Синий конверт - Игорь Шприц

Тем временем все инородное и кровавое было собрано и погружено в подводу. Берг удовлетворенно улыбался, Медянников же озабоченно продолжал нарезать большие круги.

— Что вы потеряли, Евграфий Петрович? Пора в дорогу.

Путиловский надышался свежего воздуха до зевоты, хотелось поскорее очутиться в домашнем кабинете и начать работать по наставлению для умственно и нравственно окрепшей революционной молодежи.

— Котика ищу, Павел Нестерович, котика. В останках его нет, следов наружу тоже… Где-то здесь прячется, подлец. Видать, зашибло серого, боится высунуться! — и в отчаянии Медянников горестно мяукнул.

Макс внимательно следил за пришедшими людьми. Голос у него был сорван задолго до их прихода, однако никто не помог ему освободить задние лапки и хвост. А самому вывернуться не было никакой возможности. И по давней кошачьей привычке он молчал, чтобы не навлечь на себя еще большую беду, — защищаться в таких условиях он не мог. Но этот большой человек, внезапно мяукнувший почти по-кошачьи, вызвал у него редкое среди котов чувство симпатии, и Макс не удержался — мяукнул в ответ.

Только случайность (в этот момент все затихли, оглядывая место недавней трагедии) спасла Макса. В наступившей тишине все услышали отчаянный сиплый вопль погибающего кота.

Фелинолог, то бишь специалист по котам, Медянников рявкнул:

В бревнах он, в бревнах! — и кинулся спасать серую душу.

Всем стало радостно оттого, что невинное животное нашлось, и эта детская радость привела к тому, что уже через несколько минут комок шерсти с четырьмя лапами, хвостом и головой был извлечен из-под бревна.

Все столпились вокруг лежащего на снегу Макса. Кот попытался было ползти, но задние ноги беспомощно волочились тяжелым мертвым грузом.

— Небось, хребет перебило, — авторитетно высказался первый городовой.

— Они живучие-с! Пристрелить, ваше благородие? Чего скотину мучить? — проявил инициативу второй, которого выворачивало. Он пришел в себя и всячески старался загладить позорную для городового слабость, даже храбро достал револьвер.

— Отставить!

Путиловский осторожно взял кота на руки.

Макс безропотно припал к человеку, очень похожему на старого летнего хозяина. Запах от него был точно такой же: сигары, коньяк, лимон и женские духи. Поэтому кот решил, что хозяин вернулся и спас его. Значит, не зря мяукал целый день. И Макс, цепляясь передними лапами, как маленький котенок полез за пазуху Путиловскому.

— Признал-с! — подобострастно обрадовался второй городовой.

Макс залез за пазуху полностью и даже чуть муркнул, так ему стало тепло и хорошо внутри меховой бекеши Путиловского.

Никогда Павел Нестерович не испытывал слишком уж большой симпатии к котам, но атака была произведена так быстро и при столь странных обстоятельствах, что выбора не оставалось. Придется везти кота домой и там решать, что делать. Был у Путиловского знакомый профессор, но тот заведовал ветеринарной кафедрой в Военно-медицинской академии и практиковал исключительно по лошадям. Правда, разницы между котом и лошадью Путиловский сейчас не ощущал: все Божьи твари.

— Может, я к себе его возьму? — предложил Медянников, понимая, что Лейда Карловна, экономка Путиловского, вряд ли обрадуется лишнему рту.

— У вас же канарейки, Евграфий Петрович!

— Ваша правда, — вздохнул Медянников. Действительно, присутствие кота никогда не вдохновляло кенарей, скорее наоборот — они упорно молчали, инстинктивно опасаясь острых кошачьих аплодисментов.

Стемнело. Усевшись в сани и укутав ноги медвежьей полстью, тронулись в обратный путь. Путиловский устало сомкнул веки. Вновь перед его взором возник Лазурный берег…

…Полосатый облегающий костюм не мешает плыть. Дневной бриз дует с суши на море, поэтому вода у берега спокойная, но холодная: теплый слой отгоняется бризом, а вместо него из глубины приходит непрогретая вода. Пятнадцать по французскому Реомюру, девятнадцать по русскому Цельсию. Анна смотрит в большой морской бинокль. Он машет ей рукой — мол, все в порядке, уплывает далеко в море и ложится на спину. Соленая средиземноморская вода не чета балтийской, в ней можно лежать сколько хочешь…

Дышится спокойно и легко. Сегодня вечером идем в казино. Знаменитая рулетка. Интересно, повезет ли? Говорят, новичкам здесь везет обязательно, особенно если им не везет в любви… Он играл в сестрорецком Курзале по маленькой, правда, больше проигрывался.

