Хроника воскрешения царей - Малик Шах-Хусайн Систани

Подоспел отряд конников. Когда [сей] раб подъехал к Малику Мухаммаду, тот от нанесенных ему ран и потери сознания совершенно забыл о сражении. Увидев столь крутой оборот дел, я распределил испытанных в боях людей на четыре стороны: Мира Мухаммеда сына Мира Таджа и мужей Пушт-и Зириха послал на северо-восток, людей Хаджи Мухаммеда и Амира ‘Али, их вождя, вместе с людьми Шайхланга — на юго-запад, мужей [Зириха] и Амир-бека Зирихи — на северо-запад. Одним словом, я построил 150 человек таким образом, что через каждые три-четыре шага стоял один испытанный в боях муж. Остальные воины /348/ из этого отряда держались поблизости от него. Бахадуры с четырех сторон завязали битву. С восточной стороны сражались Тенгри-Берди-оглан, Султан Мухаммад-оглан, Кийам-аталик, Дилдар-бек, Джаушан-бек, Вардаш-бек, правители Гармсира, Мухибб-’Али, ишик-акаси правителя Ниха; на южном направлении — Мулла Карай{533}, вакил Мира Кулбабы и узбеки Герата. На северном участке в сражение вступило войско Абул-бия{534}, правителя Мешхеда, и отряд конников. С западной стороны сражались Кара-оглан и Буд[ак] ‘Али-оглан. Все бахадуры сошли с коней и ловко ударили по центру. С полудня, когда завязалось сражение, и до часа вечерней молитвы базар битвы был столь оживленным, что взор покупателя не видел в торговых рядах иного товара, кроме жизни [воинов]. Из-за падения цены на товар жизнь тысячи [воинов] продавалась за слабый блеск меча. При каждом сверкании меча сгорал хирман чьей-либо жизни. Наконечник каждой стрелы словно игла шил саван небытия на чью-либо жизнь. Отважные храбрецы Забула{535}, радовавшие в тот день [своими подвигами] дух забульского Рустама, из-за колебаний [сего] раба относительно оберегания [жизни] тех людей, с каждым из которых он был единодушен при появлении опасности, для успокоения [сего] раба делали предсказания следующими двумя двустишиями:

Слуги твои в битве словно портные.

Хотя не портные они, о малик, покоритель стран,

[Но] измеряют локтями копья рост твоего врага,

Дабы мечом раскроить [его] и прошить стрелой!

В тот день звуки карнаев и зурны систанцев, крики туранцев: «Аллах — помощник!», звон литавр, шорох стрел и свист пуль из мушкетов оглушили уши небес, а пыль сражения застлала солнце:

От пыли сражения затмился лик луны.

Тучи пыли покрыли рыбу [в реке].

/349/ От множества убитых с обеих сторон

Образовалась из крови река, поднялась гора из павших [тел].

Воздух стал сообщником кончиков копий.

Разверзлась пасть крокодила несчастий.

Мир охватило волнение гордых рыцарей,

От [ударов] мечей в реке воспламенилась вода.

Обе стороны так близко подошли [друг к другу], что воины [одной стороны] вкладывали наконечники стрелы в звено кольчуги [воинов другой стороны] и снимали кольцо, [надеваемое на большой палец при натягивании тетивы лука]. От множества усилий, стоя вплотную друг к другу, они [с трудом] переводили дыхание. Неточно я сказал: люди с каждой стороны так упирались в своего противника, как больной сын [опирается] на ласкового и заботливого отца или как взволновавшаяся возлюбленная на благоразумного возлюбленного. Временами голова [одного] передавала ушам [другой] головы тайну; порой врагу грозила смерть от удара саблей. У приятелей на пиру было принято делиться сердечными тайнами. Теперь же я видел, как на поле боя двое противников, стоявших друг против друга, изливали [друг другу] душу. Поскольку во время первой атаки узбекское войско сидело в седлах, в лесу пало почти пятьсот [их] коней. Большая часть лучников Систана вела стрельбу из луков под прикрытием тех [павших] коней. Когда у систанцев стрел стало меньше, они оборонялись с помощью стрел противника, который за один раз выпускал в наших людей две-три тысячи стрел. В тот день на [сем] рабе не было иной кольчуги, кроме покровительства Аллаха, хвала Ему и да будет Он превознесен! Не было у него и щита, [уповал он лишь] на Всевышнего. Поскольку обычными для [сего] раба были утренние молитвы, за пазухой я держал лист Корана, записанный рукой эмира эмиров{536}. Несмотря на то что в тот день тело [сего] раба зацепили 70 стрел, ни одна из них не смогла осилить чудодейственную силу той грамоты. Клянусь царем мужей{537}, что рядом с [сим] рабом находились один-два лучника, которые занимались тем, что вытаскивали одну за другой стрелы из моего каба и пускали их в сторону узбеков.

Хотя милости Аллаха в отношении своих рабов не требуют свидетелей, доказательств и подтверждений, однако /350/ с того дня я больше не думал о своих врагах. Участие в том сражении стало поводом для еще большего упования на Творца всего сущего. В промежутке между двумя молитвами [узбеки] вновь пришли в движение и приложили старания к тому, чтобы истребить наш небольшой отряд. Сопровождавшие их пушкари пугали. Триста стрелков несколько раз разряжали свои мушкеты. На восточном крыле [тоже] шло наступление, четырнадцать карнаев, которые были приданы их четырнадцати эмирам и вождям, ревели и грохотали. Их вопли: «Аллах — помощник!» — напоминали день Страшного суда. С той же стороны [стоял] небольшой отряд, у которого не было иной помощи, кроме упования на Божью милость. Из окрестностей привезли на восточное крыло четырнадцать стрелков [из мушкетов]. Воды в реке Паранд, служившей прикрытием нашим людям, было по колено, а берега у нее были высокие. Там среди густых зарослей находились [наши] не имеющие себе равных молодцы. Кровь раненых систанцев и раненых узбеков, павших на берегу этой реки, лилась в ее воды; кровь раненых коней, которых малодушные люди гнали в реку, смешалась с грязью. Смешанная с грязью вода подняла [настоящий] бунт среди цветов.

Вся земля вокруг стала морем крови,

Так, словно на ней выросли тюльпаны.

Ржание коней и волнение наездников

Препятствовали молодцам в [ратном] деле.

От пыли ясный день стал таким темным,

Будто солнце было синего цвета.

Тут и там слышались стоны людей,

[Даже] сообразительные растерялись.

Рука устала рубить мечом. Большой палец так много нажимал [на курок], что его ноготь кровоточил. Голос застревал в горле, словно свернувшаяся кровь в сосудах. От [сильного] жара останавливалось дыхание в груди. Храбрецы Турана, /351/ по справедливости восхвалявшие забульцев, в конце дня отступили. Войско [сего] раба могло спокойно вздохнуть. На устах [у всех] — хвала и благодарность Аллаху. Около захода солнца я сказал стрелку Пахлавану Касиму, который был с людьми Шайхланга и считал ту область заслуживающей [внимания]: «Съезди на