Пес Ее Высочества - Мария Камардина

он подслушивал, сквозь все стены и потолок, кто бы сомневался. Беттина сердито сморщила нос, а Бьорн уже подошёл к креслу, опустился на одно колено, взял её за руку. Она попыталась сосредоточиться на том, что он всего лишь обрабатывает ожог, и стоило бы подумать, откуда этот самый ожог вообще взялся — не может ведь быть такого, чтобы сами боги решили напомнить ей о приличиях⁈ Но он держал её руку в своей, и думать не хотелось, хотелось просто плавиться от нежности, и вздрагивать от осознания, что ещё немного…

— Он будет твоим, — прошелестела у самого уха герцогиня, и Беттина едва не подпрыгнула — от неожиданности и ощущения ледяного сквозняка, коснувшегося шеи. — Твоим полностью и навсегда, от кончиков пальцев ног до макушки, и всё остальное тоже будет твоё. Ты ведь хочешь этого? Это я могу устроить, и ни он сам, ни Альберт, ни боги не возразят. Решайся.

Беттина медленно вздохнула. Что ж, если ставить вопрос таким образом…

— Я пойду.

Бьорн замер. Беттина протянула руку, поддела пальцем его подбородок, вынуждая поднять голову.

— Я пойду, — повторила она, — и ты пойдёшь со мной. Просто проводишь к герцогу, и я просто с ним поговорю. Если он скажет, что всё это ерунда, никаких тайн нет, а записку подбросил кто-то из слуг, и этот кто-то с утра вылетит из замка в ближайший сугроб… Что ж, я вернусь в свою постель. А ты — в свою. — Она сделала паузу, давая ему осмыслить сказанное. — Но, если хочешь, ты можешь пообещать, что поцелуешь меня. И тогда я никуда не пойду. Совсем никуда.

Бьорн отвёл взгляд и некоторое время таращился в пол, потом глянул исподлобья так, что ей с трудом удалось усидеть на месте и не броситься к нему на шею.

— И что же, — хрипло проговорил он наконец, — одного поцелуя хватит?

Беттина улыбнулась — молча, но он понял без слов. Прикрыл глаза, пробормотал что-то, встал и подал ей руку.

— Хорошо. Идёмте. Но вам тоже стоит одеться.

— И причесаться, — невинным тоном добавила Беттина. — Поможешь заплести косу?

Бьорн вздохнул, прикрыл лицо ладонью и выругался чуть громче.

А потом кивнул.

* * *

Очень быстро выяснилось, что «к герцогу» означало вовсе не в кабинет и даже не в спальню.

Привидения Бьорн не видел, не слышал и не чуял. Беттина объяснила, что герцогиня могла показываться только невинным девушкам («а ты ведь ни то, и ни другое, правда?»), но легче от этого не становилось. Он верил, что принцесса не притворяется, но невозможность дотянуться до потенциальной опасности бесила страшно, а от понимания, что ему рассказали далеко не всё, хотелось рычать.

И то, как она вынудила его согласиться на эту авантюру…

Бьорн скрипнул зубами. Нужно было просто запереть её в комнате, а снаружи поставить, к примеру, шкаф, и никакое привидение не смогло бы помочь ей сбежать. Почему он этого не сделал?

Дурак.

Беттина молча потянула его за руку, веля свернуть в очередной тёмный коридор. Бьорн повиновался, стараясь не думать о том, какие тонкие у неё пальцы, и как реагирует тело на одно лишь прикосновение. Когда она прижалась к нему, там, в спальне… Ей, возможно, и хватило бы одного поцелуя — поиграть, подразнить, довести бушующее внутри него пламя до состояния лесного пожара, порадоваться собственной власти. А он уже не смог бы сопротивляться.

Он желал большего — и от невозможности исполнения этого желания медленно сходил с ума.

Пресветлые боги…

Но нет, к богам обращаться он больше не станет. Как они посмели причинить ей боль, словно она какая-то нечисть⁈

Бьорн замешкался перед гладкой на вид стеной, но Беттина нажала на ничем не примечательный камень, и часть стены бесшумно поползла в сторону, открыв узкую лестницу, ведущую вниз. Дрожащее пламя свечи в руке принцессы озаряло лишь несколько верхних ступеней, дальше царила непроглядная тьма. Беттина снова сжала его ладонь — она храбрилась, но сердце её билось быстро, словно у испуганной птички.

— Вам страшно. Мы можем вернуться.

Она глянула на него, и в её глазах на миг плеснуло отражённое пламя — зеленоватое, странное. Быстро улыбнувшись, Беттина покачала головой и шагнула на первую ступеньку. Бьорн ощутил сквозняк — будто что-то невидимое пролетело мимо лица и скользнуло вниз. Герцогиня? Хотелось бы верить, что она знает, что делает…

Да что там, он про себя-то этого не знает.

Зачем он согласился?

Разве он мог ей отказать?

Безумие…

Лестница окончилась коротким и нешироким коридором, из которого тянуло гарью. Потолок был низким настолько, что Бьорну пришлось пригнуться, пол на первый взгляд выглядел сухим, но где-то недалеко точно капала вода. Из-за двери в конце коридора брезжил слабый свет, красноватый и неприятный, а ещё оттуда доносилось… Пение?

Бьорн прислушался. Мужской голос немузыкально мурлыкал что-то себе под нос, и голос вроде бы принадлежал герцогу — но на то, чтоб представить Альберта Монтгомери поющим, воображения не хватило. Он положил ладонь на рукоять меча, но прежде чем успел сделать хоть шаг, Беттина подняла свечу повыше и едва ли не бегом бросилась вперёд. Бьорн, не размышляя, рванул следом, но она всё же успела раньше — толкнула дверь, ворвалась в комнату…

Замерла у самого порога. Ахнула. Попыталась шагнуть назад, запнулась, едва не полетела на пол, но он успел подхватить её под локоть.

Мурлыканье прекратилось, а в следующий миг герцог нарочито громко кашлянул.

— Так, — произнёс он вроде бы ровно, но от звука его голоса все волоски на коже встали дыбом. — Позвольте поинтересоваться, что вы оба здесь делаете и какого лесного демона вообще происходит⁈

Бьорн поднял голову, присмотрелся и едва сдержал желание выругаться.

Он тоже очень, очень хотел бы знать ответ на последний вопрос.

Эпизод 32, в котором бродят по подвалам и говорят про любовь

В первый момент Бьорну показалось, что герцог одет в платье — пышное, розовое, с дурацкими рюшами и объёмным воротником из пушистого белого меха. Что по этому поводу думать, он, хоть убей, не знал, поэтому просто опустил глаза и тут же наткнулся взглядом на…

Демоны побери, это ещё что⁈

— Тапочки, — ледяным тоном пояснил герцог. — Меховые. В виде зайчиков. Очень удобно и тепло, особенно когда в мороз начинают ныть суставы. Рекомендую. А ещё рекомендую закрыть рот — и не приведи боги