Три короба правды, или Дочь уксусника - Светозар Чернов

– Швейцара нет, – сообщил Жеребцов. – Перед самым Рождеством в Николаевскую больницу на Пряжку доставлен был с нервной горячкой. Якобы черт из-под него стремянку выбил и потом хохотал в темноте.

Городовые притащили из дворницкой Савву Ерофеича, а из задних комнат были приведены перепуганные лакей и камердинер.

– Итак, господа, я хочу задать вам всем один вопрос, – объявил Путилин. – Где вы все были во время ограбления?

– В дворницкой был, – сказал Савва Ерофеич. – В восемь утра снег размел, дрова в квартиры поднял, и отдохнуть пошел.

– Так, а вы? – ткнул пальцем в сторону прислуги Путилин.

– Мы были у себя в комнате и играли с Иоганном в домино, – сказал лакей.

– И вы ничего не видели и не слышали?

– Мы ничего не видим и не слышим, – сказал лакей. – Потому что нам не велено туда ходить в отсутствие хозяина.

– Потому что там портвейн, – сказал Иоганн.

– Ну, портвейна там уже нет, – хмыкнул Путилин. – Скажите, а никто из вас не видел в последние дни на лестнице или вообще около дома разыскиваемых полицией господ: обоим около сорока, один высокий, в очках, одет богато, по виду поляк, голова перевязана; второй пониже, но поплотнее, русский.

– Видел я этого русского сегодня, – сказал камердинер.

– Где?

– Да вот здесь, в коридоре. Я из ватерклозет выходил, а он ретирад искал.

– А почему вы решили, что это был он? – спросил Вощинин.

– Да, мы прекрасно их обоих знаем, они над нами в квартире у академика Кобелевского с самого Рождества живут.

– Ты их знаешь? – спросил Вощинин у дворника.

– Тех, что в квартире у академика живут? Знаем. Хорошие господа, только беспокойные очень. Ну, да у них служба такая в царской охране.

– Где? – в один голос воскликнули сыскные и пристав.

– В царской охране. А что? Они мне и околоточному листы открытые предъявляли, за подписью директора полиции. И велели никому не сказывать, потому как у них тайная миссия.

– Может ты, любезный, еще и про ключи знаешь к этой квартире и к ящику несгораемому? Откуда они у этих, м-м-м… господ оказались?

– А как же не знать?! Знаем. Я сам их им дал.

– ?!

– Я сундук нищенки нашей отдал. Там и яды были разные, и накладные бороды, и открыт лист от полиции, такой же, как у господ. Ну, и ключи.

– Какой еще нищенки? – спросил Вощинин.

– Которая у выгребной ямы живет. Раньше-то она в полюбовницах у господина сеньора была, а потом, как отставку получила, в полицию, видать, агентом нанялась, и за сеньором следить была от директора приставлена. Только вот она от дерьма выгребного тифозную горячку подхватила, и в больнице умом тронулась. Теперь ничего не помнит, даже как ее самую зовут.

– Что случилось с моей любовницей? – переспросил бразилец, который мало понял из разговора.

– С ума сошла ваша полюбовница, – махнул рукой дворник.

– Два дня назад?

– Почему два дня? Она уже давно чокнутая.

– Это она разодрала ему голову… – пробормотал д’Абреу. – Какой ужасной опасности я избежал…

– Это вы о чем, господин посол? – спросил Путилин.

– Она ведь могла меня убить!

– Могла, – согласился дворник. – Мы ядами из ее сундука крыс в доме травили – мерли как мухи.

– И что нам делать, Иван Дмитриевич? – спросил растерявшийся Вощинин. – Приказать городовым двери в их квартиру взломать?

– Там их все равно нет, – сказал Путилин. – И сюда они больше не явятся. Давайте-ка мы квартиру опечатаем и запрос направим директору Департамента, действительно ли такие типы действовали от его имени. Однако я уверен, что таких в Департаменте не знают. Надо послать людей в другие посольства, предупредить, чтобы были настороже. Мне кажется, что я их раскусил. Они метят выше, гораздо выше, чем я раньше думал. Их цель – перессорить великие державы с Россией, выкрадывая дипломатические бумаги и продавая их другим таким же авантюристам, а когда дело дойдет до войны, передать наше новейшее оружие врагам России и тем самым донельзя ослабить ее.

– Э-э-э! – осторожно произнес чиновник министерства иностранных дел. – Мне кажется, что вы, ваше превосходительство, несколько преувеличиваете значение наших отношений с Бразилией для военной ситуации в Европе. Да и винтовка господина Мосина не может играть такую решающую роль в будущих сражениях.

– Это только ботва от морквы, – сказал Путилин. – А сама морква во тьме общественного неведения зреет на кислых полюстровских водах… И когда ее явят, мир содрогнется!

