Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Это все до того знакомо,Словно это было всегда:У ослизлых плит волноломаНепрерывно пляшет вода.
Перепрыгивает по кругуШаткий блик от волны к волнеИ прожилки света упругоИзвиваются в глубине.
Взмахи ветра холодной сольюКамень щек моих наделят;В ясных далях с неясной больюНепрерывно летает взгляд.
И под куполом океанаДосягнуть он рвется туда,Где цепочкой сгустков туманаГолубые идут суда.
Принимает мое наследьеИзбежавший моих страстей -Корабельной надежной медью,Беспредельным гулом снастей.
* * *
Я стал уставать от себя самого,На люди выходим мы только вдвоемИ не отступаемся от своего,Обязаны вечно стоять на своем.
Я только один неразделен с собой,Но, к обществу выйдя, с досадой смотрю,Как я норовлю вознестись над толпой,Натужно сержусь, восхищаюсь, острю.
Как будто бы кто понуждает меняКазаться умней, благородней, живей,Желанье дрожащее укореняВ усталую пашню натуры моей.
Казалось, что лемех свирепый вспоролИ вывернул наверх глухие слои -Так душу свою я нещадно борол,Чтоб в ней прижились вожделенья мои.
Хоть злым не считался я, но не прощалНападок на мненья свои и дела, -Я, словно медведица, их защищал,Какой бы позорной их суть ни была.
Но, сбившись с годами со счета потерь,Я жизнь не сумел произвольно создать;Одно мне воистину нужно теперь -Чтоб только никто не мешал наблюдать,
Как бьется сплетенье сверкающих вод,Которые катит каньон ледяной,Как дым среди зыбких деревьев плыветИ с горней сливается голубизной.
* * *
Эллинг с сельскохозяйственной техникой - как музей палеонтологии,Где железные ящеры так безобидно спят.Их отрешенности не нарушают двуногие,Возле резиновых лап группируясь, как кучки опять.
У бетонных стропил, где из окон решетчатых льется пыльное освещение,Отчужденно скопились птичьи кличи, порханье, возня;Но когда я покину неподвижность и тишь помещения,Свет неистовый полдня в воротах задержит меня.
В институтском дворе, где так хрипло асфальта сияниеИ где, сгрудясь, кобенясь от зноя, разинули сохлые рты вентиляционные короба,Цепенеет меж грудами злаковых трав колыхание,А над ним замерла, обессилев, заборов седых городьба.
Сесть в прохладном углу, где кирпич запекшейся раноюИз-под рухнувшей штукатурки кажет, как нагноение, мох,И следить за сосущей, сгущающей свет травяной подзаборной поляною, -Как, ворочаясь в сытой дремоте, она длит свой изломчатый вздох.
Так сидеть и сидеть, не спеша пищу чувств переваривая,Ждать, пока предвечерье своим золотом двор замостит;Пролетит ветерок, с шумом листьев перебранку механиков спаривая,И во мраке гаражном машина покорной коровой стоит.
* * *
Как томят эти дни! Тополя истекают слезамиИ гудят в корпусах сквозняки похоронной трубой.Самосвалы один за другим подъезжают, скрипя тормозами -Экскаватор их мясом развалин попотчует их на убой.
Горький запах разрухи, безжалостный скрежет стекольныйЗдесь встречают меня - и застыл в карауле бездверный косяк.Проникает откуда-то вкрадчивый холод подпольный,Свет втянуло окно - и бескровный царит полумрак.
Мы решаем за мертвых и тех, чья пора не настала,Мы не знаем сомнений, легко добивая дома.Никогда я здесь не был, но то, как здесь жизнь протекала,Так представится ясно, что, кажется, сходишь с ума.
Коридор оглушал толкотнею, а кухня - густой говорильней,Детским топотом, дребезгом люстр оглушал потолок.Всё умолкло навеки, - но, памяти нашей бессильней,В тишине всё шуршит равнодушно обоев отодранных клок.
Возвращаюсь домой, - но комок, застревающий в горле,Мне напомнит ненужную верность ступеней, хранящих следыТех бесчисленных ног, что в камнях углубленья протерли,Возвращаясь с войны или с горькой восточной страды.
