Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

Получил письма от Коли Конради, Annette, Сапельникова, Конюса. Чай пил у себя. Визит г. Ромейко, обладателя конторы вырезок из газет. Вероятно, он тоже из наших анархистов, подобно вчерашним двум таинственным русским, разговаривавшим со мной на репетиции. Писал письма и дневник. Зашедши за Майером, поехал с ним по Elevated в Down Town. Зашли за Hyde, который повел нас завтракать в Down Town Club. Сначала он, подняв нас по лифту невероятно высоко, показал помещение 5 адвокатов и библиотеки законов служащих при их Trust Company. Down Town Club есть не что иное, как превосходнейший ресторан, в который, однако, не пускают никого, кроме членов клуба. Все это коммерческие люди, которым далеко до дому, и поэтому они там кушают свой lunch. После превосходного завтрака я пошел по Броадвею пешком, увы, с Майером. Этот добрейший немец никак не может понять, что его жертвы ради меня излишни и даже тяжки для меня. Что за удовольствие было бы одному пройтись! Но Майер готов пренебречь своими сложными занятиями, лишь бы только не оставлять меня одного. Итак, несмотря на мои уговаривания поехать домой и заниматься делом, он тащился со мной 1½ часа пешком! Вот прогулка, которая может дать понятие о длине Броадвея. Мы шли l½ часа, а прошли едва только треть этой улицы!!! Освежившись в туалетной комнате, отправились в Chikerimy Hall на концерт знаменитого английского певца Сантлея. Знаменитый певец оказался старичком, очень в такте, очень бесцветно исполнявшим арии и романсы по-английски, с английским произношением и английской прямолинейностью и аршинностью. Был приветствован разными критиками, в том числе тем Финком [803], который зимой писал мне восторженно о Гамлете. Не дождавшись конца концерта, отправился домой, где мне предстояло заняться с A[dele] aus der Ohe моим ф[орте]п[иаиным] концертом. Она явилась с сестрой, и я указал ей разные нюансы, подробности и тонкости, в коих ее сильная, чистая и блестящая игра нуждалась, судя по вчерашнему, несколько топорному исполнению. Интересные подробности сообщил мне Рено про американскую карьеру aus der Ohe. Она приехала сюда 4 г[ода] тому назад без гроша денег, но заручившись приглашением сыграть концерт Листа (коего она ученица) в симфоническом Обществе. Игра ее понравилась; посыпались отовсюду приглашения, везде ее сопровождал огромный успех; в течение 4 лет она слонялась из города в город по всей Америке, и теперь у нее капитал в полмиллиона марок!!!! Вот какова Америка! Едва успел по уходе ее переодеться во фрак и отправиться на обед к Рено. Я шел пешком и нашел без затруднения. На этот раз мы обедали в семейном кружке. Только после обеда приходил Дамрош. Я играл с милой Алисой в 4 руки. Вечер прошел довольно приятно. Рено проводил меня до трамвая. Стало вдруг очень холодно.

Мая 5/23. Слуга Макс, подающий мне по утрам чай, провел все свое детство в Нижнем Новгороде и учился в тамошней школе. С 14‐летнего возраста он жил то в Германии, то в Нью-Йорке. Теперь ему 32 года, и русский язык он забыл настолько, что выражается с большим трудом, но большинство обыденных слов знает. Мне очень приятно бывает говорить с ним немножко по-русски. В 11 часов явился пианист Руммель [804] (старый берлинский знакомый) все с тем же приставанием дирижировать в его концерте 17 числа, по поводу чего однажды он уже был у меня. Приходил журналист, очень любезный и ласковый. Он спрашивал, нравится ли моей супруге пребывание в Нью-Йорке? Этот вопрос мне уже нередко предлагали. Оказывается, что на другой день после моего приезда в некоторых газетах было сказано, что я приехал с молоденькой и хорошенькой женой. Произошло это оттого, что два репортера видели, как я садился в карету с Алисой Рено у пароходной пристани. Завтракал внизу в отеле. Гулял по Броадвею. Зашел в рекомендованный мне венский кафе, но имел несчастье натолкнуться на капельмейстера Зейдля, и пришлось беседовать с ним, – а мне было не до беседы. Я волновался по поводу предстоявшего первого появления на вечернем концерте перед 5‐тысячной публикой. Возвратившись домой, имел крайнее неудовольствие принять ворвавшегося ко мне M-r Buso (один из французских пароходных приятелей). Он сидел бесконечно долго, имея напускной, грустный вид и как бы ожидая, что я спрошу, почему он расстроен. Когда я наконец предложил ему этот вопрос, то Buso рассказал, что у него вчера в Central Park украли все деньги и что он пришел просить у меня 200 фр. А богатый отец? а миллиарды пробок, которые фабрикуются и рассылаются по всему миру? Все эти россказни его, значит, вздор? Я объявил ему, что теперь денег не имею, но, может быть, дам в конце недели. Очень все это подозрительно, и я начинаю думать, что не он ли стянул мой кошелек на пароходе? Нужно будет посоветоваться с Рено. В 7½ за мной зашел зять Рено. В переполненном каре мы доехали до Music Hall. Освещенная и наполненная публикой, она имеет необыкновенно эффектный и грандиозный вид. Я сидел в ложе с семейством Рено. Началось с того, что Рено произнес речь (по поводу чего бедняга ужасно накануне волновался). После него пели национальный гимн. Затем пастор говорил длинную, как говорят, необыкновенно скучную речь в честь устроителей здания, и особенно Carnegie. После того исполнена очень хорошо Увертюра к Леоноре. Антракт. Сошел вниз. Волнение. Моя очередь. Приняли очень шумно. Марш прошел прекрасно. Большой успех. Остальную часть концерта слушал в ложе Hyde’а. Те Deum Берлиоза скучноват; только в конце я испытал сильное удовольствие. Рено увлекли меня к себе. Импровизированный ужин. Спал как убитый.

Мая 6/24. Tschaikovsky is a tall, grey well built interesting man, well on the sixty (?!!). He seems a trifle embaras-sed, and responds to the applause by a succession of brusque and jerky bows. But as soon as he graps the baton his self confidence returns [805]. Вот что я прочел сегодня в Herald. Меня злит, что они пишут не только о музыке, но и о персоне моей. Терпеть не могу, когда замечают мое смущение и удивляются моим brusque and jerky bows.

На репетицию отправился в 10½ час[ов] пешком. Насилу нашел с помощью рабочего вход в залу. Репетиция прошла очень хорошо. По окончании сюиты музыканты кричали что-то вроде hoch. Весь облитый пóтом, должен был беседовать с Μ-те Рено, ее старшей дочерью и двумя другими дамами. У Рено в Office. Пароходный билет, инструкция касательно поездки в Филадельфию и Бостон. Переодевшись, поспешил