– Вы о чем, Иван Дмитриевич?! – испуганно дернул Путилина за рукав воздетой к потолку руки Вощинин.

– Помните, я говорил вам про одного отпрыска? Ждет Россию великая смута и новый самозванец! И снова поляки возьмут верх над православным людом, и много крови прольется, прежде чем народится новый князь Пожарский!

7 января 1893 года, четверг

– Ну что, Карп, нет каких сведений от Секеринского про двух наших молодцов? – спросил Черевин, садясь на кровати и принимая от денщика стакан с капустным рассолом.

– Исчезли, как в прорубь канули, – ответствовал Карп. – Приезжал утром посыльный из Охранного, говорит, никаких следов нету.

– Как бы в самом деле их под лед не спустили. Вон, к водосвятию сколько прорубей понаделали!

– Оно, конечно, так, Петр Александрович, – согласился денщик, забирая стакан обратно. – Два дня уж как исчезли. Только таких разве утопишь! Они ж как заговоренные, в одну прорубь их кинешь, а они из другой уже лезут. Да и в святой воде разве ж кто утонет?

– Грешники великие, например.

– Кстати, там к вам барышня какая-то заявилась, некая Варвара Алексеевна Мартынова.

– Подавай портки.

Черевин быстро облачился, сполоснул под умывальником лицо и вышел в гостиную.

– Чем обязан, сударыня? – спросил он и тут узнал в посетительнице барышню, крутившуюся вокруг Фаберовского в театре. – Вы знаете что-нибудь о них? Только, пожалуйста, без рыданий. Скажите мне внятно, громко: я после Борков плохо слышу. Когда вы последний раз видели их?

– Вчера утром, – всхлипывая, ответила Варенька и вскочила с дивана.

– Садитесь, садитесь. – Черевин сел на стул напротив. – Карп, подай нам с барышней чаю с коньяком и лимоном. Значит, вчера утром они были еще живы? Опа! Карп, плюнь на чай, неси нюхательную соль! Барышня в обморок хлопнулась.

Вдвоем они уложили Вареньку на диване и привели в чувство.

– Уж не влюблены ли вы в какого-нибудь из моих молодцов? – спросил Черевин, который обрел некоторую надежду на то, что его агенты живы. – В господина Владимирова, например? Я и сам в него влюблен отчасти.

– Мне господин губернатор не понравился, – ответила Варенька слабым голосом. – Он у нас все колбаски съел и мою подругу очкастой мумлей назвал. У нее сейчас руки отнялись после ночи, проведенной с ним. Она его всю ночь газетой обмахивала.

– Так вы, значит, в господина Фаберовского влюблены-с?

– Господин губернатор…

– Будет вам уже, барышня! Какой он, к черту, губернатор!

– Господин Владимиров привез его к нам на квартиру раненного, в горячке, мы еле его выходили. Они очень опасались, что заговорщики захотят добить их.

– Они что, не могли кого-нибудь отправить ко мне?

– А вы разве не получили от них записку? Соломон должен был принести ее еще позавчера.

– Что еще за Соломон? Сам он где сейчас?

– Не знаю. Он ушел позавчера и больше не приходил. Он студент Медико-Хирургической академии. Соломон Шамович Варшавчик. Неужели его тоже убили?

– Г-н Варшавчик, небось, ваш бывший жених? Которого мы с Ширинкиным в театре допрашивали? Хотел бы я знать, кому он эту записку вместо меня передал. Если заговорщикам, то господин Фаберовский вместе с губернатором имеют все шансы действительно оказаться где-нибудь в проруби. Увидитесь с ним по весне, когда полиция вас на опознание вызовет. Карп, соль!

Пока денщик выводил опять Вареньку из обморочного состояния, Черевин нервно расхаживал по гостиной и пытался думать. Голову ломило с похмелья, но надо было действовать. Он телефонировал в дворцовое управление и велел прислать за ним сани.

– Что мне делать, Ваше превосходительство? – спросила Варенька, увидев, что Карп помогает генералу надеть шинель.

– Можете поехать со мной. Карп, телефонируешь полковнику Секеринскому, пусть едет прямо на Большую Конюшенную, ждет меня там в кондитерской Вебера. И пусть отправит людей за Соломоном Варшавчиком в Медико-Хирургическую академию, и тоже его на Конюшенную.

– А мы куда?

– К невесте господина Владимирова. А ведь завтра на свадьбе у него гулять собирался! Тьфу!

Подали сани, и Черевин вместе с Варенькой отбыли на Шпалерную. Вслед за ним ехал извозчик с двумя жандармами.

Кухмистер встретил их сам не свой. Он даже не мог сегодня стоять у плиты, потому что от волнения у него тряслись руки.

– Ваше превосходительство, смилуйтесь над безутешным папашей, – кинулся он в ноги Черевину. – Скажите: где жених?