Записки прижизненно реабилитированного - Ян Янович Цилинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тетя Таня, я тебя все равно не люблю. — А потом покажет язык и добавит с вызовом: — Тетя Таня, ты проститутка!
Да, именно так за глаза называли ее соседи. Она слышала, как на кухне судачили:
— Я этой крале напомнила, что теперь ее очередь делать уборку и мыть полы в местах общего пользования, — оповестила всех толстая женщина в грязном халате и в туфлях на босу ногу.
— А она что, неужели вымыла? — с сомнением спросила кособокая и по виду интеллигентная женщина с папиросой «Беломорканал» в зубах.
— И не подумала! Побежала жаловаться своему хахалю, — радостно продолжила толстая.
— А он заставил? — с надеждой спросила химическая блондинка с ярко накрашенными губами и со ржавым синяком под глазом.
— Да какой там! Пожалел. Он с Зинкой договорился, — огорчила блондинку рассказчица.
— Сколько Зинка взяла за уборку? — осведомилась электрическая старушка общественница.
— Двести пятьдесят рублей за неделю. — Толстая знала и об этом.
— Здорово облупила! — одобрительно заметила кособокая.
— Теперь Зинка вкалывает, а эта стерва ходит руки в боки, расфуфыренная. Проститутка! — заключила толстая.
— Проститутка и есть, — согласилась старушка общественница.
— Пробл…! — уточнила кособокая и по виду интеллигентная женщина. — А еще целку из себя строит!
Другие мнения не высказывались.
Татьяна не скрывала своего отвращения к жизни в квартире на Рождественском бульваре. Она много раз молила Василия:
— Давай уйдем отсюда. Сил моих больше нет! — И получала в ответ:
— Что тебе не нравится? Соседи? Не обращай внимания!
Студент не соглашался на предложение переселиться к ней на Малую Бронную. Возможность, казалось, имелась. Федотовы занимали просторную квартиру из трех комнат. Одна из них была Татьянина. Балерина не догадывалась, что Василия останавливала холодная вежливость Анастасии Ивановны. Она подавляла студента подобно чаду коммунальной квартиры, отравляющему балерину.
Последняя надежда
Отношения с матерью у Татьяны осложнились. В начале июля балерина отважилась объявить, что Василий собирается поступать в медицинский институт. Узнав эту новость, Анастасия Ивановна сказала торжественно:
— Татьяна, надеюсь, теперь ты понимаешь, что он тебе не пара! — Мама предпочитала не называть студента по имени и заменяла имя местоимением.
— Анастасия Ивановна, — вмешался Сергей Сергеевич, — пойми, этому парню цены нет!
Супруга посмотрела на мужа уничтожающим взглядом. Сурков примолк.
Татьяна, ни слова не говоря, прошла к себе, собрала вещи и покинула родительский дом, бросив на прощание:
— Я ухожу к нему навсегда!
По дороге на Рождественский бульвар балерина позвонила Василию и сообщила о своем решении. Было семь часов вечера. Он обещал прийти через час, но появился только в начале одиннадцатого. Татьяна не увидела в нем радости и не почувствовала одобрения. Студент равнодушно сказал:
— Конечно, Таня, живи у тетки, если тебе так удобнее.
Утром, когда Татьяна проснулась, Василия в комнате не оказалось. На столе лежал клочок бумаги со словами: «Убежал заниматься». Татьяна целый день ходила по городу, смотрела кино и весь вечер просидела одна. Так продолжалось и далее. Василий приходил только на ночь и далеко не всегда. Дней через десять балерина не выдержала. Предстоял длинный вечер и опостылевшее одиночество в четырех стенах. Из комнаты в этой проклятой квартире нос нельзя было высунуть. Она отправилась ночевать в родительский дом на Малую Бронную и осталась в нем.
Мать отнеслась к возвращению дочери так, словно между ними не произошло ничего особенного, а Татьяна пришла всего лишь из кино или из гостей.
Дома балерина на неделю расслабилась. Она по целым дням валялась в постели, никуда не ходила, никого не звала и много курила. Иногда Татьяна поднималась, чтобы завести патефон и поставить пластинку с танго «Брызги шампанского». Слушала она и П. Лещенко. В комнате звучало:
Раньше, чубчик, я тебя любила,
А теперь забыть все не могу…
Читать не хотелось. Немного занимали лишь иллюстрации в журналах. Вспоминались слова Василия: «Какое счастье — ничего не делать и никого не остерегаться!» Удручало, что его самого рядом не было. За целую неделю Вася зашел всего один раз.
«Буду жить, как хочу, если он так поступает», — решила балерина. Она позвала Викторию. Подруги вместе ходили в кино, бывали в компаниях и ездили на день-другой на адмиральскую дачу.
Мать, казалось, понимала состояние дочери и не донимала ее наставлениями. Увидев, что Татьяна начала выходить в свет, Анастасия Ивановна стала приносить приглашения на просмотры фильмов и на артистические вечера, а также билеты в театр. В это время она наконец добилась восстановления Татьяны в институте театра. В сентябре предстояли занятия.
Главной темой разговоров матери стала артистическая карьера дочери. Поговорив о сценических данных Татьяны и выразив уверенность в ее успехе — «Ты станешь красой и гордостью сцены», — Анастасия Ивановна переходила к практической стороне дела:
— Ты совсем не отдохнула после лагеря. Посмотрись в зеркало. На тебе лица нет! — Это было преувеличением. Татьяна спала сколько хотела и не утруждала себя домашними делами. Под незаметным нажимом матери она хорошо питалась и ходила на теннис. Выглядела балерина прекрасно. — Если ты не обретешь формы, то не выдержишь занятий. Необходимо немедленно поехать в санаторий на юг. За путевкой дело не станет, и компания есть подходящая. Люди искусства. — Несмотря на отказ дочери, мать постоянно возвращалась к разговору об отдыхе.
Вспомнила она и Василия:
— Таня, почему он не может сводить тебя в театр или в кино? — Сделав паузу, Анастасия Ивановна добавила: — Равнодушие к искусству — это первый признак душевной тупости.
— Мама, — балерина всегда защищала студента перед матерью, — ты же знаешь, что Вася готовится к экзаменам. Это так трудно! Надо выучить четыре предмета.
— Зубрить ученический курс — это не занятие для мужчины, — заметила Анастасия Ивановна. Балерина не ответила. Она думала то же самое.
Когда Татьяна собиралась на встречи с Василием, мать ходила по квартире с таким видом, словно она попала на похороны дочери.
Сергей Сергеевич по-другому относился к событиям. Оставшись наедине с Татьяной, он сказал:
— Твой студент молодец! Смотри, как занимается! Лет через двадцать он станет профессором. Быть тебе, Таня, профессоршей, — добавил отчим скорее серьезно, чем шутливо. Сурков несколько раз разговаривал с Василием, когда тот заходил за Татьяной, и почувствовал, что он из тех, кто своего добивается.
Татьяна не обрадовалась. Возможность стать профессоршей не прельщала, а Василий был нужен ей не через двадцать лет, а сейчас. Ей казалось, что счастье рушится. Надежда, что Вася оставит затею
