Синий конверт - Игорь Шприц

Игорь Шприц

Синий конверт

Глава 1

Бессловесный свидетель

Два желтых немигающих кошачьих глаза неотрывно следили за людьми, вошедшими в дровяной сарай, что стоял в отдалении от дома в курортном местечке Парголово.

Осенью дачники разъезжались по городским квартирам, оставляя на дачах комплекты старых журналов «Нива», мебель из ивовых прутьев и котов, которым не было места в городе. Большинство из брошенных погибали, но некоторым везло — вокруг дач водились мыши — и они переживали зиму, чтобы весной снова встретиться с предавшими их хозяевами. Коты зла не помнили, но людей избегали.

Поэтому темно-серый сибирский кот, летняя кличка Максимилиан, для друзей просто Макс, благополучно питавшийся всю зиму жирными мышами в стогах сена, не стал ластиться к двум человеческим особям, а, спрятавшись на поленнице дров в сарае, внимательно следил за всеми их телодвижениями.

Люди зашли в сарай. Маленький и шустрый не делал ничего, только следил за действиями высокого и медленного. Высокий студент-путеец разложил на столе отдельные компоненты будущей бомбы: корпус, взрывчатку в пакете, стеклянные трубочки с серной кислотой для запала. Григорий Гершуни внимательно наблюдал за происходящим, куря папиросу.

— Пожалуйста, не курите… — заметно нервничая, сказал путеец.

Гершуни никак не среагировал на просьбу.

— Уберите папиросу! Прошу вас!

— Да не волнуйтесь вы так. — Гершуни снисходительно погасил папиросу.

Путеец разложил все детали на столе в только ему ведомом порядке.

— Так… вот и все…

Гершуни иронически оглядел разложенное:

— А бомба где?

— Сейчас будет. Уйдите отсюда!

Путеец был явно не в себе. Однако Гершуни было приятно настаивать на своем:

— Я не трус.

— Все равно уйдите, — с затравленным видом обернулся путеец. — Мало ли что…

— Хорошо, как скажете.

Гершуни направился к двери.

Внезапный шум заставил обоих вздрогнуть.

Сверху с поленницы скатилось полено. Максу не понравился запах и тон разговора, и он решил уйти по-английски.

— Кошка, — сказал Гершуни и пошел вслед за Максом.

— Обождите, — остановил его на пороге сдавленный голос путейца. — Возьмите.

И студент протянул Гершуни сложенный вдвое листок бумаги.

— Что это?

Голос путейца окреп:

— Прощальное письмо революционной молодежи России.

— Ого! Но думаю, сегодня оно не понадобится, — усмехнулся Гершуни и взял листок.

— Всякое может быть…

— Не нервничайте. Все будет хорошо.

— Я спокоен, — трясущимися губами выдавил из себя студент.

— Надеюсь, — и Гершуни вышел.

Стоял февраль, но солнце светило совсем по-весеннему. Гершуни прислонился к толстому стволу березы, разжег погасшую папиросу и подставил лицо теплым солнечным лучам. Настроение у него было тоже весеннее. Жизнь складывалась хорошо, семена будущей террористической организации давали первые всходы. Молодежь, воодушевленная убийством министра просвещения Боголепова, просто-таки рвалась к оружию и мечтала о других, не менее громких терактах, чтобы прославить свое имя и подвигнуть Россию на спасительный революционный путь.

Своей первой задачей Гершуни полагал создание небольшой сплоченной группы боевиков, готовых на все, вплоть до собственной смерти. Но при этом надобно было отсеивать зерна от плевел, революционеров фразы от желающих прославиться. Охранка не дремала, и второй задачей было недопущение в свои ряды агентов царского правительства. Они наверняка проникнут в организацию, поэтому необходима строжайшая конспирация и бесконечные проверки. Привлекать людей случайных, непрозрачных, непонятных ни в коем случае нельзя. И Гершуни стал выстраивать в голове логическую систему отбора кандидатов. Он считал себя большим знатоком людей.

Вот этот студент в сарае был человеком случайным, со стороны. «Что он там понаписал?» — подумал Григорий и, прищурившись (он был несколько близорук, но очков не носил), стал вглядываться в мелкий почерк прощального письма. С первых же строк на его губах появилась усмешка.

ДОСЬЕ. ГЕРШУНИ ГРИГОРИЙ АНДРЕЕВИЧ (ГЕРШ ИСААК ИЦКОВИЧ).

