Хрен с Горы - Изяслав Кацман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поворот разговора на проблему продовольственного обеспечения всей нашей оравы вызвал сразу два вопроса. Первый: за чей счёт банкет, то есть на какой земле «макаки» посадили кой. А второй: сколько регоев и приравненных к ним по статусу в принципе способна прокормить хонская и вэйская земля без того, чтобы местный народ не взялся за дубинки и топоры с целью сокращения поголовья вооружённых дармоедов.
Ответ на первый вопрос был короток и прост: оказывается, уже несколько поколений, с тех пор как Хон стал управляться наместниками, назначаемыми из столицы Пеу, на окраине Мар-Хона для регоев таки выделили под посадки корнеплодов участок земли примерно в две сотни пиу. Что до максимального поголовья регоев, которое способна выдержать местная экономика, то подобного рода экспериментов никто не проводил, но у моего предшественника было около сотни подчинённых, из которых где-то треть погибла или стала инвалидами, а десятка два сейчас находились под командой Ванимуя. Причём Длинный, говоря о численности нашего отряда, их не учитывал. Ещё с полсотни бывших дружинников Ропохотаки разбрелись кто куда: некоторых приняли на службу местные деревенские вожди и старосты, другие предпочли вернуться к крестьянскому труду.
Теоретически местная единица измерения обрабатываемой площади как раз соответствует участку земли, способному прокормить одного взрослого мужика в течение года. Но то ли потребности туземцев в жратве увеличились со стародавних времён, когда ввели для исчисления пиу, то ли нынешний пиу меньше пиу изначального, то ли во времена заселения острова больше, чем сейчас, еды добывалось охотой, рыбалкой и собиранием дикоросов. В любом случае факт оставался фактом – с одного пиу в лучшем случае собирали баки, которым можно было питаться семь или восемь месяцев. С коем, дающим два или даже три урожая в год, дело обстояло несколько лучше – его хватало практически на год, и даже оставался небольшой излишек, «подкармливать свиней».
В общем, на три с лишним сотни «макак» и примкнувших к ним имеющегося «поля таки» немного не хватало. Правда, мои орлы сейчас усиленно разрабатывают ещё несколько десятков пиу, прилегающих к нашему «огороду». Как пояснил Ванимуй, по большей части там возвышенные места, мало подходящие под папуасские корнеплоды, но с помощью металлических лопат и мотыг вполне можно прокопать оросительные канавы поглубже, и в сезон дождей вода будет доходить в достаточном количестве. В сухое время, конечно, земля будет простаивать, но лучшего ничего не придумали.
Надо самолично осмотреть имеющиеся в моём распоряжении как таки земельные угодья: вдруг туда можно пустить воду не от реки, а откуда-нибудь с более возвышенных участков, как удалось это проделать на сунийских землях, тогда уж точно проблема продовольственного обеспечения подопечного военного контингента была бы решена.
– А кто обрабатывал эту землю при Рохопотаки? – задал я вполне резонный вопрос: вряд ли народ шёл в регои, чтобы кроме военной службы наместнику ещё и землю мотыжить.
– Вскапывать землю и засаживать поле нашим семьям помогали выделяемые жителями Мар-Хона люди. И выкапывать баки также приходили помощники, – ответил Ванимуй. – А между посевом и уборкой урожая за посадками ухаживали «негости».
– Кто? – И само слово «гости», и частица отрицания по отдельности были понятны. Но их сочетание воспринималось как некая нелепица.
Хонский регой, тяжело вздохнув, принялся за объяснения.
Постоянного населения, принадлежащего к одной из четырёх общин, которые и образовывают Мар-Хон, проживает чуть более тысячи семей, или восемь с небольшим тысяч человек. Но кроме полноправных жителей, обладавших правами на пользование полями и прочими угодьями, здесь постоянно толклось немало пришлого люду, в основном, конечно, с разных концов Хона и Вэя, но, в общем-то, попадались обитатели всех областей Западной равнины и прилегающих к ней глухоманей вроде Огока или Талу, да и сонаи не были здесь совсем уж в диковинку.
Конечно, каждый приходящий в административный и по совместительству торговый центр побережья автоматически считался гостем, как и путешественник в любой другой части Пеу. Однако, если где-нибудь в Бонхо или Ласунге чужак мог рассчитывать на гостеприимство хозяев в течение месяца, а при хорошо подвешенном языке и умении складно и красиво рассказывать о своих похождениях – и дольше, то мархонские Мужские дома крышу над головой и кормёжку предоставляли гостям лишь на пару-тройку дней, максимум на неделю. И никакие таланты вешать лапшу на уши не помогали – темнокожие, вечно галдящие и куда-то спешащие (ну, это только на фоне жителей более глухих мест Пеу, в моём прошлом жизненный темп был всё же повыше) портовые обитатели, может, и походили больше на воробьёв или грачей, чем на на соловьёв, но баснями долго их кормить не удавалось всё равно.
Обстоятельства, приводящие их в морские ворота Пеу, были самые разные, равно как и время пребывания в Мар-Хоне. Кто-то заглядывал на несколько дней обменять свои товары на местные или, если повезёт, на заморские, поглазеть на чужаков и большие корабли, попить браги с мархонскими дареоями, а потом отправиться домой. Но были и те, кто намеревался задержаться здесь и подольше: прячущиеся от оставшихся на родине кровников или иных жаждущих мести; поссорившиеся с роднёй или земляками, наконец, квалифицированные ремесленники, которым было тесно в родной деревне с её узким рынком сбыта.
Соответственно целям визита и правовой статус «понаехавших» был различным. Пришедшие по торгово-обменным делам или просто из любопытства, погостив, отбывали восвояси. Жители деревень Хона и Вэя теоретически тоже могли пользоваться гостеприимством местных бесконечно – в обмен на готовность в любой момент принять посетителей из Мар-Хона у себя дома. Гончары, татуировщики, мастера по дереву или совсем уж узкие специалисты по строительству лодок либо изготовлению ритуальных барабанов, как правило, с удовольствием принимались той или иной общиной в качестве «почётных гостей» со всеми вытекающими из этого правами на защиту со стороны хозяев и ответными обязанностями.
Да и необладающие востребованными ремесленными специальностями чужаки издалека зачастую вливались в местный социум: для этого нужно было просто продемонстрировать хозяевам, что ты не полное чмо или не какой-нибудь отморозок, которого для спокойствия лучше прибить, ну и готов не только байки травить да брагу в глотку заливать, но и работать. Конечно, отношение со стороны окружающих к пришельцу будет не очень дружелюбным – по местным понятиям полноценными людьми считаются только принадлежащие к своей общине или те, кого опасно трогать, вроде регоев или моих «макак». Но при желании и правильном поведении через несколько лет такой чужак воспринимался коренными мархонцами как