Лошади, запряженные в женские кабинки, безропотно стояли по брюхо в воде, ожидая, когда наплаваются спрятанные в кабинках дамские тела. Несколько модниц нового века, презрев условности века старого, в купальных платьях отчаянно шли навстречу глубине и замирали, как и лошади, по пояс в воде. А с берега их щелкали «кодаком» любители светописи. Пора выходить, скоро обед за табльдотом.

Вечером поехали в Монте-Карло: Анна в платье с глубоким декольте, Путиловский в смокинге. Скромное двухэтажное здание с легкомысленной башенкой посередине. Ничего ужасного или дьявольского. Знаменитые мраморные ионические колонны. Путиловский сосчитал — действительно, двадцать одна. Очко. Не врал Франк, три года назад просадивший здесь в одночасье свое годовое профессорское содержание.

Анна была азартна до невменяемости и несколько лет тому назад поклялась на Евангелии, что не подойдет к рулетке. Тем интереснее ей было наблюдать за Путиловским. Купив фишки, они подошли к столу, Анна шепнула ему на ухо: «Черное или красное!»

Несколько ставок Путиловский пропустил. Потом поставил на черное. Выиграл. Подумал и снова пропустил. Он знал закон больших чисел, но, похоже, этот закон здесь знали все, кроме самой рулетки. Иногда столы сходили с ума, и надо было угадать тот момент, когда ничто — ни смена крупье, ни молитвы игроков, ни самоубийства русских князей — не могло увести взбесившийся стол с безумного разорительного пути.

Он осмотрел зал — все столы были спокойны. Обошел кругом, кидая на черное мелочь. Немного выиграл, чуть больше проиграл. Полюбовался на канделябры богемского стекла по сто пятьдесят кило каждый. «Такими не поразмахиваешь!» — мелькнуло в голове. Анна тенью шла сзади, боясь спугнуть удачу, которой пока не было видно. Но что-то витавшее в воздухе давало Путиловскому стопроцентную уверенность в сегодняшнем успехе.

Одно лицо вдруг привлекло его внимание. Где-то он видел этого человека. Он видел этот широкий книзу, лысоватый череп, плотно, почти без шеи влипший в тулово. Толстая фигура, пухлые пальцы, взгляд твердый и уверенный. Мочки ушей большие, отвисшие. Губы несколько восточной, семитской формы. Но сам человек точно из России. Их взгляды встретились, и господин тоже признал Путиловского. На всякий случай оба кивнули друг другу, но вступать в разговор было некогда: именно сейчас этот человек выиграл достаточную сумму, поставив на красное.

Чтобы не мучить свою профессиональную память, Путиловский отошел в противоположную часть зала и сел основательно. Спиной он чувствовал — Анна стоит сзади и волнуется. Чтобы снять дрожь в душе, поставил пятифранковую фишку на красное и выиграл. Крупье кивнул — игрок ему был приятен — и ловко подвинул Путиловскому две выигранные фишки. Обе тотчас же ушли на красное. И снова выиграли.

После шестой ставки на Путиловского обратились лица соседей. После девятой подошли от соседних столов. После двенадцатой сменили крупье. После четырнадцатой стали собираться со всего зала. Он все время ждал команды «Хватит!», но сзади молчали. После шестнадцатой ставки Путиловский оглянулся и похолодел: Анны рядом не было. Она сидела в кресле у стены, закрыв глаза и сжав обе руки в кулачки.

Семнадцатая ставка на красное была сделана машинально: он не мог обмануть ожидания, которое горело во всех без исключения взорах. Шарик, пущенный навстречу движению колеса фортуны, соскочил с нумерованного трека и заскакал по ячейкам, то застревая на долю секунды, то выскакивая на свободу. Колесо послушно замедлило свой ход, шарик задержался в тридцать первом нумере — а это черное! — потом подумал и нехотя перевалил в соседний девятый. Колесо остановилось. Красное. Семнадцать раз подряд.

«Ну и что? Подумаешь!» — мелькнуло в голове Путиловского, когда с помощью служителя он ссыпал на поднос выигрыш. Рядом негромко рукоплескали зрители. Держа поднос с фишками, Путиловский подошел к Анне, все еще с закрытыми глазами сжимавшей кулачки.

— Аня, — тихо сказал он ей на ухо. — Пошли ужинать. Я угощаю.

Неузнанное российское лицо внимательно посмотрело ему вслед, вздохнуло и поставило на красное. Увы, фарт закончился так же неожиданно, как и начался. Безумный стол пришел в себя.

Анна медленно открыла глаза и узрела гору фишек. Ее тут же начало трясти запоздалой ломкой азарта. Не отрывая взгляда от подноса, она шла следом за Путиловским, как шли средневековые дети за дудочкой крысолова. И только когда в ресторане официант принес замороженную бутылку «Дом Периньон», она разжала кулачки — надо же было взять фужер.