Родился 18 февраля 1870 года в имении Таврово Ковенской губернии. Из мещан. В 17 лет бросает учебу в гимназии и уезжает в Старую Руссу работать у дяди аптекарским учеником. В 1887–1888 годах работает учеником провизора в Кронштадте, удостаивается письменной благодарности о. Иоанна Кронштадского за устройство Дома трудолюбия. В 1895 году поступает в Киевский университет, где сразу избирается в совет старост и союзный совет. Получив степень провизора, отправляется в Москву. В 1898 году приезжает в Минск и открывает химико-бактериологический кабинет, школу для еврейских мальчиков, при ней — вечерние курсы для взрослых. Брешко-Брешковская, «бабушка» русской революции, вернувшаяся после 25-летней ссылки в Минск, благословляет Гершуни на террор. С сентября 1901 года единолично создает Боевую организацию партии эсеров. Партийная кличка — Гранин.

Затаившись в куче нераспиленных бревен, Макс внимательно следил и за Гершуни, и за сараем. Летом он воспитывался в большой семье столичного юриста и посему был котом интеллигентным, развитым и любопытным. Возможно, скоро дача вновь наполнится жизнью, а его сухое блюдечко на веранде — финскими сливками и творогом, каждое утро доставлявшимися молчаливой молочницей-чухонкой. Поэтому первый за зиму визит людей внушил Максу определенные надежды.

Студент-путеец в сарае, не теряя времени даром, заполнил оболочку доморощенным динамитом. Затем перевел дух, вытер пот со лба и дрожащими мокрыми пальцами взялся за склянки с кислотой и запалом. От нервной работы у него на руках образовалась экзема, изъязвленные пальцы были чрезвычайно чувствительны ко всякого рода веществам. Вот и сейчас остатки кислоты на стекле пробирки немедленно стали жечь кончики пальцев.

Пытаясь избавиться от боли, он перехватил запал другой рукой. Но, не будучи двусторонне развитой личностью, не удержал его и выронил. Запал упал рядом с бомбой и издал тренькающий звук. Студент призвал в помощь черта, и тот не замедлил явиться. В стекле пробирки образовалась невидимая взору волосяная трещина, что не помешало несбывшемуся подрывнику вставить запал в бомбу. Этот опрометчивый шаг через несколько секунд в корне изменил судьбу двух живых существ — его самого и кота Макса.

Гершуни дочитал обращение к революционной молодежи и докурил папиросу. Издали донесся гудок паровичка — рядом проходила железнодорожная ветка. Не опоздать бы на поезд! Надо поторопить этого слюнявого романтика. В том, что предлагаемое взрывное устройство не сработает, он уже не сомневался. Люди, пишущие такие обращения, обычно ни на что иное не годны. И Гершуни набрал в грудь воздуха, чтобы поторопить экспериментатора. Но не успел.

Кот Макс в своем уютном убежище тоже пригрелся и прикрыл глаза. Ему пригрезилось лето, свежепойманная рыбешка и соседская кошка Фенечка. Во сне Макс погнался за подбитой лопоухим гимназистом птичкой, но не догнал.

Запал сработал и подорвал волной детонации весь динамит разом. В мгновение ока сарай превратился в клубящийся шар огня, дыма и крошева из остатков досок, дров и студента-путейца. Счастье, что Гершуни не успел высунуться из-за широкого березового ствола. Максу повезло меньше: бревна сдвинулись, и верхнее придавило коту задние ноги и хвост.

Гершуни, оглушенный близким взрывом, выронил из рук «Обращение к революционной молодежи» и несколько секунд пребывал в прострации. Затем на негнущихся ногах он побрел было к сараю, но тут же увидел, что идти уже некуда — сарая не существовало в природе. Равно как и находившегося внутри него автора бомбы и обращения.

Мысли в голове Гершуни впервые в жизни начали путаться, и потребовалось изрядное усилие воли, чтобы собрать их в железный кулак рассудка. Вначале он порывался куда-то бежать и зачем-то звать на помощь. Но тут же сообразил, что единственно верным решением будет исчезновение с места взрыва. Что Гершуни и сделал.

Первые несколько метров он шел послеобеденной походкой дачника. Но потом нервы не выдержали, и Гершуни резво побежал к поезду, иногда соскальзывая с протоптанной дорожки в целину февральского снега. Вслед ему неслось истошное мяуканье Макса. Встревоженное взрывом окрестное воронье летело над Гершуни, во все горло извещая о новой напасти на беззащитных ворон. Лес настороженно молчал…

Старший филер Особого отдела Департамента полиции Евграфий Петрович Медянников мерял шагами служебную комнату и диктовал писарю инструкцию для филеров розыскных и охранных отделений на местах.

Согласно ходатайству начальника группы по борьбе с террором Павла Нестеровича Путиловского вышестоящее начальство в лице директора Особого отдела Леонида Александровича Ратаева нижайше попросило Евграфия Петровича поделиться богатым двадцатилетним опытом слежки, изложив его в письменном виде. Евграфий Петрович заскучал: не силен он был в орфографии, да и в пунктуации его познания далее точки и запятой не заходили. Услышав, однако, что можно надиктовать инструкцию дежурному писарчуку, он воспрял духом и резво принялся за дело.