* * *
Сижу, любуясь на природу,Спиною к старому стволу,Гляжу, как, стряхивая воду,Пес превращается в пчелу;
Как, словно зыбкая амеба,В траве ворочается тень,И Бога умоляю, чтобыТянулся вечно этот день;
Чтоб не смутило беспокойствоДремотный этот водоем,Чтоб не нарушилось довольство,Здесь опочившее на всем;
Чтоб длилось колебанье теней,Вода плескалась тяжело,Однако чтобы измененийДвиженье это не влекло;
Чтоб наподобье кинопленокПошел по кругу бег минут,Чтоб вновь и вновь бросал ребенокВсе тот же камень в тот же пруд;
Чтоб мир, объединенный мною,Сознаньем дремлющим моим,Куда-то влёкся в лаве зноя -И оставался недвижим,
Чтоб гладь прудов всегда стоялаИ отражала небеса,Чтоб вечно радуга стоялаНад шерстью вымокшего пса.
* * *
Ты снова толкуешь мне спьяну,Что видишь божественный свет.Устроен ты все-таки странно,Мой старый товарищ-поэт.
Пусть звуками сладостных песенТы целые сутки томим -Не думай, что ты интересенСогражданам мрачным своим.
Я верю - ты все же заметишь,Проспавшись в конце-то концов,Что светом уловленным светишьВ кошмарные бельма слепцов.
Отвлекшись от слов и улыбок,Проникнешь в суть жизни людской,Поймешь, как ты странен и зыбокС твоей благородной тоской.
Движенья людей машинальны,Заложены речи извне,И движутся толпы печальноПо улицам, словно во сне.
Товарищ, как хочешь спасайся:Любимую лиру разбей,В чащобы лесные подайсяИль просто без просыху пей;
Снедаемый собственной злобой,Забейся к мышам в уголок,Но только вливаться не пробуйВ бессмысленный этот поток.
Пусть голод, пусть даже молчанье -Всё лучше, чем с прытью блудницВымаливать знаки вниманьяУ этих безжалостных лиц.
* * *
Не страдая уже, не скорбя,До последней мельчайшей чертыЯ опять вдруг увижу тебя,И опять улыбнешься мне ты.
Но твое возвращенье - лишь сон,Ты - другая, и сам я другой.Это звон, уплывающий звонНад делящею судьбы рекой.
Не страдая уже, не скорбя,Я стою на своем берегу.В светлый мир, где я встретил тебя,Я вернуться уже не могу.
Твой приход - словно тающий сон,Словно взмах в отдаленье рукой,Словно звон, уплывающий звон,Замирающий звон над рекой.
* * *
Нарушилась простая связьТрудов, семьи, любви, постели.Цепочка жизни порвалась,Мои ладони опустели.
Меж пальцев протекли, шурша,Рассыпавшейся жизни звенья,И ослабевшая душаТеперь желает лишь забвенья.
Но, мчась сквозь праздников каскад,Никак она не позабудет,Что будут гибель, крах, распад,И лишь забвения не будет.
Я усмехаюсь, горечь скрыв -Ведь все потери пустяковы,Ведь неизбежно ждет разрывВсе наши цепи и оковы.
* * *
Смерть - исказитель исконный,Помер - и дело табак:Образ мой глаже иконыВылижет сора писак.
Дескать, я жил благородно,С каждым был добр и хорош:Сахара сколько угодно,Правды же нет ни на грош.
Я тосковал, не имеяСредств для творения зла,И потому лишь в уме яЧерные делал дела.
Губы кусая до крови,Злобу я ловко скрывал,Просто бодливой коровеРога Господь не давал.
Просто боязни и лениВ сердце не смог я изжить,Просто за тонущих в тленеЖизнь не хотел положить.
Скопища, полные пыла,Хлынуть за мною могли б.Бич Провиденья, Аттила,В юноше скромном погиб.
Всё же придется вам тошно,Коль я в Другом оживу.Смех на бумаге - не то чтоСмерти оскал наяву.
Пусть из меня получился,В сущности, только изгой,Но уже где-то родилсяИ подрастает Другой.
Каждый живущий покойноСвыше уже заклеймен.Религиозные войны -Дело безбожных времен.
* * *