Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

лежа на своей двухъярусной кровати. Я представила, как мальчики лежат и шепчутся в темноте, глядя не в лицо друг другу, а вверх – один на верхний ярус кровати, другой на потолок, как они с трудом подбирают подходящие слова и не могут разобраться в своих мыслях. Они не знали, что им делать. Но оба понимали: мать ужасно рассердится, если они что-нибудь ей расскажут, – и отец тоже. Получалось, что это был их с отцом секрет. И они никому ничего не рассказали.

Ян посулил им поощрение: он сказал, что они все вместе пойдут в кино на премьеру очередного фильма о супергероях в следующий раз, когда мама задержится допоздна на работе. Во время просмотра Ян, сидя между мальчиками, положил руки им на брюки там, где они прикрывали гениталии. Позднее они рассказывали, что просто остолбенели в этот момент и к тому же ужасно боялись, вдруг кто-нибудь из сидящих рядом зрителей увидит, что происходит. Ян же в разговоре со мной вспоминал, что воспринял реакцию сыновей совершенно иначе – он решил, что она означает согласие. В конце концов, они не двинулись с места, не оттолкнули его, не дали ему отпор – они просто сидели и продолжали смотреть фильм. Дома, укладывая их спать, он дал им обоим потрогать свой возбужденный пенис – как в своих фантазиях. Они сделали это без возражений. Хэмиш и Энди вспоминали, что после той ночи Ян стал давать им дополнительные карманные деньги и использовать другие формы поощрения, говоря, что они «хорошие мальчики». Эта деталь тоже была мне знакома – из показаний матери Хэмиша и Энди.

Шейла была поглощена своей новой работой и считала, как же ей повезло, что муж так хорошо ладит с детьми. Она лишь задним числом поняла, что мальчики за то время, когда все заботы о них полностью взял на себя отец, стали какими-то тихими и в то же время более раздражительными. Потом однажды вечером Энди страшно поссорился с ней «на пустом месте» и по какой-то причине вдребезги разбил новую игрушку, которую подарил ему отец. Это произвело поистине ошеломляющий эффект, потому что из двух братьев как раз Энди, будучи старше и ответственнее, обычно вел себя лучше. В тот вечер именно Ян, как впоследствии рассказала полиции Шейла, сумел урегулировать ситуацию. Он умудрился всех успокоить, убрался в комнате и заверил Шейлу, что все дело «в гормонах» – «ты ведь знаешь, мальчики – это мальчики, и они взрослеют». Когда-то, пояснил Ян, он тоже был строптивым подростком. Но Энди еще нельзя было назвать подростком – ему было всего одиннадцать. После того случая Шейла постаралась как можно реже задерживаться на работе, но это было сложно: в их школе как раз в то время проводила инспекцию комиссия по стандартам в сфере образования, так что работать сверхурочно приходилось практически всем.

Потом однажды вечером, когда Шейла уехала в другой город на какую-то конференцию, Ян попытался заняться анальным сексом с Энди на глазах у Хэмиша. Эту часть истории он изложил торопливо, без подробностей, и я не стала на него давить. Я читала свидетельские показания мальчиков, которые дали мне общее представление о том, что произошло, – братья были весьма красноречивы, хотя и немногословны. После этого Энди с братом забаррикадировались в своей комнате. Ян, по его словам, понимал, что зашел слишком далеко, и находился в состоянии паники. Он лихорадочно размышлял о том, что будет дальше, и ночью не сомкнул глаз. Но утром мальчики встали и, как обычно, пошли в школу, не сказав ему ни слова. Несколько дней спустя Шейлу в срочном порядке вызвали в администрацию школы. Оказалось, Энди рассказал учителю, который пользовался его доверием, о том, что произошло дома. Учитель пригласил к себе Хэмиша, и тот подтвердил слова старшего брата.

Ян стал рассказывать о событиях последнего дня, проведенного им дома, – каким непередаваемо длинным и мучительным оказался для него вечер. Шейла и на этот раз работала допоздна. Мальчики после школы не пришли домой, но Ян поначалу подумал, что они зашли в гости к кому-то из друзей. Но время шло, час проходил за часом, а они не появлялись. Ян почувствовал, что что-то не так, и сердце у него заколотилось намного быстрее обычного. Он позвонил Шейле в надежде разузнать что-либо у нее, но она не ответила на звонок. Ян предпринял еще несколько попыток дозвониться до нее, но все они оказались безуспешными. Тогда он прибрался в доме и стал готовить обед в надежде, что входная дверь вот-вот распахнется и в дом, оживленно болтая, ворвутся сыновья и бросят свои школьные ранцы на скамейку в передней. Но минуты утекали одна за другой, и вскоре он понял, что этого не случится. И тогда, сказал Ян, ему стало ясно, что все кончено.

– Что именно кончено? – спокойно уточнила я. Это был первый вопрос с того момента, как мой собеседник начал свой горестный рассказ.

– Жизнь, – ответил он.

Именно тогда он впервые подумал о самоубийстве и поначалу даже размышлял, не отправиться ли ему ночью на машине в Бичи-Хед, печально известное в Британии место на побережье Сассекса, куда нередко съезжаются желающие наложить на себя руки. Но гораздо проще было принять лошадиную дозу парацетамола и запить ее виски. Он забрался в шкафчик с лекарствами, сначала вытряхнул пилюли на ладонь, а затем положил в рот, налил в кофейную чашку односолодового виски и залпом выпил. В это время зазвенел дверной звонок. Это была полиция. Когда Ян открыл дверь, он явно был пьян. Он объяснил полицейским, что принял избыточную дозу лекарства и добавил:

– Я скоро буду мертв, так что не беспокойтесь.

Эта фраза показалась мне странной. По поводу чего не должны были беспокоиться служители закона? Может быть, Ян хотел сказать, что он больше не причинит вреда сыновьям? Что он не намерен оказывать сопротивление? Так или иначе полицейские немедленно запихнули его в машину и отвезли в больницу.

Из документов об условно-досрочном освобождении Яна, в число которых входило несколько полицейских рапортов и судебных протоколов, я поняла, что Шейла без всяких колебаний приняла на веру то, что рассказали мальчики, и не подвергла их слова ни малейшему сомнению. Она сразу же вызвала полицию и отправила сыновей к своим родителям. Домой она не возвращалась и с Яном никак больше не контактировала – с момента его ареста супруги ни разу не разговаривали друг с другом. Как и огромное большинство матерей, попавших в подобную ситуацию, Шейлу мучили угрызения совести. «Никогда себе этого не прощу», – то и дело повторяла она во время беседы с полицейскими.

Я обратила внимание, что после