создающее высокие риски. Поэтому когда она еще несколько раз появилась вблизи дома доктора Дабл-ю, ее арестовали. Во время допроса в полиции она заявила, что ее просто неправильно поняли. Мол, она всего лишь хотела встретиться с доктором Дабл-ю лицом к лицу, чтобы он мог извиниться перед ней за весь тот вред, который ей причинил, – ведь жертвой была она, а не он. В итоге Лидию судили и отправили в тюрьму.

Когда я внимательно изучила все материалы ее дела, у меня в который уже раз возникло ощущение, что мне очень повезло бо́льшую часть своей карьеры проработать в качестве психотерапевта в учреждениях строгого режима. У тех, кто там содержался, просто не было возможности действовать и вести себя так, как Лидия. Будучи психиатром-экспертом и нередко работая с опасными преступниками, я всегда проявляла повышенную осторожность, опасаясь возможных преследований со стороны моих пациентов. Но по-настоящему я всего лишь раз столкнулась с чем-то подобным, причем это не имело никакого отношения к кому-либо из моих больных. У человека, с которым я была незнакома и никогда не встречалась, возникли возражения по поводу статьи, которую я написала для одного научного журнала. В связи с этим он подал на меня жалобу моим работодателям, которая в конце концов дошла до контрольно-надзорных органов в сфере медицины, а именно до Генерального медицинского совета (ГМС). Я склонна считать, что жалобы на чью-либо работу могут быть полезными и конструктивными. Но в данном случае человек, настаивая на своем, в течение нескольких месяцев без конца слал кляузы, и вся эта кампания в конечном счете стала больше напоминать навязчивое преследование, нежели попытку критики – особенно после того, как одно из писем пришло на мой домашний адрес. Позже я узнала, что у их автора была привычка жаловаться на психиатров, и то, что я попала в сферу его внимания, скорее означало, что я компетентна в своей сфере и могу считать себя профессионалом. Когда поток писем наконец прекратился, я решила, что, вероятно, у моего недоброжелателя появились новые объекты для критических замечаний, вытеснив меня из фокуса его внимания.

Оценивая риски при общении с Лидией в ходе предстоящих сеансов с ней, я решила, что следует с максимальным вниманием изучить описание ею того, что произошло, а также понять, что это для нее значило. Особенно любопытно было узнать, почему она не могла позволить доктору Дабл-ю отказать ей и смириться с этим отказом. Наша первая встреча с Лидией оказалась обнадеживающей. К тому же мне было известно, что ее куратор Джейн от службы условно-досрочного освобождения считала, что Лидия прошла большой путь к исправлению. Мне сообщили, что в тюрьме Лидия вела